countdown

***

       — Лиза?! — ошеломленным голосом спрашивает Никита, подрываясь с места. — Только не говори, что ты доброволец! Нет! Лиза, ты не можешь быть добровольцем, — начав метаться по всему вагону, Гридин приложил руки к голове, огромными глазами осматривая мебель, боясь смотреть на подругу. Он хотел, чтобы это было глупым сном и вот, сейчас он вновь взглянет на девушку возле Комкова, а ею окажется не Лиззка, а какая-то другая, просто похожая на неё. Не она. Не его подруга, которую привык видеть с улыбкой, с огнём в глазах и бутылкой пива в руках, но никак не с оружием, которым она, наверняка, вряд ли умеет владеть.        — Могу, — тихо говорит Неред, присаживаясь за стол. — Успокойся, Никит, пожалуйста, — прерывая Кузьму, то и дело твердящего « — Ну нахуй!», Лиза облокотилась на стол руками и, опираясь щекой на ладонь, смотрит на неугомонного друга. — Кузьма, блядь! — кричит девушка, заставляя Гридина остановится хотя бы на несколько секунд и обратить на неё внимание. — Сядь и не маячь!        — Ебать, то есть ты становишься добровольцем, никому и ничего не сказав, а тут говоришь мне успокоиться! Да ты где ебанулась, а? — парень был на взводе и был готов разъебать здесь абсолютно всё, но еле сдерживался, сжав руки в кулаки до того, что костяшки побелели. Вены вздулись, отчего вид Кузьмы был довольно внушающим, заставляющий Лизу поникнуть в тот же час, когда он кинул на неё озлобленный взгляд. — Пиздец! — выдает он, взмахнув руками. — Ты чем, дура, думала? Жопой? Или чем, сука?! Чем, ебанный в рот?!        Крики Никиты, раздающееся по вагону, пугали не только Неред, но и всех остальных, включая Комкова, который, мягко говоря, был шокирован такой реакцией Гридина на «благородный поступок» подруги. Даниил просто стоял в ступоре, огромными глазами смотря на картину, происходящую прямо перед ним, и, когда на глазах Лизы выступили слёзы, он резко схватил Никиту за руку, отдёрнув:        — Угомонись, — спокойным, размеренным голосом произносит Комков, отпуская ментора. — Я, конечно, всё понимаю, но это уже клиника. Криками здесь уже не поможешь, поэтому сядь и лучше расскажи, как выжить, — подойдя к Неред, Даня повернул голову к застывшему Кузьме. — Ну, — поднимает бровь и садится на диван, — мы ждём.        — Да, блядь, — начинает Никита, уже собираясь вновь размахивать руками и выкрикивать все нецензурные слова, которые он только знает.        — Не блядкай! — резко отвечает Лиза, повернувшись к другу. — Хватит, блядь, поорать и позже успеем, а сейчас хватит! Сядь и рассказывай!        — Ладно, — закрыв глаза, тот выдыхает и, подойдя к трибутам, сел перед ними, смотря то на Елизавету, то на Даниила. — Если такое дело, то надо спасать ваши задницы, а с тобой, — показывая пальцем на Елизавету, Никита нахмурил брови, — мы поговорим позже, я понятно свои мысли излагаю?        — Более чем, — отрезает Неред, скрещивая руки на груди. Она понимала, что её ждет серьезный разговор, который неизвестно, чем закончится, но явно чем-то очень плохим, зная вспыльчивый характер их двоих. Девушка просто вздохнула и принялась слушать друга, а совместительству и её ментора.        — Значит так, запомните то, что костры разводить — просто ахуеть, какая дебильная идея, если вы одни. Эдакие группировки найдут вас в три счета и прикончат, глазом не моргнув, но, если вы состоите в подобном, то, в принципе, можно, но нужно всегда быть на чеку. Особенно, если есть люди, которые хорошо кидают ножи или стреляют из лука, им легче ебнуть вас на расстоянии, а вы можете даже не подозревать о том, что они где-то рядом. Это усвойте, это одно из самого важного, — стараясь запомнить каждое слово Гридина, Лиза сосредоточенно смотрела в одну точку, сведя брови и со скрещенными руками.        — То есть, нам лучше найти себе союзников? — спрашивает Комков, вскидывая бровями.        — Да, — отчеканивает Никита. — И это лучше сделать ещё на подготовке. Покажите, что вы достаточно сильные, чтобы вас взять к себе, но, — он резко останавливается, делая небольшую паузу. — но не переусердствуйте. Если вы проявите изрядную силу, то на вас будут охотится и прихлопнут из самых первых, потому что брать таких людей невыгодно — переебут в конце и всё.        Лиза по-прежнему смотрела в стенку, вслушиваясь в поучения, откладывая их где-то на подсознании, ведь она должна выжить; дойти до конца, чтобы спасти Данилу; чтобы доказать самой себе, что она чего-то стоит; что она прожила свою жизнь не зря. А в воздухе всё больше навевало страхом, который с каждым вдохом растекался по венам девушки всё сильней, отчего её трусило и бросало в жар; испарина появилась на лбу, руки вспотели. Страх — главный враг, который берет над ней вверх, который она не может победить, который в очередной раз овладевал её разумом и телом. Страх не поможет выиграть, страх убьет тебя лично, разъедая изнутри.        И она знала это. Но не могла прекратить начатое, это невозвратный процесс — всё запущено и вскоре взорвется, сводя её с ума. Её накроет волнами, исходящими из эпицентра взрыва, и тогда всё действительно слетит с катушек.        — Держитесь ближе к воде. На Арене она будет нужна, как никогда раньше. И помните, где животные — там и вода, они все идут туда, где есть какое-то озеро или ещё что-то. Это необходимо, ибо рюкзаки будут забиты совершенно другим: веревки, спальник, только одна фляжка и, наверняка, пустая, там ещё что-то может быть, но этого я не знаю. Запихнуть туда могут, что угодно. — Никита замолчал, вспоминая, что ещё стоит рассказать ребятам. — Так же, научитесь хорошо находить ночлег, чтобы во время того, как вы спите, вас не могли найти. Лучше не заходить в какие-то пещеры, ибо там будут искать в первую очередь, найдите какую-то яму, завалите её ветками, чтобы не было сильно заметно. Или залезьте на высокое дерево, да повыше, чтобы не достали так просто, или не так бросалось в глаза из-за листвы.        — А что ещё сможет помочь? — выйдя из транса, Лиза повернулась к Кузьме, озадаченно вспоминающего ещё советы, которые помогли бы выжить.        — Не бегите к Рогу Изобилия, когда закончится отсчет. Туда побегут все, и половину убьют именно там, поэтому просто валите в лес от греха подальше. Там одно неправильное движение и всё, тебе пиздец. Уебут мечом, стрелой попадут, или просто упадешь, а там уже и глядишь, нож в груди. — он тяжело вздохнул, вспоминая кровавое побоище на его Голодных Играх, когда он спрятался за каким-то деревом и наблюдал за всем. Люди беспощадно убивали друг друга, невзирая на то, что раньше общались. Все хотят выжить, и это нормально, но вид крови, вытекающей из ран на теле коллеги, — жуткий вид, от которого хочется биться в истерике и стереть себе память.        — Неужели, там всё действительно так жестоко? — вопрос Неред был ожидаемый, поэтому парень, не раздумывая, уверенно кивнул. — Ужас.        — Это хуже, чем ужас, — говорит Кузьма. — Постарайтесь выжить и остаться людьми, — он встает из-за стола и скоропостижно покинул вагон, оставляя ребят наедине.        — Я тебе потом всё расскажу, что и к чему, — Лиза прерывает Даниила, который уже был готов заваливать её вопросами. — Дай отдохнуть, пожалуйста, — получив в ответ невнятное: « — Без проблем», девушка вышла вслед за Гридиным, в поисках вагона, где она будет спать ближайшие двадцать четыре часа, после которых они доберутся до Панема.

***

When I talk you should listen Когда я говорю, вы должны слушать. All of you belong to me, Все вы принадлежите мне, Come on, we should get it going Вперёд, нам надо продолжать. Now what I want is specific То, что я сейчас хочу, — это нечто особенное. Respect what I have done for the ruler and the killer, baby Уважай то, что я сделал для правителя и убийцы, детка.

      — И вот мы наблюдаем самый кульминационный момент на этих Голодных Играх, — на экране появляются двое мужчин, комментирующих всё происходящее на Арене.       Юра, вытирая лицо рукавом кофты, уже насквозь промокшей в крови, оставляет на коже алый след, который тянулся от носа до уха, не сильно выделяясь на фоне грязного, замурзанного лица. Он, со слезами на глазах смотря на неизвестного для Лизы парня, стискивает в руках нож и, опустившись на колени, втыкает ему прямо в грудь. Прозвучал последний выстрел, а вместе с ним и истошный крик Хованского, раздирающий душу.

Listen to me Слушай меня. Keep your mind on the mission Сконцентрируйся на своей миссии, Remember you belong to me Помни, что ты принадлежишь мне. Come on, we should get it going Вперёд, нам надо продолжать. Now what I want is specific То, что я сейчас хочу, — это нечто особенное. You’re putting on a show for me Вы устраиваете шоу для меня, The ruler and the killer, baby Правителя и убийцы, детка.

      — Трибут убивает соперника и становится победителем! — радостно взвизгивает один из них, чьи волосы были насыщенно-розового цвета.        Юра начинает рыдать, вместе с этим схватившись за волосы, оттягивая их и раскачиваясь со стороны в сторону, срывает голос и обессиленно падает на землю, уже пустыми глазами смотря на небо — в них застыли слёзы и ужас. Нет радости победы, он желал себе только смерти, но он только лежал на алой траве, в надежде, что его прямо сейчас застрелят.        — Им становится пивной король — Юра Хованский! Я приятно удивлен, ведь действительно думал, что он погибнет из самых первых!

Лиза расплакалась. Она осмелилась показать слёзы, хоть и самой себе. Она ненавидит себя, но всё равно считает, что должна была поступить именно так. уже ничего не исправишь.

       — Ты как? — рядом приземляется Никита. — М, понятно, хуево, — увидев, что именно смотрела Неред, он нахмурился и закрыл крышку ноутбука. — Юра ментор Дани и Юли Реш, они в первых двух вагонах едут, если не ошибаюсь. — понимая, что ей хотелось бы знать, кто станет наставником её лучшего друга, сказал Кузьма.        — Ты видел его? — спрашивает Лиза, уставившись на значок яблока на ноутбуке. Девушка все ещё пребывала в состоянии шока от увиденного, её то трусило, то было жарко так, что казалось, что они проезжали экватор. И она ненавидела это состояние, когда всё меняется с каждой секундой, отчего в глазах всё плыло и хотелось плакать ещё пуще прежнего.        Она чувствует опустошение. Просто пустоту, которая жрёт её изнутри. Так беспощадно, будто она так никчемна, что её и не жалко; будто она действительно сгнила и ничего, кроме пустоты, уже в ней и нет; она хочет быть живой. Хочет чувствовать, но всё, что может — это заплакать или закричать, больше ничего. Абсолютное ничего вытесняет даже это, ведь кажется, что уже совсем чуть-чуть и Лиза не сможет даже выдавить слезу или что-нибудь крикнуть. Ей просто станет похер на всё и вся, она станет неживой, именно такой, какой не хотела стать больше всего. Она боится потерять человечность. Она боится. А значит, что-что чувствует.        — Даню? — вопросом на вопрос отвечает Гридин, облокачиваясь головой на стену поезда.        — Да.        — Видел, — кратко говорит Никита. — Он говорил о чем-то с Юрой, пойдешь к нему?        — Позови его, пожалуйста. Не хочу никуда выходить, — поморщив нос, Лиза встала с кровати и, подойдя к маленькому столику, взяла графин с водой и стакан. — Я очень вымоталась. Мы едем уже чуть больше дня, я готова выстрелить себе в голову. Не знаю, что со мной будет, когда до Панема доедем, — она наливает в емкость воду и, сделав несколько больших глотков, делает вздох. — Я сойду с ума.        — Всё будет в порядке, — Гридин всегда был для Лизы человеком-опорой, который всегда помогал ей и поддерживал. Был старшим братом, оберегающий её от всякого дерьма, но вот, увы, он проебался в последнем — Неред стоит перед ним и едет в другой город в качестве трибута-добровольца. Он не сберег её от этого, и она теперь обречена на смерть. — Держись, — тихо говорит парень, поднявшись с кровати. — Ты справишься, я в тебя верю.        Слова Кузьмы эхом отдаются в ушах, перемешиваясь с жутким писком, давящим на голову, отчего Елизавета облокотилась на стенку, радуясь хотя бы тому, что Никита уже успел выйти. Он не видит её слабости, её жалости, как она считает. Ведь она сама Лиза Неред, которую окружающие привыкли видеть беззаботным и счастливым человеком, но только самые близкие видели трещины в зеленых глазах, угасающий огонь и боль, ухлестывающую через края. Её сценический образ, к которому сама уже привыкла и порой не замечала границы между этими двумя личностями, но они — это две разные Елизаветы, которыми девушка умело управляет.        — Ты звала? — спрашивает Данила, стоя в самом конце вагона, наблюдая за движениями подруги.        — Звала, — тихо повторяет девушка и, подойдя к стулу, кладет на него одну ногу, смотря в окно. — Мы уже возле Панема, осталось может минут десять и мы уже будем там, — наблюдая за солнцем, ярко светящим на небе. Она так не привыкла к тому, что лучи могут падать на её лицо, заставляя жмурится и прикрывать лицо ладошкой, отчего та сначала отвернулась от окна. — Слишком ярко, — констатирует Лиза и смотрит на Кашина, всё ещё стоящего у прохода.        — Ты сильно боишься? — Даня становится возле девушки, и она, положив голову на плечо, только вздыхает, шмыгая носом. — А помнишь, как мы с тобой напились, а потом загремели в обезьянник за то, что нарыгали у входа в участок? — Лиза только прыскает и кивает головой, глупо улыбаясь. — Мы с тобой держались за руку, мы были вместе, мы были до конца, поэтому помни: я не брошу тебя никогда, ты самый важный для меня человек. Ты мой лучший друг, ты мой человек.        — Только не отпускай, мне пиздец как страшно, — Неред чувствовала, как к горлу подступал ком крика, но она всеми силами старалась сдержаться — голос дрожит, как и руки. — Смотри! — ткнув пальцем в стекло, кричит Лиза. — Панем!        Вода, окружающая город, была спокойна, переливалась на лучах солнца и отражала здания в своей синеве. Дома были просто огромными, а их верхушки, казалось, терялись где-то в облаках. Цвет был металлическим, отбивая свет не меньше, чем огромные окна, которые были чуть ли не на всю стену — метра два и в ширину, и в высоту точно. Всё выглядело идеально отточенным, будто это строили несколько сотен лет, прорабатывая каждую мелочь, действительно делая нечто сверхчеловеческое. Каждая деталь, каждый угол, каждый сантиметр делался несколько лет, а над созданием работали только жесточайшие перфекционисты. Всё казалось именно таким, ведь найти объяснение эдакой совершенности Панема просто невозможно.        — Что за блядский идеализм? — вопрос, первый прозвучавший после пяти минут молчания, прервал идиллию и заставил девушку выйти из транса. Она помотала легонько головой и посмотрела на Кашина, который был не меньше захвачен городом, но всё-таки смог отойти от этого раньше, чем она.        — Не знаю, но это просто ахуенно, — пожав плечами, быстро отвечает Лиза, вновь переводя взгляд на вид из окна.

Она прибыли в город, который заставлял челюсть целоваться с полом, а глаза вытекать из-за чрезвычайной идеальности. Они прибыли в Панем.