Свежесть

      Девчонки обступили меня со всех сторон, словно курочки-наседки. Переживают, а я тут юродствую. Да и Денис с Артёмом смотрят подозрительно. Вздыхаю тяжело и пытаюсь унести подальше свои мысли, ибо слишком уж в этом зале, пусть и большом, нагромождено тяжестью. Кажется, словно сам потолок давит.       - Чегрин, - физрук отвлекает от мыслей, - уверена, что хочешь пробежать?       - Да, - я иду в сторону старта, слушая подбадривающие речи подруг.       На самом деле проблем с бегом не было. Тут главное амортизация. Кроссовки у меня не скользкие, пружинят хорошо, так что достаточно правильную позицию перед разворотом занять, и дело в шляпе. У меня есть несколько секунд на это всё, а потом буду думать про тридцатиметровку.        Ладони покалывают, когда стискиваю руки, а удары сердца почему-то гулко раздаются в теле. Не нравится мне это состояние.       Алексей Владимирович машет рукой и кликает на секундомер, а я срываюсь с места так, как обычно это делаю на спринтах. Ни единого взгляда по сторонам – только бруски и только линия старта. Слышу, что ребята поддерживают меня и переживают, но это не имеет значения. Я сконцентрирована на хорошем результате и собственной безопасности, иначе рискую не сдать и тридцатиметровку. А это уже совсем стыд и позор.       Стукнув бруском о финальную линию, я по инерции пробежала ещё метров десять, чувствуя себя невероятно счастливой. Давно забытое чувство, когда бегаешь на скорость.       - Сколько там? - с улыбкой спрашиваю физрука, возвращаясь.       - Ты сама как? - игнорирует меня он.       - Скажите, какой результат, - упираюсь больными ладонями в колени, но на это неприятное ощущение можно не обращать внимания пока.       - Восемь и семь секунд, - записывает в журнал. - У тебя самый лучший результат среди девочек.       Я выпрямляюсь и чувствую облегчение.       - Ну вот, а вы говорили, что не стоит бегать, - нервно смеюсь. - Тридцать метров я тоже буду сдавать.        - Хорошо, походи, - он кивает в свободную сторону зала, и ко мне тут же подтягиваются Анька с Тоней.       - Лер! Ты как?       - Ты такая молодец! Как ты это делаешь?       - Сильно болит?       Я улыбаюсь подругам, машу головой и обнимаю их за плечи. Обсуждаем дальнейшие пары, как-то успокаиваемся и делимся мыслями. Пока Алексей Владимирович убирает инвентарь и идёт в конец зала к финишной прямой тридцати метров, к нам подходят ребята. Денис интересуется самочувствием, Артём шутит, Лёшка спрашивает про результат. Я и забыла, каково это, чувствовать себя частью такого большого коллектива. Никто не желал мне зла и, пусть я пострадала, но молчать казалось им неприличным. То, что до шестого курса уже не осталось –  сплочённость.       Кстати, о них. Выглянув из-за голов одногруппников, я искала глазами знакомые шевелюры или профили. Парней увидела сразу же – они никуда и не прятались. А вот Полину не нашла. Пожалуй, отправилась в медпункт или домой прямиком. Соболев обернулся и поймал мой расфокусированный взгляд, а за ним и Максим в немом вопросе “как ты?” застыл. Я кивнула в ответ и по губам увидела, как Илья что-то говорит, но не могла разобрать, что именно. Это адресовалось не мне, а друзьям явно, однако жаль, что не услышу.        Интересно, о чём они вообще общаются?       В голову пришёл день, когда я поехала с ними в актовый на лекцию академиков. После встречи ребята обсуждали планы на вечер и собирали компанию друзей. Наверное, это действительно круто, вот так встречаться, гудеть, развлекаться в кругу людей, которым доверяешь. Может, это приходит с опытом, но мне действительно хотелось бы как-то побывать на таких тесных дружеских посиделках среди “своих”. У меня, увы, не получается собирать компанию. Нет столько единомышленников, с которыми постоянно виделись бы. Да и просто я не представляю близких мне людей всех вместе – настолько они разные и с трудом сочетаемые, что, пожалуй, единственным связующим звеном, будут наши с ними интересы.        По факту, мне просто страшно.       Выдыхая напряжение и томящиеся мысли, которые буквально закипают в котелке, я направляюсь со всеми на тридцать метров. Галдёж одногруппников не даёт скопытиться и превратиться в прилипший ко дну кастрюли пельмешек, а подруги как-то ненавязчиво бубнят вокруг. Я снова расфокусирована и пытаюсь как-то собрать себя в кучу. Некое ощущение зыбкой почвы под ногами снова холодит затылок.       - Валерия, ты что, геройствовать вздумала? - Труш нарисовался рядом вместе с некоторыми своими подопечными.        - Я же сказала, что буду сдавать нормативы, - упрямо твержу легенду. - У меня другого времени нет.       Заняв стартовую позицию и бросив беглый взгляд на Алинку рядом, сосредоточилась на физруке возле финишной черты. Он по привычке поднял руку, готовый махнуть, когда начнётся отсчёт секунд. Бежать будем вдоль длинной стороны зала, поэтому немудрено, что мы стояли у самих тренажёров, где как раз занимался шестой курс “для чистой профилактики”. Я ещё удивлялась, зачем этим взрослым, самостоятельным людям физкультура в расписании. Им о дипломе нужно думать, а не прохлаждаться в зале. Но, видимо, мне просто-то что-то неизвестно.       После опущенной резко руки, я стартовала, и Алинка, хоть и была легче в весовой категории, а ростом почти с меня, всё равно отставала в скорости. Как говорит опыт, мотивации без соперничества в спорте нет, так что я бежала на условных пределах своих способностей, но восемь и три секунды меня не устроили. Пересдавать, конечно, не буду, да и в группе результат даже некоторых парней обходит, но моему самолюбию от этого не легче.       - Я за тобой пыталась угнаться – даже сдала лучше, - улыбается мне Алина. - Может, ещё что-то так сдавать будем? Ты хороша в спорте.       - Не во всём, - поджимаю губы недовольно, потому что действительно хороша лишь в том, что мне нравится. Но физрукам обычно до этого нет дела. - Люблю спринты и скорость просто.       За лёгкой болтовнёй прошёл остаток пары, переодевание и даже путь в лицей. Прощаться с Максимом, затылок которого видела в вестибюле, не было смысла, ибо и так через пару часов увидимся. Сейчас нужно сосредоточиться на украинской литературе. Я до ужаса ненавижу читать классику, в которой через слово понимаю смысл из-за местных диалектов авторов. Так что этот предмет не был любимым от слова совсем, но из уважения к Иванке я совершала усилия над собой и изучала всё то, что она давала как на парах, так и на наших индивидуальных заданиях.       Всегда чувствовала, что я ей не особо нравлюсь. Даже не так, из-за того, что не хочу следовать всем правилам безоговорочно, я ей не нравлюсь. Но так уж вышло, что некое прозрение меня настигло раньше университета, поэтому я весьма скептически отношусь к правилам, оценкам и установленным суждениям, подвергая всё сомнениям.        Честно говоря, так практически со всем происходит. Ведь до лицея я не любила историю. Слишком много всего надо знать, запоминать, каждый год что-то новое, продолжение, а вспоминать предыдущее особо не дают. Хотя ты его как бы и не особо учил, но с тебя требуют помнить факты. У нас ещё часто преподаватели в школе менялись. Только привыкнешь к одному стилю преподавания – декрет. Только научишься зарабатывать оценки у другого преподавателя – повышение в местный департамент образования. Как тут успеть полюбить предмет?       Инна была первой, кто завлёк как преподаватель. Сильная, умная, харизматичная. Слушаешь и не можешь оторваться. Проникаешься и начинаешь восхищаться. А затем желаешь походить на неё и принимаешь решение зубрить, учить, выстраивать связи, напрягать память всякую, вдалбливая в свои мягкие извилины фактаж.        Я знала, что полюбила историю наполовину из-за преподавателя. С тех пор харизматичные люди с огромной базой знаний стали моим фетишем. Возможно, именно этим меня добил Соболев.       Когда Павел Егорович спрашивал его про ГОЭЛРО на семинаре, когда я задрала нос из-за поучительного настроения научрука к студенту и когда они спокойно общались насчёт магистерской работы в кабинете преподавателя – однозначно, меня зацепил надолго именно его ум. То, как Павел Егорович относился к нему на парах и при личных беседах были абсолютно разными уровнями общения. Тогда в голове мелькнула мысль: может, Лихотников как раз и относится так наставнически к Соболеву, потому что признаёт его мыслительные способности?       Ни эти провокации и глупые издевательства, ни извращения и пошлые мыслишки, ни шутейки друзей, ни праздное любопытство к парням постарше – всё не то. Разумеется, я совру, если скажу, что это не цепляло. Мою несовершеннолетнюю девичью душу подкупали эти типичные крючки от пресыщенных женским вниманием дамских угодников. Недостаток общения с парнями сказывался да и, чего греха таить, личная неудача с Артёмом. Как тут не начать сомневаться в себе? А тут… В общем, это был прекрасный урок лёгкого внимания, как и с лёгкими деньгами – успех недолгий и поверхностный.        Надеюсь, я его прошла.       Соболев мне нравился не этим. Даже сейчас, когда смотрела, как он отчитывает нас, как спорит с Димой, как ругается с Максом, я понимала, что чувства изменились. Нет этого флёра влюблённости в крутого, симпатичного, взрослого парня. Нет каких-то ожиданий и сладостных мечтаний. Спустя время я научусь правильно обличать в слова эти ощущения, но тогда ничего, кроме “люблю по-взрослому” не приходило в голову.       Это называется уважение. Чувство симпатии, благодарности, внутренней свободы и некоего безразличия к личной жизни объекта. Тебя не трогает ревность и зависть к тем, кто к нему ближе. Ты не хочешь следить за ним в интернете. Ты радуешься, когда узнаёшь с хвостов птиц новости об удовлетворительной предзащите. А едва он объявляет, что на высший балл защитил диплом, с лица не сходит счастливая, участливая улыбка.       - Ты так рада за меня, Чегрин? - Соболев выглядит довольным и даже в присутствии команды и своих приятелей не стесняется спросить напрямую что-то у меня лично.       Мы уже не так отстранены от наставников, как раньше. Да и друг с другом в команде. Подготовка к турниру ужесточилась. Середина марта неминуемо приближалась, а за две недели до поездки Инна положила перед нами стопку тестов и сказала:       - Сегодня старших птенцов не будет, так что подготовимся к тесту.       Ах да, я и забыла. Мы с Анькой переглянулись с одинаковыми тупыми выражениями. Как и я, она забыла, что перед тем, как принять участие в турнире, все участники должны пройти общий базовый тест. Суммарный результат членов команды должен превзойти отметку в какое-то количество баллов – тогда вас вносят в список игроков и распределяют.        В этот раз мы усиленно пыхтели над тестами, которые проходили по десятому разу. Но у Инны решебников накопилось много за столько лет тестирований, поэтому мы оттачивали свои навыки, как вытягивать из целого саквояжа знаний один какой-то фактик, так и скорочтение с внимательностью.        На прошлом занятии с наставниками мы оттачивали общие знания периодов каждой темы. Разумеется, это сложно, но диспуты просто не угасали. Полемисты из нас уже куда лучше, чем в начале обучения, но с такими тренерами сложно было не наловчиться. В какой-то момент Денис спокойно парировал Соболеву, а Алина – Емцову. Я даже удивилась, когда заметила, как складно эти двое научились отстаивать свою точку зрения, даже если внутренне её не придерживаются, ведь в турнире может так попасться, что соперник займёт позицию, разделяемую тобой, а тебе автоматически придётся опровергать то, с чем ты солидарен.        Конечно, это неприемлемо из соображения конфликта внутренних противоречий, но это всего лишь игра. И в ней мы нацелены на первое место.       После напряжённого урока литературы, потому что на опросах завалились практически все, кроме Аньки и Дениса, нам нужно было перевести дух. Одногруппники счастливо топали домой, а нам предстоял ещё раунд с бульдогами истории. Не знаю, что будет в этот раз, но явно не расслабление.       Из аудитории литературы я вышмыгнула первой, потому что подходить к Иванке и решать вопросы с оценками не нужно – на дополнительном всё выясню. В этом был свой плюс от индивидуального занятия с тем же преподавателем, что и ведёт пару. Я, в целом, довольна, а Иванка сейчас слушает на одного ученика меньше.       Не Иванка, А Иванна Николаевна только. Но все и так называют её лишь по имени – есть у учащихся такая привычка.       Я прошлась к нашей каморке на шесть парт, которая, как сказала вахтёрша, уже открыта, и зашла без сомнений. Страх перед наставниками уже не посещал, поэтому и ждать остальных можно не в коридоре, а внутри. Тем более, если кто-то из них выйдет и увидит меня под дверью, будет неловко.       На подоконнике спокойно сидел Соболев, втыкая в телефон, и явно читал. Он был поверхностно сосредоточен, так что бросил быстрый взгляд на меня и снова уткнулся в экран.       - Привет, - может, коридорная неловкость была не таким уж плохим вариантом? - Ещё раз.       Наедине с ним действительно было немного не так, как с другими. Наверное, это всё моя усталость и нервы за сегодняшний день разыгрались. Слишком уж активно живу я что-то. Тучи сгущаются из-за турнира, тестирования, оценки все эти в табель.        - Виделись, - судя по голосу, наставник о таких вещах как неловкость, совершенно не думает. - Как ты?       Он продолжает читать, делая исключительно внимательный вид, а я делаю вид, что занята вытаскиванием из сумки всех конспектов и докладов.       - Эм, ты насчёт падения? - глупый вопрос. Конечно, он об этом. - Да нормально, жить буду. На мозг это не повлияет.       И вот когда вещей, который нужно достать, не осталось, я понимаю, что неловкость как-то подкрадывается всё же. С губ слетает нервный смешок, а в голове так и звучит: “да где же все?!”.       Ладно, Лер, спокойно. Это же Соболев. Он обеспокоен командой и победой, так что пошутит насчёт соображалки. В любом случае такой ответ более приемлем, чем “у меня руки болят, и я содрала кожу на коленях, а ещё синяки будут”. Такие жалобы мне даже говорить неприятно, а ему слышать – и подавно. Так что держимся так, словно общаемся с обычным человеком.       С чего он вообще спросил? Значит, когда я упала, ноль на массу. А сейчас решил вспомнить?       - Это не смешно, - Соболев оторвал взгляд от телефона и под таким осуждающим внимание моя нервная улыбка кисла. - Если это Галеева постаралась, то тебя это не должно было задеть, в любом случае.       - Если это сделала Галеева, то она знала, чем рискует, - пожимаю легко плечами, отводя взгляд.       Противостояние двух шестикурсниц меня не сильно волновало. Я переживала о здоровье Полины, но, в остальном, дрязги взрослых оставались за пределами моего юношеского восприятия. Если Труш сказал правду с сарказмом, что ей мстят за дружбу с ребятами, то это вполне правдоподобно. За общение с кем-то, кто тебе недоступен, люди способны на многое. Зависть, что ещё тут скажешь. Мне за общение со старшаками тоже тут хотят малину испортить. Ничего личного к “сплетнице” не имею, но это так мерзко. Узнала бы – может, какую подлянку и сделала бы. А так, вилами по воде всё.       - Так вы выяснили, виновата она или нет? - поднимаю взгляд на Соболева и отмечаю, что он по-прежнему смотрит на меня.        Что это с ним?       - Полька уверена, - он опускает голову и потирает переносицу, - но одних её слов мало для обвинения.       Теперь мой черёд наблюдать за ним. Несмотря на статус и вопреки правилам, Соболев сидел, закинув ногу на подоконник. Это как-то не в его стиле. Давненько за ним ничего хулиганского не замечала. А, кроме того случая, когда Максим меня подвозил в машине и решил забрать друга. Неловкая была ситуация. Интересно, что было зерном той грубости?       - Из наших тоже никто не заметил, - следую за нарушителем и полностью сажусь на соседнюю пустую парту, раз уж никого нет. - Я спрашивала.       - Сама куда смотрела? - Соболев отгоняет с лица усталость и с лёгкой претензией заявляет: - Меркулова искала?       - Мне плохо было, - слова срываются с губ прежде, чем успеваю подумать о его поведении и своей реакции. - Голова и так кружилась. Я просто не успела среагировать.       Девчонки так и не знают, что мне прям перед падением было нехорошо. А ему сказала. Захотелось оправдаться, что ли? Или захотелось донести, что Меркулов для меня значит немного? К чему это вообще? Соболеву нет дела до моих чувств, это не его сфера интереса, но раз он такой любопытный, то мог бы запросто анализировать наше поведение тут, прямо у себя под носом. Хотя мы видимся всего дважды в неделю, а инспекция с такой запланированной частотой вряд ли что-то обнаружит.       - Зачем тогда бегала в таком состоянии? - Соболев смотрит исподлобья, заставляя меня чувствовать провинившейся школьницей. - Да ещё и нормативы потом сдавала.       Он ждёт ответа и продолжает сверлить взглядом. Не в упор и требовательно, а будто интеллигентно. От необходимости отвечать меня может спасти только открытая дверь, но ребята явно не спешат это делать.       Хах, услышала бы сплетница наш разговор сейчас – от скандала не отвертеться. Можно же выкрутить такой сценарий!       - Это просто совпадение было, - подавляя хитрую усмешку насчёт такой возможности, спокойно объясняю. - Я заметила симптомы и не успела принять решение уйти, как споткнулась. Потом полегчало, поэтому и сдавала. Сейчас некогда филонить, каждая посещённая пара на счету.       Даже если бы я хотела соврать ему, чтобы казаться лучше, не получилось бы так хорошо. С ним как-то начинаешь нервничать, а так сыпется любая ложь. То ли дело в нём, то ли мне до искусного лжеца далеко, но, в общем, он может не переживать насчёт искренности моих слов. Я действительно считала, что нужно оперативно везде светиться, пока не уехали на турнир. Ясное дело – нам многое спускают с рук, позволяют и снисходительно относятся. Но вне зависимости от результата потом требовать будут, как с других. Поэтому закрывать большее количество оценок мы просто обязаны.       - Хорошо, что ты серьёзно относишься к турниру, - начал издалека Соболев, но я знала эту его манеру: сначала пряник, потом кнут, так что даже не выкупилась на этот чёрствый комплимент. - Но твоя невнимательность могла поставить под угрозу всю команду.       И понеслась. Я удивлена, разве что, его спокойствием и адекватной интонацией. Обычно он бы уже как-то намекнул на мою детскую глупость.       - Заменить тебя некем, - продолжает. - Разбей ты себе лоб, ты бы слила игру, понимаешь?       - Если смотреть с позиции травматичности, - тут же отвечаю ему зеркальным тоном, - то попасть под машину более вероятный расклад. На физру мы ходим раз в неделю, а дороги пересекаем каждый день.       Я смотрела Соболеву в глаза так же, как и он мне. Никто не пытался самоутвердиться, доминировать и раболепствовать. Это так выглядит обычный с ним разговор, что ли? То есть всё же я могу общаться нормально без нервов, ругани и провокаций.        И зачем тогда ты выводил меня на эмоции? К чему были все эти трения? Сейчас я спокойно смотрю на тебя и не вижу того заносчивого крутыша, каким ты казался с самого начала. В чём дело? Что изменилось?       Признаться, в какой-то момент нашего немигающего контакта у меня даже сердце быстрее забилось. Чувствовала, как кровь готова прилить к лицу. Ну уж нет, никакого смущения мне.       Соболев опустил глаза с выдохом и улыбнулся уголками губ. Давненько я не видела его таким – расслабленным и удовлетворённым. Выходит, так он выглядит среди друзей, когда его никто, вроде меня, не бесит? Так он выглядит в обычные дни, на выходных и после тяжёлого дня.       - Молодец, хорошо вывернулась, - Соболев поднял глаза, и я осеклась: такое выражение способно покорять женские сердца. Хорошо, что я выше этого и уже переболела первой влюблённостью к плохому парню. - Научил на свою голову.       - Ну, и я тоже молодец, - подхватываю волну тепла и благодушия улыбкой, - быстро усваиваю.        Соболев смотрел на меня, на мои пляшущие в глазах огоньки и наверняка в голове проходил некий мыслительный процесс. Я же просто радовалась, что увидела его улыбку после того, как избавилась от этих зависимых болезненных чувств. Будь я всё ещё зажатой в его присутствии, такого разговора бы не вышло. Эмоции бы не позволили спокойно общаться, а сейчас снова чувствую себя живой.       - Молодец она, - кривляет меня наставник. - Ты готова? И где остальные?       Этот день мне ярко запомнился не только падением и первой двойкой по украинской литературе (и это за три месяца до окончания лицея!), но и нашим разговором с Соболевым. Именно тогда, глядя, как он ругается с Максом по поводу стратегии, спорит с Димой насчёт фактов, словно это не мы на турнире будем, а они, я поняла, что чувства мои к нему никуда не делись. Они просто изменились.        Соболев запал мне в душу как типичный бабник, который не стоит моего внимания, потому что слишком опасен этой своей легкомысленностью. То, что ему как два пальца, мне стоит больших угрызений совести. Я повелась на эту всю чухню про удивительное совпадение, что его реально заинтересовала несовершеннолетняя девчонка после той дерзкой встречи около спортивной площадки, на это дурацкое заигрывающее поведение на семинарах и следующих встречах, на перепады настроения, чтобы вызвать к себе интерес. Да, я купилась, признаюсь. Да, это стыдно даже, признавать свою глупость. Но есть ли в этом что-то унизительное? Не сказала бы.       Мы же дети ещё, делаем ошибки, хотим повзрослеть и попробовать всё, ведёмся на манипуляции из-за этих бесполезных статусов и храбримся тогда, когда стоит вспомнить родителей. Я далеко не умная, как мне казалось, а самая обычная, ибо со мной же сработала такая наживка. Но только мне под силу измениться – никто за меня это не сделает.       А Соболев быстро выкупил, что я клюнула, и интерес угас. Пока во мне боролись два противоречия, он прекрасно почивал на лаврах. Подумать только, какой я глупой была.        Но чувствовала бы себя ещё хуже, если бы на финтах игрока и закончился мой интерес. Вообще удивительно, как мне удалось понять это. Наверное, без этого разговора было бы так же странно испытывать некую неловкость при разговоре тет-а-тет. Я не могла бы найти ей причину или оправдание, начала бы подозревать себя в каких-то старых чувствах и пошла бы по второму кругу.        Похоже, всему своё время.       Думаю, в альтернативной вселенной, где Соболев бы поделился своим интересом к той же Полинке, я была бы рада за них и не перечила счастью. Мне почему-то стало неинтересно думать, а что у него и с кем, где проводит время, почему общается со мной. Мне и раньше это не особо интересно было, вернее, я запрещала себе об этом думать, чтобы зависимость не прогрессировала. А теперь – и подавно.        Что-то изменилось во мне, это видно на практике. Теперь я точно уверена, что выросла из прежней своей болезненной влюблённости.