***
Это было самым насыщенным утром. Солнечный лучик пробился сквозь маленькую щёлку в разрезе тканей, падая на лицо спящей девушки. Вдруг длинные ресницы начали дергаться, девушка нахмурилась, сморщив носик. Понимая, что заснуть снова не удастся, девушка распахнула глаза, нехотя вставая из тёплой постели. Ждут дела. Хан Батый плавно ходил кругами по своему роскошному шатру. Внешнее спокойный, грациозный, словно тигр, его слова передавали лишь мысли, не имея оттенка, но только двум людям в этом шатре известно, что внутри него настоящий ураган чувств. Сейчас он может быть собой, не быть тем великим повелителем, который должен следовать правилам поведения. Цэрэн была кормилицей великого хана, она, как и какое-то время назад Сарнай, она была воспитательницей маленького мальчика по имени Бату. И сейчас она слушала его, понимая, что её маленький мальчик запутался, не знает, как справиться. — Понимаешь, Цэрэн, я чувствую вину перед ней, за её народ, за то, что тогда отдал приказ убить всех, кроме неё, — он остановился перед старушкой, глядя в глаза с той детской надеждой, что сейчас она поможет ему справиться с этим, — Я боюсь сделать ей больно. Снова. Что мне делать? — Лишь совершающий ошибки откроет истинное положение вещей, Бату, — сказала женщина, вставая, — Просто нужно ждать. Попомни это.***
Сегодня они решили прогуляться. Для владыки и его советника подготовили двух лошадей: белого жеребца, любимца Бат-хана, и серую в яблоках лошадь для розы. — Не боишься ездить верхом? — спокойным тоном сказал повелитель, свысока смотря на своего советника, но как только увидел, как ловко девушка забралась в седло, все сомнения исчезли. — Пора выдвигаться, Великий хан — девушка говорила как можно спокойнее. Выдвинувшись к озеру, двое людей ехали спокойным шагом молча. Каждый думал о своём. За ними, в паре сотен шагов, через кусты и буераки следовал отряд ордынцев, для защиты повелителя степи. Остановившись у озера, девушка слезла и сняла свою шубу, положив на коня, на что хан смотрел, ожидая, что будет дальше. Направившись к замёрзшему озеру, у самой кромки льда она разгребла кусочки замёрзшей воды сторону. — Великий Хан, — прибежал один из воинов, — в стане поймали отряд лазутчиков. Монгол переглянулся со своей спутницей. Она сидела на земле, припорошенной снегом, и будто бы ожидала момент для атаки. — Русы? — спросил повелитель степи. — Да, великий хан. Отряд из шести русов, из оружия — лук, стрелы, мечи и пара топоров, — протараторил ордынец. Бат-хан громко вздохнул, вдыхая морозный воздух и выдыхая клубы пара, словно дракон. — Пока оставьте их, — спокойным тоном сказал хан, — а по моему возвращению проведите казнь, — это было сказано так, будто бы это не убийство людей, а подача горячих блюд на свадебное пиршество. Как только ордынец ушёл, девушка приняла решение — есть время, она успеет. А сейчас нужно сделать кое-что другое. — Я объеду здесь, поохочусь. А ты останься здесь, Сарнай, — сказав это, хан удалился вглубь леса. Девушка вздохнула, как только исчезла спина владыки. Он ужасен, она это понимала. Сейчас нельзя делать попыток бежать, так как сзади отряд монголов, человек пятнадцать, не меньше. Что же, приехала она за одним. Она быстро развязала кимоно, скидывая на землю. По коже пробежал морозец, заставляя покраснеть. Медленно она пошла в воду. Ледяная. Вот она уже по пояс, ещё пара шагов — по грудь, ещё шагов пять — по шею. — Ты что? Заболеть вздумала? — девушка обернулась на знакомый голос. Впервые он поменял окраску со спокойной на взволнованно-тревожную. Теперь Бату спешил на лошади к заледенелому озеру — Это крещенская традиция. Вы не знали такой, Великий хан? — девушка развернулась и жестом остановила владыку — вот кому уж точно болеть нельзя. — Вам не стоит это пробовать сейчас — точно заболеете, — проговорила девушка, которая сейчас выглядела словно сказочная рыба, приплывшая из дальних стран: рыжие волосы плавали на поверхности, кожа на шее, ключицах и плечах казалась мраморной. Выдавало замерзание лишь одно — слегка трясущиеся пухлые губы, которые стали будто бы цвета граната, — А теперь, пожалуй, мне нужно одеться, Великий хан. Повелитель постоял минутку, вспрыгнул на лошадь и уехал снова в глубь леса, как показалось девушке. Но на самом деле он остался не так далеко — уж очень хотелось увидеть тот самый запретный плод. Но в последний момент одумался — всё же это неправильно. Девушка поспешила из воды, заворачиваясь замерзшими красными пальцами в белоснежные с вышивкой кимоно, а затем надевая тёплую шубу. Она скорее вспрыгнула на лошадь: — Повелитель, нам пора! — девушка громко позвала ордынца, и тот почти сразу же появился из чащи., — Нам пора возвращаться.***
В стане уже всё готовили к красивой казни. Подготовили самое лучшее место для когана, положили побольше подушек. Особое место подготовили для советника. Вот привели пленных. Весь стан собрался для того, чтобы посмотреть на утеху. Ожидали лишь хана. Показалась фигура в своём кимоно. Словно магический дракон, он заставлял трепетать каждого, все боялись смотреть на него. Вот он восседает на свой трон, начиная грызть орехи. Знаком Субэдэй показал, что пора начинать. На этот раз выбрали казнь через четвертование. Один бедолага оказался привязан к лошадям. Началось натягивание верёвок. Вдруг Сарнай вскочила со своего места и, практически не касаясь земли, побежала что есть мочи с саблей в руках к месту казни. Одним ударом она перерубила одну верёвку, ещё взмах клинком — вторая тоже пала. — Скорее беги! — прокричала она, закрывая собой отряд, бегущий в сторону леса. Никто не ожидал, что в стане есть змея, как назвал бы её Субэдэй***
Вскоре её поймали. Руки были связаны накрепко, чтобы не могла вырваться. Хан подошёл к девушке, взяв пальцами, украшенными кольцами, за подбородок и поднимая лицо девушки, заставил поднять взгляд на себя. Посмотрев пару секунд, он резко отпустил с презрением лицо своего некогда советника. — Убить, Великий Хан? -военачальник практически был уверен в этом выборе правителя. — Нет. Наказать. Несите плеть, — тихим, но тем самым голосом, каким он отдавал приказы год назад, произнёс это, занимая своё место. Руки девушки подняли, привязав к перекладине. Принесли плеть. Это было одним из жестоких наказаний, но его использовали редко, так как преимущественно использовали казни для устрашения. Роза смотрела на владыку так, будто бы сделала всё правильно, на что ей отвечал взгляд, полный ярости. Послышался звук и последовал первый удар, девушка лишь закусила губу и закрыла глаза. Нельзя показать свою слабость. Второй удар, и снова жгучая боль, затмевающая всё. Третий, четвёртый, пятый… Неизвестно, сколько ударов было — Сарнай не считала, она концентрировалась, чтобы не чувствовать боль. — Отпустить, отвести в шатёр и дать новую одежду, — властным тоном приказал Бат-хан.***
Её привели в роскошный шатёр владыки улуса. Посадив на дорогой ковёр, ей принесли новую одежду, но уже простую. Как только она попала в шатёр, она поспешила снять одежду, которая сейчас доставляли дискомфорт — удары хлыста раскроили кожу на спине до крови, теперь точно останутся шрамы. Как только она сняла кимоно, зашла Цэрэн с лекарством. — Глупая, глупая девочка, — покачала головой она, обрабатывая раны, — не надо было так делать — всё равно им ничем не поможешь. Их погубит поднявшаяся метель, — закончив обрабатывать раны, она добавила, — Ну вот и всё. Через пару дней заживёт. Старая шаманка посмотрела внимательно в лицо девушки, улыбнулась и добавила: — Он не ошибся. Как и я. И тут же ушла. Девушка взяла отрез ткани, который она обмотала вокруг туловища, прикрывая грудь, но не касаясь спины. В этот момент зашёл хозяин шатра. Он сел на колени рядом с ней. — Вы считаете, что сделали всё правильно? — девушка, не поднимая взгляда, села удобней. — Знай своё место. Предателей здесь не потерплю, даже если ты и заняла место в моем сердце, Сарнай. — А Вы считаете, что убивать всех — это правильно? — девушка встала, смотря прямо в глаза когана, словно хищник смотрел в глаза хищнику перед схваткой, — Я была о Вас лучшего мнения, Бат-хан. Он тоже встал, обошёл и остановился за её спиной. « Словно муха для паука, ты под действием чар…» Она стояла недвижно, в этот момент владыка посмотрел с сожалением на те раны, которые теперь украшали ту, кто стал часть его сердца, его жизни. — Всё же, я переборщил. Прошу прощения, Сарнай, — его спокойный тон, как обычно, не выдавал того, что он чувствовал, — Но сегодня ты останешься здесь, дабы избежать расправы со стороны Субэдэя, — он вернулся назад, посмотрел, а зелёные очи, и добавил — Всё таки ты смелая роза, Алкидика. Сколько раз ты готова была отдать за правду свою жизнь… Девушка вздрогнула при произнесении своего имени, но ответила чётко: — Я была воспитана в справедливости, где честь дороже жизни. В отличие от Вас… Он будто бы смотрел сквозь неё, ища нечто, что дрогнет под его натиском. Наконец он выдохнул и решился сказать: — Я долгое время скрывал всё то, что чувствую. Если бы я мог только сделать так, чтобы ты заняла ближайшее ко мне место. Ты бы ни в чём не нуждалась, всегда бы имела самое главное место в моем сердце. Стала бы моей женой, — он опустил взгляд, шумно выдыхая, — Но я знаю, что ты ненавидишь меня, Сарнай. Ты ненавидишь меня за Херсонес, за убийство родителей, за группу русов, за это наказание… — он указал на неё, давая себе время подумать, — Я знаю, что ненавидишь, Сарнай. Но я хочу, чтобы ты была рядом, счастлива… Прости меня за всё. Он развернулся и пошёл к трону из подушек, когда девушка сказала: — Бог простит, Бату. Бог простит. Она подошла почти вплотную, так, что ощущалось дыхание каждого из них. Она обняла Бату, словно знала его давно и очень хорошо. Он напрягся, потому что последний раз его обнимали, когда он был совсем маленьким. Он забыл это чувство, что грело внутри. Девушка будто бы пыталась спрятаться в нём. Он обнял её в ответ, давая своим эмоциям выход. — Я останусь сегодня здесь, не хочу устраивать Субэдэю праздник, — сказала девушка, отпуская из объятий мужчину, который на минуту задержал её, — Только мне нужно время, чтобы переодеться. — Мне пока нужно поговорить с шаманкой, поэтому у тебя времени предостаточно, — сказал правитель, выходя из шатра. Девушка вздохнула, наконец понимая, что не уйдёт от этого чувства. Он нуждается в ней, а она в нём. О его зверствах будут напоминать лишь шрамы…