***
Сидящий на диване Данила смотрит в одну точку, гладя по волосам уснувшую на его коленях Леру. Он, пьяный и уставший после двух часов распивания алкоголя, до сих пор не может поверить в реальность происходящего — они вдвоем, а победитель один. Если они выживают, то это без раздумий остается Мидлер. Кашин не сможет справиться с такой потерей, зная, что он мог её спасти. Вообще, ему это кажется сущим бредом: весь мир, существование жизни на нём и эти, сука, блядские игры. Кровавая бойня ранних коллег и друзей, больное извращение богатых людей, которым кажется, что они правят вселенной, что они центр всего живого и всё крутится вокруг них. Голодные Игры — развлекаловка, держащая людей в «ежовых рукавицах», а блоггеры — пешки в их руках, которыми они управляют так, как только придёт им в голову. — Дань, — из мыслей его вытягивает Лиза. Она сидит в кресле и допивает бутылку тёмного пива, рассматривая умиляющую, но в это же время отвратительно грустную картину влюблённой пары. — Нам надо поговорить, — тихо, чтобы не разбудить Леру, говорит Неред и, ставя полупустой сосуд с алкоголем на маленький столик, встает. — М, да, конечно, — отвлекаясь от размышлений, Кашин встряхивает головой, а после поправляет рукой спавшую на лицо челку. — Только выйдем на улицу? Курить хочу пиздец, — аккуратно перекладывая голову Мидлер на подушку, Данила смотрит на Лизу, кивающую ему в ответ. Взяв пачку уже заканчивающихся сигарет с тумбы, стоящей в коридоре, парень тихо открывает дверь, пропуская подругу вперед. Они выходят на улицу, где сразу им в лицо ударяет тёплый ветер, развивающий волосы Неред, которая, на удивление, была без кепки. — О чём хотела поговорить? — спрашивает он, ловкими движениями доставая завернутый в бумагу табак. Лиза садится на скамейку и, оттягивая рукава толстовки, откидывается назад, кладя голову на деревянную палку. Отчаянно девушка старается собраться с мыслями, она закрывает глаза и делает глубокий вдох, в надежде, что это всё сон. Вот, сейчас она откроет глаза и увидит привычный белый потолок, сама будет закутанная в тёплое одеяло, а на кухне готовит бодрящий чай Даша, напевая какую-то песню. И всё хорошо, как всегда говорит Света, лучезарно улыбаясь. Но, вместо собственной комнаты, увидев ночное небо, усыпанное звёздами, Неред огорчается ещё сильней — мало что происходит по чьему-то хотению. И девушка мечтает провалиться сквозь землю. Покончить жизнь самоубийством. Просто выпилиться из гребаного мира, чтобы ничего не чувствовать, ничего не слышать, видеть, чтобы просто перестать существовать. Ей хочется отмотать время назад и не становится блоггером, а ещё лучше — не рождаться вовсе. — Лиз, — растягивая гласную, Кашин поворачивается к подруге и, видя то, что она уже на грани, присаживается рядом, зажимая в зубах сигарету. — Что такое? — переведя замыленный из-за слёз взгляд, Неред только шмыгает носом и вытирает мокрые дорожки на щекам. — Рассказывай, — твёрдо говорит он, всей душой надеясь на то, что это не из-за него и Игр, на которые его отправляют. — А что рассказывать, м? — спрашивает Лиза и резко утыкается носом в грудь, вдыхая запах духов друга. Те самые, которые она подарила ему на Новый Год. Она любит этот аромат и, казалось, готова с головой зарыться в вещи Кашина, лишь просыпаться, жить и засыпать с этим запахом. Лиза настолько свыкается с тем, что он ими пользуется, что дарит их ему всякий раз, когда они заканчиваются, а Данила, собственно, никогда не был против. — Нечего рассказывать, Дань. Просто всё очень сложно, что у меня, блядь, слов нормальных не хватает, чтобы обо всём сказать! — девушка начинает медленно переходить на крик, свидетельствуя о том, что алкоголь, перемешавшейся вместе с пиздецом последних событий, начинал бушевать в организме. — Успокойся, — грубо отрезает Кашин, тем самым напугав девушку и заставив её впасть в ступор — она большими, удивлёнными глазами смотрит на него. — А теперь расскажи всё, как есть. Я разбираю тебя во время жесткого бухича, так думаешь, что здесь не пойму? Алле, Лиз, ты чего-то меня недооцениваешь, я за года нашей дружбы научил разбирать каждое твоё слово, вне зависимости насколько членораздельно оно сказано, или со сколькими матами, — вот, что Неред всегда ценит в парне — это то, что он не даст слабину при близких, стараясь быть, как можно приближенный к тому Даниле, который есть всегда. Он вновь делает, что всё нормально и уверяет в этом родных, хотя внутри него всё сносит торнадо. — Ух, сука, — девушка делает паузу и, смотря в голубые глаза друга, хмурит брови, готовясь сказать всё одним скопом, чтобы больше не мучатся. — Короче, я стала добровольцем, — зрачки Кашина расширяются, а сигарета, уже находящаяся между пальцев, падает на асфальт, а всем своим видом Даня будто спрашивает: « — Какого хуя?» — Вместо Леры! — быстро дополняет Лиза и внимательно следит за реакцией друга, эмоции на лице которого меняются с большом скоростью; сначала он удивляется, потом, мягко говоря, ахуевает, а после это всё меняется на злость. — Что?! — Даня кашляет, нагнувшись над асфальтом, потупляет взгляд в серый бетон, не веря собственным ушам, не веря услышанному. — Скажи, что мне послышалось. — тихо говорит он, закрывая лицо ладошкой. — Тебе же лучше, если мне это просто послышится, поэтому скажи, что просто решила меня наебать.« — Да нет! Сука! Этого просто быть не может! Я не свыкся с тем фактом, что будет Лера, а тут её меняет Лиза. Да какого хрена?! — в голове Кашина всё рушится, как будто под двенадцати-бальным землетрясением. — Я не знаю, чем она думала, но явно не мозгами. Честно, у неё была возможность жить дальше, а она проебывает её хрен пойми зачем. Ради чего? Чтобы показать, что она такая героиня? Или я, блядь, не пойму? Это же абсолютной воды маразм! Пиздец!»
— Нет, — еле слышно отвечает Лиза. Ей просто напросто не хватает слов, чтобы рассказать обо всём. Они останавливаются в горле жутким комом, не дающим ничего толком объяснить, а каждая попытка заканчивается тем, что слёзы подступают к глазам, затмевая взгляд. Она ничего не видит, стараясь сдержать все чувства в себе, но она — не Кашин. Она не умеет делать покерфейс, а уж тем более, когда рядом с ней Данила, перед ним она становится открытой книгой. Рядом с ним все её чувства сами по себе вылезают наружу, какие-бы баррикады она не строит. — В смысле «нет»?! Какого хрена ты вытворяешь, Лиз? Ты в своем вообще уме? — Кашин срывается на крик. Он подрывается со скамьи и, отходя на метр от неё, начинает разглядывать подругу, стараясь понять, черта с два она это сделала. — А я что, по-твоему, должна смотреть, как ты умираешь, м? Сидеть перед теликом и, сложа руки, следить за тем, как тебя убивают?! — этот вопрос сбивает парня с толку. Он застывает, только сжимая руки в кулаки. — Ты мой лучший друг! И Лера мне не чужой человек! Я знаю, как вы друг друга любите, так почему кто-то должен лишать вас этого? — Неред тоже перестает сдерживать себя, переходя на повышенный тон. Они оба уже забивают на два часа ночи, как будто застывшие на часах. Им всё равно, что из-за них могут проснуться остальные. Существуют только они и их злость, которую они выплёскивают друг на друга. Их переполняется абсолютно всё, и они готовы влепить себе смачные пощечины, чтобы заткнуться. И Лиза, и Даня ненавидят ругаться, но сейчас, когда внутри происходит крушение, они понимают, что это надо им. Просто выплеснуть всё наружу. Кажется, это есть сейчас самым оптимальным для них решением. — Да какого хера ты туда попёрлась? Ты о себе подумала? А об остальных? О Даше? Юлике? Кузьме? Нет?! Я заметил, что нет, — размахивая руками, парень начинает расхаживать со стороны в сторону, изредка кидая на подругу злобный взгляд. — Ты, сука, поехала нахрен! Героиню она из себя строит! Тьфу, блядь! — А ты обо мне подумал? О Лере? Я для тебя, придурка, тут распинаюсь! Я хочу, чтобы ты выжил ради вашей с ней любви! Чтобы ты, сука, был счастлив. Да когда же ты уже поймешь, что я всё и всегда буду делать для вас? Это становится просто невыносимым. Голос Лизы хрипнет, от чего она закрывает рот рукой и вновь присаживается на лавочку, мотая головой в разные стороны — ей сносит башню окончательно. — А мне будет легко видеть, как ты умрешь прямо на моих глазах? Или мне будет заебись жить, когда я буду знать, что я не спас тебя? Блядь, Лиза, какая же ты тупая! — На моем месте должна быть Лера, ты слышишь? Лера! Которую ты, блядь, больше жизни любишь. А как бы она жила?! Ей было бы легко, или что? В любом случае кто-то будет страдать, Дань. От этого не убежать, и найти кого-то нейтрального, чтобы было похуй, нельзя. Всё равно кто-то из нас умрёт. И пусть это буду я, ради вашего с ней счастья. — Блядь, как же всё сложно! — присаживаясь на корточки, Данила делает глубокий вдох. — Ладно. Об этом кто-нибудь ещё знает? — Нет. Я никому об этом ещё не говорила, — хрипло говорит Елизавета и, подняв голову вверх так, чтобы было видно балкон квартиры, благодарит бога за то, что никто из жителей не проснулся, в частности, и остальные ребята. — Пусть покаместь поживут спокойно. До завтра. — До сегодня. Сейчас уже два часа, а через десять нас заберут…***
— Блядь! — утро ребят начинается в десять часов утра. Громкие маты Кузьмы и его телефон, который не затыкается на протяжении нескольких минут будят практически всех, заставляя хоть как-то зашевелиться, чтобы найти злосчастный источник звука. — Да где он, сука?! — расхаживая и крича нецензурную лексику, Гридин ставит руки на пояс и внимательно высматривает гаджет. Голова болит так, будто они вчера выпили весь бар Руслана, хотя, наверное, они именно это и сделали. В каждой комнате валяется, как минимум, две бутылки какого-то алкоголя, напоминающие о вчерашнем нереально жестком алкогольном опьянении, из-за которого сейчас везде воняет перегаром и табачным дымом. Видимо, они действительно решили забыть о проблемах реальности, но не дошли до той стадии алкогольного опьянения, когда забываешь даже то, как тебя зовут. Хотя, вместо этого в их головах гудит перфоратор, обезьяны тарабанят ложками по кастрюле, а ещё взрывается атомная станция. Только сам хозяин — Тушенцов, кажется, был трезвым тем вечером, но его почему-то сейчас нет в квартире, что крайне удивляет Лизу и Даню, заснувших на его кровати. « — Обычно он следит за тем, чтобы здесь ничерта не разъебали, а тут его нет. Странно» — думает Неред и переворачивается на бок, закидывая руку на друга, утыкаясь ему носом в спину. — Может он здесь? — в комнату заходит Кузьма и, не удивляясь спящим ребятам, наверное, даже внимания на них не обратив, продолжает искать телефон. Он уверяет себя, что он здесь, хотя головная боль не дает точно понять, где же всё-таки разрывается от звонков его телефон. — Вы помочь не хотите? — спрашивает Гридин, когда Кашин, недовольно что-то бурча себе под нос, приподнимает голову и смотрит на Никиту. — Нет, пошёл нахуй, — злобно кидает Данила и, щурясь от солнечного света, попадающего сквозь щели между плохо закрытых штор, вновь утыкается лицом в подушку, в надежде опять провалиться в мир Морфея. — Кузьма, пиздуй уже, блядь! — выкрикивает он, сам об этом пожалев, когда в висках взрываются сотни салютов. — Как же хуево, — шепчет он, прислоняя холодную ладонь ко лбу. Кашин только сейчас начинает понимать, что вчера после того, как они с Лизой вернулись обратно, выпить ещё литр водки, а потом с Юликом и Дашей две пол-литровых бутылки дорогого коньяка, после которых их разнесло окончательно, является крайне неудачной идеей. Онешко засыпает на кухне, Даша на диване возле Леры, а он и Неред как-то добираются до кровати Руслана. — Кузьма, он здесь! — устало кричит Даша, и Гридин, вздохнув, плетется в ванную, где и был найден телефон. На дисплее высвечивается неизвестный номер. Никите он кажется на удивление знакомым и, мысленно стукнув себя по лбу за то, что всё время забывает вбивать контакты в телефонную книжку, проводит пальцем по экрану, отвечая на вызов: — Алло, — бодро говорит Кузьма, вспоминая кому же, в итоге, принадлежит этот номер. Лучше бы он, вместо этого, скинул свой телефон с крыши или просто выкинул его. Так было бы лучше для всех. И для него, и для Дани с, как он сейчас думает, Лерой. — Здравствуйте, Никита Ильич, — на том конце трубки слышится монотонный голос, принадлежащий одному из распорядителей Игр. — Мы хотим сказать, что ровно в 12:00 машина будет ожидать Вас по адресу Вашего местоположения. Так же, вы будете ментором Даниила Комкова и добровольца, вместо Валерии Мидлер. Подробней Вам расскажут по прибытию. Всего доброго. Сказать, что Кузьма остался в шоке после этой новости - просто взять и соврать. Глаза лезут на лоб, отчего он, ничего не говоря, идет на кухню и, усевшись за стол, говорит, чтобы сюда позвали Данилу и разбудили Леру. Через пять минут перед ним располагаются сонные влюблённые, скрепившие руки в замок и облокотившиеся друг на друга, а возле Никиты встает Лиза, положившая руки ему на плечи, и упирается подбородком об его голову. Опять неловкое молчание. Все смотрят на Гридина, который открыто пялится на ребят своими большими глазами, а потом делает глубокий вдох и начинает: — Пиздануться можно, — единственное, что может выговорить он. Этот расклад его, безусловно, радует, поэтому парень, вскинув бровями, легонько улыбается. — Лер, у меня для тебя просто роскошная новость, — Кашин резко трезвеет и вряд ли из-за того, что эта «роскошная новость» предназначается его девушке, а потому, что он знает, о чем именно хочет сказать Никита — о добровольце, заменившем Мидлер. И только сам доброволец и Данила знали об этом, как можно было догадаться по более менее счастливому выражению лица друга. Лиза заметно напрягается и еле заметно мотает головой в разные стороны, прекрасно зная, что может и, наверняка, хочет сделать Даня — рассказать всё, что она хочет сохранить в тайне, раз уж никто не знает о содеянном ею вчера днём, считая, что лучше ребята узнают, увидев её на экране, когда они будут выезжать на колесницах во время представления трибутов спонсорам. — Кто-то заменяет тебя на Играх. Ты больше не участвуешь! — моментом назад сонная и еле держащая глаза открытыми, Лера вскакивает со стула и с жутким визгом начинает обнимать каждого, кто попадется под руки, чуть ли не душа их в своих объятьях. — Я не знаю, кто этот суицидник, но мы должны быть благодарны ему.« — А я знаю, — думает Кашин, прожигая в Лизе дыру. — И поверьте, лучше вам об этом тоже не знать, иначе её убьют до начала Голодных Игр.»
« — Ох, Даня, — проносится в её голове, когда на лице Данилы проскакивает фальшивая улыбка, якобы показывающая его радость за Леру. — Ты ведь не посмеешь никому об этом рассказать, ибо я тебя прикончу на месте до начала ебучих Игр.»
— Я очень рада за тебя, — обнимая Мидлер, говорит Лиза. — Береги его, когда он вернется, — тихо шепчет она и легонько улыбается. Неред прекрасно понимала, что это можно считать началом конца. Её забирают буквально через два часа, и она больше не вернется сюда, в Питер. Больше не будет ходить по этим улицам, заходить в знакомые подъезды друзей и гулять, устраивая на чьей-то квартире нереальный алкогольный заплыв. Это всё остается у неё за спиной в графе «прошлое», мирно покоящейся сзади. Предоставленные этим всем воспоминания, она будет вечно хранить в сердце и воспроизведет их в памяти, когда умрёт. Это не зря, как ей кажется. Это ради счастья и любви лучшего друга. Так надо. Так должно быть. Тогда Лиза точно будет знать, что проживает свою жизнь не зря, а ради кого-то. Хоть и осознание того, куда она попадёт на пару с Даней, пугает её, но чувство радости, когда он победит, всё-таки берет верх ещё до начала всего.Начало конца. Её. Или его. Их общее.