Кто вы, мистер Юн?..

Джи Ху сюрпризов от Мина опасался. Хоть ему и было стыдно избегать встречи с другом, потому что это совершеннейшее свинство не выразить искреннюю радость за него и не поздравить с таким значимым мероприятием, ехать не собирался ни в Лондонский Альберт-холл, ни в Нью-Йоркский Карнеги-холл, ни в Копенгагенский оперный театр, ни в оперный театр Осло, ни куда-то еще. Однако же, вдруг неожиданно обнаружил себя перед фасадом Альберт-холла с билетом на руках и огромным букетом любимых цветов Со Хён. Джи Ху понятия не имел, какие цветы нравятся Мину. Да впрочем, и не важно. Ему подарят сегодня столько цветов, что веник Джи Ху благополучно затеряется… Кого он обманывает?! Загадочные намеки Мина навели Джи Ху на мысль, что тот подстроил «случайную» встречу с Со Хён. Глубоко в душе Джи Ху на это смутно надеялся. С Со Хён в последний раз он виделся на ее свадьбе. Она все-таки вышла замуж за иностранца — за француза. Не очень хотела, но любовь зла, да и на родине — шлейф из сплетен до конца жизни вещь в хозяйстве не самая необходимая. Французского возлюбленного Со Хён прошлое любимой женщины вообще никак не трогало. Эка невидаль — у кого его нет, этого прошлого. Со Хён решилась, несмотря на пугающую разницу в культурах. Жених заверил ее, что их любовь поможет им преодолеть трудности. Собственно, на том и все, что он знает о Мин Со Хён. Муж ее, хоть к прошлому жены и относился спокойно, но видеть в настоящем ее бывшего не горел восторгом, к чему Джи Ху отнесся с пониманием — глаза не мозолил, нервы звонками не трепал. Когда Джи Ху с подачи Чан Ди рванул за Со Хён в Париж, у них ничего не вышло не потому, что чувства прошли. Наоборот, их было даже слишком много, просто один запутанный комок чувств. В Париже исчезло смущающее окружение из родственников и друзей, новые знакомые еще не успели появиться, смена обстановки сняла груз устоявшихся привычек, и стало достаточно времени и храбрости на назревшие откровения. До Джи Ху дошло, наконец, что дело было вовсе не в том, что Со Хён не считала его достойным любви. Напротив, была уверена, что Джи Ху заслуживает лучшего, свою историю, без теней, и с девушкой, чье прошлое не омрачено разбитым сердцем и честью, подаренной недостойному человеку. Там, вдалеке от Южной Кореи и средневековых устоев их социальной среды, Джи Ху сумел убедить ее, что для него ее ошибка действительно не имеет значения, и в нем говорит не детская самонадеянность и неопытность: он вполне отдает себе отчет, на чем строятся отношения мужчины и женщины, но традиционными предрассудками по этому поводу не страдает. Джи Ху был искренен. Со Хён поверила ему и удостоверилась, что в отношениях Джи Ху гораздо более зрелый, чем по нему можно было предположить. И движет им не желание воспользоваться ее положением. У них все почти получилось. Чего не учел Джи Ху, так это того, что у их багажа слишком долгая история. Нежности и желания дарить заботу в нем хоть отбавляй, а насчет страсти — по своей инертности Джи Ху и не заметил, как перегорело. Возрождению любовного трепета не способствовало и то, что Со Хён большую часть жизни относилась к Джи Ху как к младшему брату. После встреч, наполненных невыразимой, почти что болезненной, незабываемой нежностью, пришлось признаться друг другу, что ничего у них не выйдет, несмотря на глубокие и сильные чувства с обеих сторон, несмотря на так и не погасшие огоньки физического влечения даже после утоленного через столько лет желания. Тонкая, но ощутимая паутина духовной близости между ними могла стать оправданной причиной для ревности новоиспеченного супруга, ибо несмотря ни на что, Джи Ху и Со Хён остались друг для друга Мужчиной и Женщиной, инстинкты которых сдерживаются лишь их порядочностью, социальными условностями и запутанными личными обстоятельствами. Мужчиной и Женщиной, сознательно поставившими точку в безнадежных отношениях. После замужества Со Хён оба, независимо один от другого, приняли решение не поддерживать общение. Но все же Джи Ху скучал. Иногда так хотелось просто повидаться с ней, спросить, как у нее дела, счастлива ли она, однако специально искать с ней встречи было как-то неудобно. С Мином кроме Со Хён Джи Ху мало что связывало, поэтому рыжий не без оснований надеялся на то, что этот беспардонный тип способен устроить незапланированное рандеву… Звуки музыки, затопившие внутреннее пространство Альберт-холла, почти заставили позабыть Джи Ху обо всех заботах. Мин касался инструмента уверенно, чутко и нежно, словно любовью занимался, весь отдаваясь музыке, сливаясь, растворяясь, исчезая и в экстазе возрождаясь вновь, становясь одновременно господином и рабом своей словно наэлектризовавшейся под его пальцами виолончели. В этом весь Мин — отдаваться без остатка, превращаясь в ничто. В человеческом мире это делало его ничтожеством, а в мире музыки божеством. Джи Ху разглядывал порхающие руки молодого мужчины и думал о своем противоречивом отношении к их обладателю. Он презирал Мина-мужчину, был равнодушен к Мину-человеку, восхищался Мином-музыкантом. Помнил о Мине-друге и, к несчастью, не мог стереть из своего прошлого Мина-любовника. Ни одного из Минов Джи Ху не любил и не ненавидел. Зачем же он, как дурак, сидит тут с цветами и ждет окончания концерта, уже догадываясь, что Со Хён здесь нет и быть не может?.. Мин, глазом не моргнув, невозмутимо принял цветы, словно и не узнав Джи Ху, поцеловал его в щеку (но он после концерта всех подходящих целовал в щеку), затем, закрывшись букетами, быстро и легко притянул к себе рыжего и торопливо шепнул, кивнув в сторону кулис: — Там в гримерку пройди, тебя проводят — я предупредил. Скажешь, через полчаса подойду. «Кому скажешь?..» — озадаченно хлопал глазами Джи Ху, следуя за служащим. В ярко освещенной гримерке уже сидел в кресле посетитель. Джи Ху, приветственно кивнув, пристроился на диванчик. — Закончилось уже? — скорее утвердительно, чем вопросительно, произнес по-английски мужчина, сидящий в кресле. Джи Ху поднял глаза и опять кивнул. — Джон Брукс, — представился собеседник. — Юн Джи Ху, — снова поклонился рыжий и неловко, с опозданием, пожал протянутую ладонь. Снова повисло молчание. Джи Ху едва ли не ежился под цепким, внимательным, недобро-насмешливым взглядом темных глаз мистера Брукса. На вид Джону Бруксу Джи Ху дал бы лет тридцать пять, но европейцы стареют рано, следовательно, ему могло быть и меньше. Волосы темные. Высокий, выше Гу Джун Пё. Стройный, плечи широкие. Джи Ху рискнул бы утверждать, что красивый, хотя не особенно представлял, какие мужчины у европейцев считаются красивыми. Джон Брукс закинул ногу на ногу и совсем не вежливо, в упор, продолжал окидывать Джи Ху пронизывающим взглядом с головы до ног. «Господи, во что я влип?..» — пронеслась у рыжего парня в голове паническая мысль вкупе с подозрением, что его в данный момент мысленно раздевают. Мужчина выглядел так, будто вполне способен его прямо сейчас изнасиловать и убить. К счастью, в гримерку очень скоро впорхнул разрумянившийся от поздравлений Мин и сдержанно поклонился в сторону Джи Ху. Дверь гримерки начала то и дело хлопать, то впуская, то выпуская каких-то людей — кто-то продолжал поздравлять, кто-то задавал вопросы, кто-то доносил или выносил цветы, кто-то передавал карточки с приглашениями, кто-то просто заглядывал и закрывал дверь — разобрать, что происходит и кому чего от Мина надо, было уже невозможно. — Ты не представляешь, как я рад, что ты все-таки приехал, — восторженно приставив руки к груди, поблагодарил Мин рыжего приятеля. — Я очень ждал тебя! Как тебе концерт? — Ты был великолепен, как всегда, — с мягкой насмешкой зловеще пробасил Брукс. Мин кашлянул, будто поперхнувшись, поправил шейный платок и представил мужчин друг другу: — Знакомься, это тот самый Юн Джи Ху, мой очень близкий друг из Южной Кореи. Я не хотел тебе говорить заранее, потому что не знал, приедет он на концерт или нет, — Мин прошел в комнату и довольно сухо обнял поднявшегося навстречу Джи Ху. — А это, — Мин указал на европейца, — Джек… хм, то есть, прошу прощения, Джон Брукс, англичанин, потомственный аристократ, мой концертный директор и хороший друг, прошу любить и жаловать. На слове «Джек» потомственный аристократ дернул благородной бровью и плотоядно хмыкнул: — Второй косяк есть. Мин покраснел и снова дернул платок. — Джек — это неформальное обращение, — пояснил он рыжему, — очень неформальное. Забудь, что я вообще это сказал. Нет, правда, здесь невозможно разговаривать! — воскликнул Мин, отвлекшись на очередного посетителя. — Поехали уже отсюда, Джон! Тем более меня уже, наверное, ждут. Англичанин легко поднял с кресла гибкое сильное тело, и Джи Ху увлекли по коридорам к служебному выходу, где Мину поклонники классической музыки устроили еще одну овацию. Все трое один за другим нырнули в лимузин, и Мин, наконец, почувствовав себя немного свободнее, позволил себе чуть большую манерность в поведении и с облегчением сдернул шейный платок. «Засосы и удавка, — безошибочно определил Джи Ху. — Кто сказал, что люди меняются?..» — Джон, ну сам подумай, — капризным голосом протянул Мин, — как бы я выглядел, сообщив, что пригласил лучшего друга, а он бы даже ни на один концерт не явился?.. — Выкладывай уже, — махнул рукой Джон, разливая по трем бокалам игристое вино и протягивая два из них азиатам. — Кстати, помнишь, гостили у Жака во Франции? — Джон потряс бутылкой. — С его виноградников, специально твое выступление отметить прислал. — Как мило, я потом обязательно позвоню и поблагодарю, — расцвел Мин и защебетал о том, как они с Джи Ху вместе обучались в Нью-Йорке в Джульярдской школе, как он одно лето после окончания обучения гостил в Сеуле у Джи Ху, знакомясь с особенностями культуры и музыкальными направлениями Южной Кореи, что Джи Ху теперь директор Центра Искусств и врач, и прочее. — Джон, дорогой, ты не представляешь, как я был тронут, когда Юн Джи Ху не пожалел своих нежных, замечательных пальцев музыканта и выучился драться, чтобы защищать меня в Сеуле. Ради меня никто такого не делал! И он такой, у меня нет слов, какой — не боялся показывать, что мы друзья. У меня тогда в Нью-Йорке… гхм… был еще кое-кто, но они всегда делали вид, что меня не знают, а Джи Ху никогда ничего не боялся и всегда обо мне заботился… Прости, Джи Ху, я как-то слишком поспешно и невежливо тогда уехал из Сеула, может обидел тебя, но мне показалось, что у тебя могут быть из-за меня недоразумения с друзьями; я не хотел, чтобы у тебя возникли неприятности, поэтому даже не попрощался толком. Вот это новости. При неожиданной встрече в Макао Мин об этом даже не упоминал. Рыжему было ужасно неловко, хотелось заткнуть Мину рот или выпрыгнуть на ходу из лимузина, но он продолжал молча и задумчиво потягивать вино из высокого бокала. Джи Ху никогда не считал особым подвигом открытую дружбу с Мином: по своему опыту из нелегкого отрочества знал, что если прилюдно не обжиматься и не кричать о личных обстоятельствах на каждом углу, то эти самые личные обстоятельства вещь совершенно неочевидная и недоказуемая (у него что? У него ничего. У него в доме вон все стенки из стекла, глядите сколько влезет — Джи Ху чист и прозрачен как слеза — водят себе с Мином смычками, уткнувшись в партитуру, и ни в чем криминальном не замешаны. Джи Ху стены его дома здорово выручили в то лето — не настолько Мин был отбитым, чтобы его прекрасные порывы не останавливались просматриваемыми пространствами). Вот он, даже зная Мина лучше многих, к примеру, впервые слышит, что у того в Нью-Йорке были одновременно и другие любовники, помимо Джи Ху… «Встречи с Мином никогда ничем хорошим не заканчиваются», — промелькнуло у рыжего философско-унылое откровение. Мин наконец перестал расписывать его достоинства, но зато, подытоживая все услышанное, их взялся перечислять Джон Брукс: — Знаток и ценитель искусств, администратор крупного культурного объекта, талантливый музыкант, меценат, мизантроп, который при этом никогда не оставит человека в беде, нежное созданье, не считающее за труд основательно навешать агрессорам, а теперь еще и врач для обездоленных… И наверняка я еще что-нибудь упустил… Не слишком много на одного? Кто вы, мистер Юн?.. Действительно, при таком перечислении выходило многовато. — Мне он нравится, Мин, можешь его пригласить, — обронил англичанин. «Куда пригласить?!. — запаниковал Джи Ху, — Надеюсь, не на оргию?..» Брукс властно привлек к себе Мина и собственнически поцеловал его губы со словами: — Обожаю этого испорченного мальчишку! Абсолютно аморальное распущенное существо! — после чего с нехотью оторвался от своей зазнобы и пожал руку Джи Ху: — Что ж, чрезвычайно приятно было с вами познакомиться, мистер Юн. Однако, к несчастью, вынужден здесь с вами временно распрощаться — на следующие пару часов я никак не вписываюсь в планы Мина. Но на банкете мы с вами, возможно, еще увидимся. Лимузин на несколько секунд притормозил у какой-то аллеи, огороженной решетчатым забором, за которым Джон Брукс и скрылся. Как только автомобиль тронулся вновь, Мин, радостно взвизгнув, повис у Джи Ху на шее и почти запрыгал от возбуждения. — Спасибо! Спасибо тебе, что приехал! Я так счастлив! Джи Ху постарался умерить восторги приятеля и осторожно высвободился из ловкой горячей хватки одаренного виолончелиста с большим стажем. — Я приехал просто тебя поздравить, Мин, а не возобновлять отношения. — Вот совсем не настаиваю, — демонстративно убрал руки ничуть не огорченный Мин, — если только тебе самому не захочется по старой памяти. — Спасибо, обойдусь, — холодно усмехнулся Джи Ху. — Тебе, похоже, и так сегодня уже достанется. Мин с явным предвкушением сглотнул и с легким сожалением посетовал: — Это да, и Джеки бы не возражал, чтобы за мной сегодня была еще и эта шалость… — Без меня, пожалуйста. «Джек» — это только для внутреннего пользования, я так понимаю?.. — уточнил Рыжий. — За что я тебя люблю, Джи Ху, так это за твое умение выдавать двусмысленности за самые церемонные осмысленности… — Мин ухмыльнулся и кивнул: — Разумеется, для внутреннего, для какого еще. Просто я не удержался, чтобы сразу не прихвастнуть, что все эти два метра и почти двадцать сантиметров великолепия — целиком и полностью мои. Он понял. Шикарный, да? — Мин облизнулся, что Джи Ху перенес стоически, стараясь не поморщиться. — У вас все серьезно? — спросил он, так как являлся лицом сильно заинтересованным в том, чтобы Мин был надежно и надолго пристроен в хорошие крепкие руки и по меньшей мере на ближайший десяток лет думать забыл про своего сеульского лучшего друга. Хотя тут по всему выходило, что надежные руки далеко не гарант провалов в миновской памяти… После вопроса Джи Ху Мин заметно опечалился: — Серьезней некуда. Он пожениться предлагает. Официально. Здесь можно. Ему. — А тебе здесь нельзя? — А мне нигде нельзя. Я родителей по миру пущу — у них бизнес сосредоточен в основном в Азии. Там едва ли оценят такой тонкий английский юмор. А насчет неофициальной церемонии Джон уже никаких шансов практически не оставил. Ты, кстати, приглашен, если мне не удастся отвертеться, конечно. Джи Ху не знал, что ему на все это требуется сказать, и потому решил спросить, куда они едут — и тему перевести, и узнать заодно тоже не мешало. У Мина, как по щелчку пальцев, вновь поменялось настроение, и он снова оживленно затрещал. — Джи Ху, дорогой, тебе сегодня ужасно, просто ужасно, повезло. Я сейчас должен встретиться и отметить выступление со своей невестой — официальной невестой, — многозначительно поднял палец Мин, — и как раз с ней я очень хотел тебя познакомить. Веришь, как увидел ее в первый раз, сразу о тебе подумал. Удивительно, правда? «Очень. Невероятно просто», — Джи Ху в бешенстве скрипнул зубами, лишь предельным усилием воли не изменившись в лице. — Восхитительная, невообразимая девушка! — продолжал соловьем разливаться Мин. — Я просто обязан тебя с ней познакомить. Я наводил справки через знакомых о тебе и знаю, ты все еще один и все еще опекаешь того маленького неуклюжего броненосца, которого я видел в Макао. Так вот, эта девушка, которая сейчас моя невеста, точно будет в твоем вкусе. Наглая малявка с чудовищным аппетитом, но при этом не такая неотесанная, а наоборот, изящная, как фарфоровая статуэточка, и красивая, почти как наша милая Со Хён… Кстати, у нее скоро ребенок родится. Ты уже подарок приготовил? — Нет, — из последних сил сохраняя хладнокровие, выговорил Джи Ху. — Я пока озабочен подарком к свадьбе для Гу Джун Пё и Гым Чан Ди. — Передай им мои поздравления. А от меня тебе еще большие поздравления, что это счастье досталось не тебе. Как так получалось, что Мин походя, невинно хлопая ресницами, снова пытался втоптать жизнь Джи Ху в грязь? Или это у самого Джи Ху такой талант — не прилагая никаких усилий, практически не сходя с места, влипать черт знает во что?.. И Джи Ху едва ли не впервые в жизни решительно воспротивился: — Разбирайся сам со своей невестой, меня твои извращенные игры ни в коей мере не интересуют. Не смей меня в них втягивать! — Джи Ху, до сего момента склонный злиться скорее на себя за свое безволие, из-за которого часто идет на поводу у обстоятельств, теперь не на шутку разозлился на Мина. — Джи Ху, родной, — Мин даже ухом не повел, — она правда совершенно чудесная. Даже если она сейчас об этом и не думает, рано или поздно ей понадобится рядом порядочный мужчина, умеющий держать язык за зубами. Я подумал, почему не ты? Если вы друг другу понравитесь, почему нет. Она достойна лучшего мужчины, а лучше тебя я никого не знаю. Она будет счастлива, ты будешь счастлив, я буду за вас счастлив, и нам всем будет хорошо, — вдохновенно заверял его Мин. Когда-то Джи Ху уже слышал нечто подобное от Мина, и добром это тогда не кончилось. — Нет, нет и нет, Мин! Выпусти меня из машины сейчас же! Ты хоть сам со стороны себя слышишь, что ты несешь?! Я тебя уже придушить готов, честное слово, только боюсь, как раз этого ты от меня в данный момент и добиваешься! — Джи Ху едва сдержался, но не стал тормошить водителя, а вполне приличным тоном попросил того немедленно остановить машину. — Поздно, сладкий, — улыбнулся Мин, — мы уже приехали. А вот и моя красавица меня встречает, — Мин, произнося последнюю фразу, уже совсем по-европейски в обе щеки целовал стройную молодую женщину. — Дорогая, я привел к нам гостя. Надеюсь, ты не против, солнышко. На концерт пришел один мой старинный приятель, и я просто не мог его отпустить, не познакомив с тобой. Ты бы мне никогда этого не простила — совершенно уникальный человек. Он любезно согласился поужинать с нами… Джи Ху в это время как ошпаренный выскочил из машины и, низко кланяясь, стал многословно и по возможности вежливо отступать в окоп: — Прошу меня простить, — затараторил он, — но, боюсь, вышло некоторое недоразумение. У меня, к несчастью, нет никакой возможности составить вам компанию. Видите ли, ваш жених решительно не воспринимает возражений, я еще раз… — Рыжик? Джи Ху услышал знакомый удивленный голос и резко выпрямился. — Дже Кён? — как-то очень естественно и легко Джи Ху припомнился весь вубиновский неформальный словарный запас. Рыжий сосредоточился на том, чтобы тот сейчас от «радости» не прорвался наружу. — Как чудесно, что вы уже знакомы! — растроганный Мин аж подпрыгнул от восторга и, не удержавшись, захлопал в ладоши. — Я думаю, мы замечательно проведем время! Дже Кён, солнце мое, я надолго не задержусь, мне еще нужно успеть на банкет — я не могу там не появиться. Ты не обидишься, моя хорошая? И почему ты не хочешь пойти со мной? — Мин, мы же уже решили, что для светской хроники пока хватит и этого. Давай все делать постепенно. Но в Нью-Йорке на банкет после концерта мы обязательно пойдем вместе, хорошо? — Ну, ладно, — вздохнул Мин и, подхватив под руки невесту и приятеля, направился к забронированному в центре зала столику.