26
4 августа 2020 г. в 11:32
Самое интересное началось позже. Веселье оставалось за кадром и стиралось гранью степени важности. В книгах, фильмах, историях всегда так — тебе рассказывают соль, убирая ненужные, скучные детали. Но пребывание среди них составляет большую часть нашей жизни. А в итоге получается, что каждый играет свою роль. Вот только этому нигде не учат, об этом во всеуслышание не говорят, а ведь эта вещь — основополагающая в жизни, чтобы не превратиться в шизоида.
Вам в восемнадцать что говорили? Предупреждали, что выбор профессии сейчас повлияет на всю жизнь наверняка. А толку? Сколько людей поступало и сливалось на первом курсе? В этом ли смысл — в каком-то условном подчинении обычаям? Вместо того, чтобы загонять стадо в один хлев, не лучше ли объяснить ему, зачем их гоняют? Тогда и попыток бегства бы и строптивости поубавилось. В этом идеальная задумка идеального мира: каждый осознанно выбирает, что ему ближе. Вот только родители, друзья или мы сами переходим черту этой идеальности, искажая реальность своим юношеским максимализмом. По этой причине в ссорах и перепалках у нас аргументы льются из крайности в крайность,
потому что мы по-другому не умеем.
Лере за кадром событий тоже говорили, что важно учитывать, что нужно иметь в виду, без чего ей не стоит принимать решений. В этом великая мудрость и слабость родителей — они хотят уберечь своих детей от собственных ошибок. Но это не так работает. Фраза «мудрый учится на чужих ошибках» работает только тогда, когда он прошёл предыдущие стадии: не учиться на ошибках вовсе и учиться только на своих. А как можно обучиться полёту птенцу, если мама только в теории показывает, зачем нужны крылья? Стоя на берегу, плавать не научишься.
Я развела этот спич для того, чтобы каждый понимал, что любые ошибки в жизни — такая же норма, как и их отсутствие. Факт лишь в том, что это осознание неизбежно. Всю жизнь опекать вас не смогут, и вы должны сами научиться вставать на ноги с колен, падать, кряхтеть и шипеть, ругаться и сжимать волю в кулак, чтобы доказать кому-то что-либо или себе, в первую очередь. Цель вашего существования ограничивается лишь тем, что вы определяете. И пока вы не обозначите, чего хотите, куда идёте и что из себя представляете, дальние мечты останутся лишь дальними. Чтобы куда-то двигаться, нужно понимать, на чём и что у нас есть на старте. Без этого путешествие с большей долей вероятности обречено на провал.
Я осознавала эти истины, и каждый день с приближающимися экзаменами тратила больше сил, чтобы сохранять здравый рассудок. Переживания перед таким важным шагом сами по себе появляются, но окружающие лишь доливают масла в огонь. Казалось бы, что в этом такого, да? Просто поддержка. А мне уже надоело, как эту мысль все елозят и натирают.
После тяжёлой подготовки к турниру всё казалось настолько простым, что я боялась расслабиться. Инна держала нас в тонусе и не делала поблажек. Остальные преподаватели старались не отставать, но, в целом, мы по-прежнему оставались отличной командой юных историков даже со вторым местом.
По поводу дополнительных. Я вернулась к украинскому и литературе и стала экстренно ходить на математику, чтобы захватить больше направлений. Мне ничего не стоит сдать на один предмет больше, потому что нет представления, кем быть дальше. Теперь мой режим дня напоминал диктаторский. Утром — учёба, приезжаешь домой — домашка, в среду и субботу — дополнительные. Всё оставшееся время занимает подготовка к другим тестам: приходится вспоминать английский и самостоятельно повторять историю с Древнего мира. Повезло только, что всемирку сдавать не буду.
Дипломированные магистры исчезли с горизонтов, хотя мы и общались в сети периодически. Макс поддерживал вдохновляющими речами, мол, ещё недолго осталось, Лерик. Однажды он позвонил, и Полина была рядом. Она пожелала скорее разобраться с «этой вакханалией». Шевченко потом добавил, что подумывает смотаться на озёра неподалёку и приглашал командой повторить квартирник.
— Мы прекрасно спелись, — подводил итоги он после воспоминаний о весёлых дрязгах с Соболем, — а вы делаете средний возраст нашей компании значительно меньше.
— Комплимент так себе, — хмыкала неоднозначно. — Да и дар убеждения у тебя тоже не ахти.
Полинка, слышала, смеялась и, судя по вздохам Макса, пихала его в отместку.
Соболев тоже звонил пару раз, интересовался моим уровнем подготовки. При этом сам он на вопросы “а ты чем занят?” увиливал. Возможно, мне не понять или рано знать, чем живут магистры. Не больно-то и хотелось узнать. Дима звонил, спрашивал, как дела, не впала ли в хандру, и порекомендовал полезное пособие.
— Тут собрана вся база, основываясь на тестированиях последних трёх лет, — объяснял он. — Так что книжка большая, но тебе как раз же нужно всё с самого начала. С информацией ты прекрасно работаешь, так что за недельку полностью пройдёшь многострадальную украинскую историю.
— Да уж, многострадальную.
В начале мая нервы стали сдавать. Не у меня — у Тоньки и Алисы. Я ещё держалась бодрячком. А вот наш костяк женской дружбы стал ходить ходуном от таких припадков и неврозов. Мы с Аней и Алиной, как могли, успокаивали подруг. Несмотря на их общую эрудированность, паника — клещ, который очень ловко пробирается внутрь и его непросто вынуть. Нам с девочками повезло в том плане, что турнир закалил с холодом воспринимать стрессовые ситуации. Даже ограниченный во времени, ты рассуждаешь беспристрастно. Единственный нюанс — цепь рассуждений иногда не совпадала. Я не могла донести до подруг, что нервы по поводу несбывшихся проигрышей, которые они там себе пророчат, сами по себе бесполезны. «Нервные клетки впустую». Но девчонки не слышали, не могли или не хотели. «У меня так бывает: если я буду переживать, то всё пройдёт хорошо». Мне оставалось лишь наблюдать, как они упорно готовятся к тестированию, превозмогая панику, страх и надвигающееся чувство безысходности.
С другой стороны, странно, что меня не пугало будущее. Вернее, безусловно, я испытывала тремор, когда глубоко погружалась в эти размышления, ведь до сих пор не представляла себя в каком-то конкретном месте. Но почему-то меня это не так волновало и заставляло испытывать благоговеющий страх, как других.
— Меньше чем через два месяца это закончится, можно будет расслабиться, — так я убеждала себя каждое утро.
— Меньше месяца осталось до первого теста. А там дальше пойдёт, как по накатанной. У страха ведь глаза велики? И вся эта паника не столько с неопределённым будущим связана, сколько с неизвестностью самого тестирования.
— Две недели осталось до первого теста. Нужно усилить подготовку и выкинуть все отвлекающие факторы.
В день первого тестирования мандраж дошёл и до меня. Он усиливался особенностями сдачи. По правилам тебя распределяют по участкам (учебным заведениям), где будешь писать тесты, и вероятно ни подруг, ни одноклассников не встретишь. И отсутствие этой поддержки здорово выбивало из колеи. На первый тест по украинскому меня сопровождала мама, и её обеспокоенный вид хоть как-то внушал уверенность в свои знания. Мыслями голова держалась за толстенную кипу конспектов с пройденными прошлогодними тестами. Учитывая, сколько информации прошло через мою голову, странно, что фраза Иванны Николаевны не забылась:
— Послушай, Лерочка, — напоследок говорила она мне, — ты девочка умная и сообразительная. Если не помнишь ничего, не волнуйся, переходи к следующему вопросу. Не спеши отмечать всё ручкой. Помнишь, что я тебе говорила?
— Да, сначала карандашом всё, — киваю послушно.
Эти речи про правильные отметки на ВНО я слушала чуть ли не каждый день. Обычно меня такое повторение бесит безумно, но то ли внутренний ценз, то ли общее напряжение не давало раздражаться.
— Правильно. Не отвлекайся на других и будь сосредоточенной. У тебя огромная база, подвести может только невнимательность и спешка.
Я глубоко вдохнула полной грудью свежий прохладный воздух, задрав голову в небо, и собралась с мыслями. Мама стояла рядом. В какой-то момент облака давали силы и жажду справиться с трудным препятствием, поэтому я хотела прыгать с парашютом и оказаться в воздухе вообще. Но сейчас не время думать об этом. О развлечениях, досуге и отдыхе подумаем потом. Сейчас нужно вырвать себе это право спокойно жить дальше в новом витке истории.
Мои тесты были разбросаны на две недели, поэтому перед английским и историей оставалось много времени, включая выходные. В голове смутно сгущались тучи, но так было у всех. Экзамены погоняли нас чуть ли не по всему городу, хотя, по какому принципу было распределение выпускников, не понятно. В конце каждого дня тестов мы с девчонками созванивались.
— Только давайте не обсуждать ответы, хорошо? — молила я. — Не хочу заранее накручивать себя, что где-то неправильно ответила.
— Ты не записывала ответы? — поинтересовалась будничным тоном Алинка.
— Нет, а зачем?
Я понимала на самом деле, зачем это нужно. Просто мне стало неинтересно фиксировать их, чтобы не расстраиваться. Незнание как-то успокаивает в такие моменты. Иванка не просила меня это делать, чтобы потом с ней проверить правильность, ибо ж тесты всё равно сливают рано или поздно. В голове большинство и так остаётся, чего уж там.
Мои выходные, которые давно не были похожи на выходные обычного школьника или лицеиста, в этот период и подавно перестали быть таковыми. Я сидела весь день на диване, всё ещё в пижаме, обложившись пособиями и справочниками, конспектами и тетрадями, карточками и картами, повторяя бегло базис всей истории Украины. И все эти перипетии Хвойко с трипольцами, княгини Ольги с древлянами, крещение Руси по мотивам Византии, поджог Киева монголо-татарами, казачество, снова казачество и опять казачество, Речь Посполитая и Российская империя, Мазепа и Швеция, Орлик и первая Конституция, отмена крепостного права, научно-техническая революция, развитие интеллигенции как класса, революционные противоимперские восстания, Первая мировая война, революция, гражданская война и пошло-поехало. Вк, нэп, коллективизация, индустриализация, пятилетки, раскулачивание и как следствие голод в тридцатых годах. А потом сталинизм, репрессии, ГУЛАГ и новая увертюра строевого марша.
— Лер, будешь ужинать? — мама заглянула в комнату и старалась не замечать, какая паника меня одолевает.
История, с которой я три года просто живу, сейчас туго укладывалась в голове. Вот вроде бы много знаешь, но начинаешь читать — и пустота. Каждый факт воспринимается как новый.
— Давай, поешь хоть с нами, а то завтракала и обедала одна.
Я выдохнула и выбралась из своих завалов макулатуры. Волосы из пучка распались, так что пришлось заново их закалывать. Все ж знают, что перед экзаменами нельзя голову мыть. Не уверена, это так оправдывают тех, кто за зубрёжкой не успел этим заняться, или реально ум смывается вместе с кожным жиром. Мне повезло, что я заранее думаю о волосах.
Усмешка скользнула на губах, и немного отпустило. За окном пели птички радостно, солнце припекало, а всё, что волновало меня, — это не заболеть под кондиционером и преступление Гаврила Принципа.
Все тесты длились мучительно долго и закончились неожиданно быстро. Я не могла поверить, что основное сражение уже сыграно и теперь оставалось ждать. Результаты обязаны дать по почте, так что в ближайшую неделю можно думать только о церемонии вручения аттестата и банкете. Причёски, макияж, наряд — настоящее девичье блаженство.
В лицей мы приехали после всех этих нервотрёпок уже немного отдохнувшие и расслабленные. Слышала, кое-кто даже окончание тестирования ездил отмечать на моря или озёра. Мы же с барышнями просто отметили это дело пиццей и коллективной прогулкой по центру города и в парке. Я бы предпочла ещё парк аттракционов, но в июньскую жару хотелось зависнуть под кондиционером, но никак не на лошадке.
— Лер! — меня окликнули. — Вау, какая ты красивая!
Знакомая Юлька-химик обошла меня кругом и довольно улыбнулась.
— Здесь так людно, как никогда, скажи? — она с восторгом и недовольством одновременно осматривала снующую толпу родителей, лицеистов, младших братьев и сестёр их, бабушек и дедушек, превращая вестибюль заведения в хаос.
— Я вот никак не могу добраться до нашей аудитории, а родителей по телефону не слышу, — сетую я с улыбкой.
Эту мышиную возню можно принять, потому что для целой оравы подростков день крайне важный. Девочки выглядят сдержанно-нарядными, соблюдают дресс-код. Юбки, платья, брючные костюмы в чёрно-белой гамме. Парни тоже хороши: галстуки, пиджаки, туфли начищенные. Все места за круглым столом в вестибюле, все лавочки, все подоконники и закутки заняты людьми, даже в коридоре сложно протолкнуться. Когда мне удаётся добраться до аудитории историков, дверь открывается, едва не ударяя по пальцам.
— Ой, Лер, прости! Не задел? — Артём перехватывает пальцы и осматривает, пока сзади в него не врезается маленькая девочка.
— Тёма, пойдём за мороженым! — она делает вид, что меня не существует, отчего я мысленно хмыкаю.
— Иди с малой за мороженкой, — усмехаюсь, указывая подбородком на младшую Меркулову, и Артём берёт сестру за руку.
Похоже, он сомневается, представлять нас друг другу или нет. Давай помогу, Артёмка.
— И мне захвати, — пальцы из его руки забираю и жестом предлагаю им идти на прогулку, миловидно улыбаясь.
Даже если Меркулов не понял, а это вряд ли, то хотя бы сцена забавная и его мелкой будет понятна. Мне твой брат, Арина или как там тебя, не нужен. Если хочет, пусть теперь сам бегает за мной, а я своё уже отбегала. Завтра все эти экивоки не будут иметь значения, потому что с большей долей вероятности ничего нас не свяжет уже. И от осознания, что теперь не нужно будет видеть Артёма каждый день, мне стало гораздо легче.
— Ты чего вздыхаешь?
— Я просто рада, что некоторые унылые морды больше не увижу, — заливаюсь хохотом Тоньке на ухо, и она насильно меня от себя отодвигает.
— Ну ты и громкая. Как всегда! Что тебя так порадовало?
— Да так, мелочи, — я вновь осмотрела одногруппников и задумалась, а что будет через год или два. Насколько мы рады будем увидеть друг друга?
На линейке последнего звонка каждый из руководящих лицеем лиц выступал особенно пафосно и торжественно. Единственная разница со школьным мероприятием была в том, что нами действительно можно гордиться. Наш выпуск был одним из самых сильных, потому что олимпиады, турниры, конкурсы, спортивные соревнования, лингвистические спарринги и ещё какие-то встречи международного уровня так или иначе прославляли имя заведения. Это обоюдная гордость — мы чувствуем себя частью авторитета, а авторитет чувствует свой рост благодаря нам.
Жара постепенно давила на голову, и я, не дожидаясь конца, ушла в аудиторию. Вахтёрши на меня с недоумением и неким скепсисом смотрели. Теперь здесь было пусто: на лавочках, подоконниках, за столом. Мне без ярого желания дали ключ в нашу аудиторию, и я тут же направилась к бутыли с водой.
Усевшись пятой точкой на своё излюбленное место, откинув голову на стенку, я осмотрела пустующий класс. Мы здесь что только не делали. Сколько прекрасного и стыдливого видели эти стены за два года? Сколько душераздирающих мыслей меня здесь посещало? Сколько раз я сбегала отсюда в уборную?
Когда мне два года назад говорили, что вспоминать время, проведённое в лицее, буду с трепетом и любовью, почему-то не сомневалась. Сейчас, даже сидя ещё в этих родных последние ноты стенах, я чувствовала подступающую тоску. А что дальше будет? Ясное дело, что-то новое, яркое, впечатляющее. Но по факту, мне будет не хватать этой обстановки, этих умников, этого своего состояния, которое есть тут.
Вечером мы с Анькой в сопровождении наших мам отправились в ресторан, который лицей снял для всех выпускников. При полном параде, леди выходили из машин на парковке с такой грацией и статью, что даже нам было завидно. А мы ведь с Анькой были осанистыми барышнями. Расслабление наступило ровно в момент, как подъехали и вышли на улицу. Дневная жара ещё держалась, поэтому мы заторопились внутрь к кондиционерам. На дорожке к ресторану встретились с Катей и Илоной, одетых в роскошные лёгкие струящиеся коктейльные платья нежного персикового и ванильного цветов. Девочки тоже выглядели расслабленно, ведь все готовились к этому дню. По иронии судьбы мальчишкам весь этот официоз нафиг не нужен, в отличие от нас.
Даже отличницы и задроты учёбы хотят отдыхать и чувствовать себя свободными от обязаловки, в которой существуют.
Мы обсуждали приготовления к этому вечеру, пока наши родители шли следом. На входе в ресторан стояли и переговаривались парни с физико-математического, и я приветливо помахала рукой знакомым. Уже внутри перебросилась парой слов с биологами и обнималась с подругами с химического класса.
— Ты что, всех тут знаешь? — мама с недоумением смотрела за мной, а потом высказала невероятно лестную мне фразу.
— Я просто поддерживаю со всеми хорошие отношения, — улыбнулась.
Когда все выпускники прибыли, наговорились и заняли свои места, ведущий начал программу. Нас ждали шикарные вечер и ночь, ради которых стоило столько трудиться.
Еда заполняла паузы. Мы выпили по глоточку шампанского, не скрываясь от родителей, а ведущий шутил, мол, родители на своём втором уровне могут прекрасно отрываться любыми крепкими напитками, а у нас всё будет чинно и прилично. Правда, спустя время оказалось, что кое-кто умудрился раздобыть нечто покрепче шампанского.
Обычные весёлые конкурсы со скороговорками, игра на устный счёт, память и какие-то умственные соревнования меня веселила, ибо я жутко азартная в этом плане. Девчонки выгоняли меня участвовать в конкурсах на зрительное запоминание, зная, насколько я хороша. Денис подталкивал меня тоже, но чаще именно с ним нас и выгоняли из-за стола отдуваться, пока наши леди трапезничали. Я еле сдерживалась от шуток про лишний вес и похудение, которое нам всем грозит, если не будем активничать.
— А то, что это мы за всех отдуваемся, а, Дэн? — я приобнимала друга, пока не подошла наша очередь отыгрывать какой-то кусочек озвучки предложенного мультика.
На таких конкурсах обычно ты показываешь себя с самой нелепой стороны, попадаешь в неловкие ситуации и пытаешься смириться с тем, что тебя увидят не в твоём привычном образе. Так что я пыталась расслабиться и быть такой, какая есть. Эти люди, возможно, меня в последний раз видят. К чему эта зажатость, верно?
Сидя за столом, я оценивала точно так же и других. Попадая впросак, краснея и смущаясь говорить и делать что-либо перед родителями, люди казались удивительно харизматичными и замечательными. Может, глоток шампанского так повлиял, но я засматривалась на людей, с которыми два года удивительно усердно трудилась ради своего успеха. И вот спустя время всё сошлось в этот самый момент. Денис, оказывается, удивительно артистичный и притягательный. Лёша — добрый и мягкий парень. Антон красивый, не зря Аньке он нравился. Назар не испорчен деньгами родителей, как казалось, и ему явно нравится наша Катя. Руслан зажат в отношениях с незнакомыми людьми, но среди своих — это настоящая душа компании. Девчонки-филологи засматриваются на наших парней, и я даже могу представить, кто и кого будет приглашать на медляк. А Артём был моей прекрасной далёкой мечтой, хотя я понятия не имею, что с ним делать. Какие отношения, из чего они состоят, как проходят дни? У меня было много вопросов, и глядя на него, все они таяли.
Меркулов не был первой влюблённостью, поэтому я отпустила его гораздо легче. Но будь он простой прихотью, чисто привлекательной оболочкой и обаятельным парнем, отпустила бы быстрее. Артём стал человеком, который первый разрушил мои предчувствия, сломал знаки судьбы и все эти сказочные “моменты” мнимого единства. Я придумывала себе, воображала, так что в какой-то момент иллюзия стала привлекательнее реальности. Может, в этом моя ошибка. Может, просто не по пути. Но Меркулов действительно хороший пример, в кого можно влюбляться. Вот только стоит ли?
— Лерка, ты чего? — Аня проследила за моим взглядом. — А-а, ну понятно. До сих пор?
— Ты про него? — киваю в сторону Артёма. — Уже нет и давно. Просто накатывает иногда.
— Вскоре всё это закончится, — уверяет меня подруга. — Как и я сохла по Антону, так и ты засохнешь по Артёму.
Мы хмыкнули и запили странный тост апельсиновым соком.
Ведущий попросил всех выпускников и их родителей двинуться на летнюю террасу на улицу для “невероятного сюрприза”. Его, как оказалось, подготовили свои же — вальс. Я была не в курсе и даже немного обиделась. Денис и Артём танцевали с другими девочками, мы не должны ревновать, но всё равно стало обидно. Я ведь тоже умею, а мне даже не сказали об этом.
С одной стороны, оно и понятно: девчонок и так много. Чуть ли не все филологи — бальницы. Мои подружки-химички тоже танцами занимались. И вот получается стоим мы, исторички, в прекрасных нарядах и подавляем завистливые взгляды.
— Ты знала, что что-то готовят? — я прошла к Кате вперёд, и она отрицательно мотнула головой.
Если даже её подружка Лена не предупредила, то что уж говорить тут. Но она, наверное, тоже с некоторой ревностью смотрела за Назаром. Пусть это и не длилось долго, а аплодисменты стояли бурные даже от нас, оставшиеся мальчишки принялись приглашать свободных девочек просто танцевать медляк. Я смотрела за Артёмом и своей подружкой Юлей, которая в прошлом занималась в модельном, и чувствовала подступающую зависть. Мне с ним не удалось так потанцевать. И не удастся, наверное.
Вопрос “а зачем тебе это?” так и остался незаданным в моей голове.
Плеча коснулась тёплая рука, отвлекая от просмотра с ретроградными мыслями. Я обернулась, услышав мамин голос:
— Лер, тебе какой-то “Соболь” звонит.
Она протягивала мне телефон, и я почувствовала мгновенное смущение. Думаю, вопросы будут не сегодня уже, но стоит приготовиться к разговору. “Кто это”, “откуда ты его знаешь”, “почему он тебе звонит”. Мама не то, чтобы ревностно относилась ко всем парням, о которых я говорю, но блюла тщательно, чтобы я не натворила ошибок. Она им не доверяла, а я, сколько ни старайся, не могла убедить, что они не плохие. Сейчас поняла, что нет смысла оправдывать кого-то в её глазах. Или дело было именно в Соболеве.
— Спасибо, — киваю, параллельно снимая трубку, — алло?
— Не оторвал от весёлых конкурсов? — короткий смешок раздаётся в трубке, и я вздыхаю с удивлением: кто-то в хорошем настроении.
От его голоса уши мгновенно краснеют, и становится ещё жарче. Поскольку мы стояли на улице, смотрели на торжественный вальс в лучах закатного солнца, влияние кондиционеров ослабевало с каждой минутой. А тут ещё смешки в трубке с придыханием и чей-то сторонний хохот. Громкая музыка мешала распознать голоса и речь на другом конце, так что я просто смирилась с неведением.
— Не оторвал. Самая позорная часть вечера уже прошла, — закрываю ладонью выход микрофона на телефоне от колонок, чтобы собеседник лучше услышал.
— Ошибаешься, Чегрин, всё ещё впереди.
От его вкрадчивой интонации вдоль хребта натянули стержень, и вместо привычной летней жары по коже ударила добротная волна мурашек, сбивая температуру. Рефлекторно смяла губы и глянула вслед вальсирующему мимо Меркулову. Никаких левых мыслей в его адрес или шлейфа предыдущих метаний на радаре не возникло.
— Выходи встречать, — Соболев отключился, вырывая меня из анализа собственных чувств.
Как “встречать”? Здесь полно людей, вход открыт. К чему это?.. Ах он плут!
Я аккуратно и незаметно направилась в сторону ресторана под видом потребности в уборной. В теории мне она скоро понадобится, потому что я никак не ожидала снова увидеть Соболева, и лицо просто полыхает. Созвоны, переписка — ладно, но встреча, да ещё на таком мероприятии! Куча гостей, у всех лишние глаза, мама тем более! Нет, чем он думал, заявляясь сюда?!
Подожди, выдохни. Мало ли, зачем он пришёл. Поздравить меня ли только? Целую команду, мы ведь сдружились. Карееву не забыть так же. Елену. Поводов на самом деле достаточно. Да и я рада его видеть. Хотела как награду за свои труды на экзаменах увидеть Илью снова. Без этого официоза, без его заносчивой манеры общения в сугубо очерченных социальных ролях. Обычным человеком. Я почти не видела его таким, так, обрывками. Может, он нормальный, а вся эта социальная снедь — просто привычная защитная реакция.
Нет, я ведь решила, что наши дорожки разойдутся после того, как закончится турнир. Квартирник был жирной точкой. Какое-то время свыкалась с мыслью, что из жизни исчезнет постепенно этот человек, а всё случившееся с ним развеется в моей памяти сухими воспоминаниями. Учёба и тестирование помогали справиться, принять ситуацию, смириться, что все люди в нашей жизни проходящие. Просто кто-то остаётся чуть подольше. Значит, эта встреча будет последней. Закончится лицей — закончатся и все его истории.
Соболев стоял у ворот, поигрывая ключами от машины, и абсолютно не глядя на меня. Это игра такая, специально стоять, типа не видеть того, кого ждёшь? Ладно, подыграю.
Между нами ведь всё как-то странно. Можно сказать, особо ничего нет. Анька тоже думает, что ему нечего делать было, вот он и решил под конец учёбы как-то повеселиться. Свои девчонки надоели, так что “решил протестировать, какое сейчас молодое поколение”. Так заключала Карамзина, и я соглашалась с ней чисто для того, чтобы убедить саму себя в этом, чтобы не начать придумывать воздушные замки. Да и я тоже хороша. Вначале какую-то фигню творила, потому что чувствовала себя неполноценной, что ли. Потом чуть не связала личное с учёбой. А сейчас, когда руки развязываются с каждым мгновением, могла хоть флиртовать с ним в открытую, но стадия принятия даёт знать.
Как-то всё однобоко и не своевременно, что ли.
Я не могу заставить его проявлять интерес личный, если у него его нет. Возможно, сойтись можно с абсолютно любым человеком, главное — правильно созданные условия, но как-то давно во мне сигналили индикаторы достойного парня.
Драйв закипал в жилах постепенно то ли от солнца, то ли от вида Ильи. Он стоял боком, сложив руки под грудью и поигрывал брелком, теребя его то в одну, то в другую сторону вокруг пальцев. Профиль — не самый привлекательный вид для худощавого парня, но его силуэт всё равно вызывал во мне какие-то приятные смущающие волны. Чем ближе я подходила, стуча набойками на тоненьких каблуках, тем больше смущение обжигало изнутри.
Илья повернул голову на звук и прекратил теребить брелок ключей. Теперь моя очередь была игнорировать его взгляд и внимательно смотреть под ноги, чтобы не застрять каблуком между плиток. Пусть смотрит, наблюдает, изучает. От его взгляда ощущения жара становилось острее, и я, наверное, пылала, словно спелая малина, поэтому когда взгляд на земле столкнулся с его узорными коричневыми туфлями, замерла как вкопаная. Теперь точно придётся поднять глаза. А это, ой, как нелегко, ибо мне уже не кажется, что эта история станет последней.
С собой договариваться времени не было. Как и заниматься самоистязанием или пересмотром жизненных установок.
— Привет, — подала первой голос, разрушая взаимное рассматривание и осилясь поднять глаза.
— Удивительно выглядишь, — моргнув, Соболев улыбнулся.
Да что происходит? С ним. Со мной. Внутренне я похожа на зажжённую нить накаливания, словно стрелка спидометра идёт только на повышение. Страшно подумать, что произойдёт, если достигну максимальной отметки.
— Секунду, — он нырнул за каменную ограду участка, и протянул мне сложенный уютный букет нежно-розовых пионов. — Поздравляю с выпуском. Ты справилась со всем, что тебя ждало в этом году.
— Спасибо, — я взяла букет в руки и расплылась в ответной улыбке.
Взглядом цепко ухватилась за нежные полураскрывшиеся лепестки, чтобы не поднимать глаза на собеседника. Слишком волнующим становилось моё внутреннее море, моя гармония.
— Похоже, ты дождался, мужик, — вынырнул из-за спины довольный Макс, оценивающе глядя на меня. — Мелкая, а ты, и впрямь, шикарная леди. Позвольте вашу руку.
Не дожидаясь моей реакции, Макс захватил друга за шею и, не отпуская, дотянулся до моей руки и притянул к своим губам, легко касаясь.
— Шева, под дых хочешь? — спокойно произнёс Соболев в согнутом положении.
— Неженка, — отпустил того Макс, а сам юркнул ко мне, приобнимая. — Поздравляю, Лерик, ты большая умничка. Справилась с таким напором, выглядишь восхитительно, отдыхаешь и не перепила ещё! Образцовая девочка.
— Макс, под дых хочешь? — незлобно бросаю парню, обнимая в ответ.
— И где ты понахваталась? — шутливо произнёс Шевченко.
— Дурной пример заразителен, — заключила Полина, аккуратно вышагивая на своих платформах и обнимая крепко меня. — Но пример так себе. Неопытная ты ещё в разборках. Но это дело наживное.
Слова так и застряли в горле, потому что я не могла решить, кого поддерживать, а кого — порицать.
Ребята шутили надо мной, уводя полностью от необходимости смотреть на Илью. Тот же, в свою очередь, мог спокойно наблюдать за происходящим. Мой градус жара спадал, и, когда появились Даниил и Эля, я поняла, что это самая настоящая группа поддержки. Похоже, Макс и Полька присматривают за мной и Соболем, а Резник с подругой — за строптивыми влюблёнными. Вот же ж канитель. Да только за мной и Соболевым не нужно следить: достаточно просто не подпускать нас друг к другу, так что увести его отсюда — самое умное решение. Но говорить им я этого не стала. Если уж это жирная точка, а я, наверное, хочу, чтобы так было, то наслажусь ею целиком.
— Ну что, показывай, как зажигает нынче молодёжь, — заводил свою пластинку Шева.
— Ты не старпёр ещё, успокойся, — хмыкаю я, скользя глазами мимо Соболева к идущему позади приятелю.
Торжественная процессия заключалась во мне, в Соболеве, на чьём предплечье лежала моя ладонь для опоры, в обнимающихся Шеве с Полинкой и заключительной милой блондинистой паре Резника и Эли. Они оба поздравили меня с выпуском и сказали не распыляться на всех этих губошлёпов, которые мне мозги пудрят.
— Займись лучше образованием, — шептала на ухо Эля, когда обнимала меня. — А то кое-кто закончил уже учёбу, а тебе предстоит много нового.
Я не знала, она так деликатно предупреждает мне не ввязываться в компанию из заботливых побуждений или ставит на место, напоминая, что я маленькая девочка в компании старпёров.
Музыка ещё доносилась с террасы, так что я повела новоиспечёных гостей туда. Тем более команда будет им рада. Они давно не виделись, а парням наверняка есть о чём поговорить между собой. Девчонки же перекинутся последними новостями в своих жизнях. Полинка будет учить, что делать с нерадивыми или радивыми поклонниками, как их искать, как выжить на первой сессии. А Эля… даже не знаю, показывала ли она своё лицо Анюте с Алинкой.
Мамы на террасе видно не было. Постепенно темнело, но фонари не зажигали, видимо, ссылаясь на придание некой интимности моменту выпускных танцев. Музыка и впрямь звучала спокойная, поэтому несколько десятков пар спокойно кружились в объятьях друг друга. Кто-то делал это технично, вежливо, по-дружески, а кто-то, вроде Дениса с Алинкой, позволяли себе сократить деликатное расстояние до минимума. Вон, Ленка танцует с Артёмом, а я пропустила момент, как она подходила приглашать его. Ведь наверняка она сделала первый шаг. Анька кружится в танце с Русланом, до этого мало контактировавшем с девушками даже нашего класса. Вокруг танцпола стоят одиночки, выглядывающие более-менее приятных людей, чтобы потанцевать, так что пары постепенно прибывали.
Я замираю с некой трогательной меланхолией на лице. Илья смотрит на меня, наверняка видит мои мокрые глаза и застывшую печальную улыбку. Или счастливую, я не знаю. Просто понимание чего-то конечного всегда настигает внезапно, и ты, хочешь или нет, обязан это проглотить и жить дальше. Точно так же, как я поступила на квартирнике, поставив жирную точку в отношениях с человеком, что сейчас вежливо одолжил свою руку в качестве опоры.
— Составить тебе пару в вальсе? Ты же умеешь танцевать, — голос Ильи звучит обыденно, лишённый обволакивающего флёра или насмешливого высокомерия.
Прямо, как я хотела — обычный человек.
— Тут уже никто не вальсирует, — аккуратно вытираю мизинцем уголки глаз, стараясь не размазать тушь. Она, конечно, водостойкая на ресницах, но когда прижимаешь их пальцами к векам, водостойкой трудно остаться.
— Идём, — слышу тяжёлый вздох, и боковым зрением увидела, что он закатил глаза. — Как же с тобой сложно, Чегрин.
Я поняла, Соболев не хотел меня упрекнуть. Слишком уж покладистое поведение, чтобы вот так укалывать и разрушать притяжение. Даже странно, что его поведение становится каким-то понятным мне, словно учусь читать его реакции и интонации. Или он даёт мне это делать, не знаю.
Да, с таким подходом, я точно не оставлю эту встречу конечной.
Соболев держал дистанцию, когда вёл меня к условной гуще танцующих пар, чтобы не светиться скраю. Держал, когда перехватил ладонь, лежащую на предплечье, другой рукой. Держал, когда обволакивал талию. Держал, когда поворачивал к себе, проводя едва ощутимым касанием вдоль хребта к лопаткам. Даже держал, когда перешёл от кромки корсета к голой коже. Но стоило мне провести пальцами от его закатанного рукава рубашки к ладони, чтобы вложить свою и начать танец, как он закинул голову вверх и шумно выдохнул сквозь стиснутые челюсти.
— Я что-то не так сделала? — его реакция казалась мне неподходящей, словно он сдерживается из последних сил. Но здесь не было ничего такого, что могло бы вызвать подобную.
— Нет, всё хорошо, — набирая полную грудь воздуха, ответил Илья низким голосом.
— Кстати, про что говорил Макс? Чего ты дождался?
Наверное, Соболев готов был взорваться. И от себя, и от моих глупых вопросов. Держали его только мой родитель, с которым должен был прийти каждый лицеист, в том числе и я, и обещание Максу. Мама с Шевой явно заметят мою пропажу. Плюс, все его друзья здесь затем, чтобы кому-то не снесло голову. Но даже если в моей голове мелькали подобные мысли, они развеялись из-за своей фантастичности.
Музыка лилась приятными контрастными октавами, пробуждая в глубине души нечто волнительное и трепетное. На второй танец Илья переложил мои руки себе за шею, притягивая к себе ещё ближе. Запястья он не отпускал, закрывая локтями наши лица от окружающих, среди которых мы кружили. В такой близости смотреть ему в глаза казалось неудобным и слишком интимным. Они казались чёрными, взгляд завораживал и утягивал в какую-то тягучую бездну. В полумраке и подступающей прохладе его ладони согревали меня особенно нежно. Подушечками больших пальцев он поглаживал мои запястья. Я не могу утверждать, но ему, пожалуй, тоже нравилось быть здесь.
Осознание настигло в тот момент, когда мы соприкоснулись лбами и, бросив понимающие взгляды друг на друга, улыбнулись. Я прикрыла глаза, устав фокусироваться на соболевских губах. Такое желание давно во мне не просыпалось — поцеловать кого-то. Возможно, это навязано близостью, ведь раньше такого не было. Но сейчас Илья рядом, от него пахнет чем-то классическим мужским. То ли дезодорант, то ли парфюм, то ли гель для душа. Я не могла определить: настолько меня сейчас волновала внутренняя турбулентность.
— И как у тебя сердце не взрывается от моей близости, — выдал мне Соболев с абсолютно бессовестной улыбкой.
Я напрягла руки и постаралась выдернуть их из захвата, и при этом желательно задеть его уши. Нет, ну, как можно было испортить такой момент?!
— Отпусти, — максимально отодвинулась назад, с прищуром глядя в глаза этому наглецу.
— Я пошутил, Лер, — на лице у Соболева не было ни намёка на насмешку. — Зато ты посмотрела мне в глаза. Мне постоянно тебя злить, чтобы ты переставала чувствовать неловкость? Потому что быть всё время так близко я не могу.
— Почему? — вырвалось прежде, чем я успела обдумать.
Илья несколько секунд смотрел на меня, а затем отодвинулся и засмеялся. Таким я точно видела его впервые. В компании друзей он свободен в выражениях, может ёрничать, пафосничать и выставлять себя крутым, но эта театральщина делает его им. Для человека с таким уровнем зазнайства внимание слишком важно, чтобы отсиживаться в уголке, в отличие от меня.
Мы остановились в танце, пока Соболев бесстыдно ржал, но не отпускал моей руки. Его поведение привлекало внимание, но надо признать, даже эта откровенная свободная манера поведения не могла не манить. Я видела, как осматривали меня и его девчонки, как Карамзина округляет глаза и указывает взглядом на цербера со мной в паре, как скользит взгляд Тоньки, танцующей с Артёмом, и как туго скользит взгляд самого Меркулова.
Ведущий прерывает романтичное веселье для парочек, новообразованных парочек и просто сентиментальных людей, вроде меня, приглашая всех отправиться перекусить.
— Там как раз подали вкуснейшее мясо, только с огня сняли, — в ответ галдящим выпускникам парировал тот. — За него уже уплачено, так что налетайте, пока горячее.
Толпа худо-бедно рассасывалась, возникла пробка в дверях. Я не заметила, как к нам, освободившим руки друг друга, подходили и друзья, и команда. Девчонки отвели меня в сторону от Соболева, прикинувшись, что здороваются с остальными. Парни пожимали друг другу руки. Старшие поздравляли с выпуском, задавали вопросы о жизни, оценках, планах на будущее. Мы медленно брели в сторону ресторана, замыкая процессию передвижения толпы, и делились соображениями насчёт поступления.
— А вас Лерка пригласила? — Денис бросил быстрый взгляд на всех магистров.
— Нет, мы сами изъявили желание, — ответил Макс и бросил проницательный взгляд на лучшего друга. — Просто кое-кто хотел подарить цветы, да? Кстати, где они?
Шевченко внимательно посмотрел на меня, затем — снова на Соболя.
— Язык бы тебе оторвать, Шева, — беззлобно шикнул на него Илья. — В машине они. Пока вы с Полькой тренировалась в остроумии, я положил их подальше. Ещё завянут от вашего сквернословия.
— Какая учтивая речь, дражайший друг, — Макс отпрыгнул подальше и сделал учтивый реверанс, — вы, не дале как вчера, потчивали с бухлишком и вместе с нами тренировались в срамословии.
Мы отправились с ребятами за свои столы, а наставники с друзьями пошли в сторону барной стойки. Еда оказалась потрясающей, ведущий не врал, и запах дымка приятно разбавлял эту роскошную обстановку с белыми струящимися гардинами, ухоженными влажными цветами, блеском покрытых лаком деревянных стоек и лестницы. Сейчас бы куда-то на пикник в лес, на шашлыки, как в старое время в школе. Игры в лесу на скорость, прятки и ещё что. Чумазыми, сытыми и полными адреналина сигать по лесной чаще, по кочкам и буграм, носиться меж деревьев и ёлок, сопрягаясь с риском и опасностью. Ловить и выискивать противников, соревноваться на скорость и смекалку, пробовать обманные манёвры, чтобы захватить в плен.
Вечер проходил легко и непринуждённо с появлением на нём магистров, потому что они так же принимали участие в конкурсах, и Полинка вечно пыталась удержать задорного Макса. Его хлебом не корми, дай попаясничать и пошутить на публику. Соболев держался нейтралитета, никого не задерживая и не поощряя, поэтому Максу удавалось вытаскивать его на какой-то конкурс, где приходилось проявлять способности усмирять свои стыд и совесть.
— Что он там говорил про “ещё впереди”? — бросила с усмешкой, вспоминая телефонный разговор час назад.
— Ты что-то сказала? — Карамзина наклонилась ко мне, едва не опустив в горсть салата свой чёрный кулон.
— Да нет, — отмахиваюсь, — просто видеть Соболева с Максом на собственном выпускном как-то и в голову мне не приходило.
— Мне тоже, — Анька смеётся, глядя на то, как Макс запрыгивает на спину другу от счастья, что они сыграли в дартс лучше остальных. — По-моему они нифига не магистры.
И я с ней полностью согласна.
— А что у вас с главным цербером? — Карамзина ухмыляется и пристально смотрит за моими реакциями.
— Да ничего. Он позвонил, сказал выйти, подарил цветы, и тут нарисовались все остальные, — как можно спокойнее и рассудительнее расписала я произошедшее.
— Что, не успели? — Анька явно дразнила меня и нарывалась за острый язык. — Я видела, как вы танцевали и прижимались друг другу под Джорджа Майкла. Ещё и руками закрыл лица. Чем вы там занимались?
Я чувствовала внутреннее напряжение от каждого слова подруги, но краска к лицу не приливала.
— Молчали, не поверишь, — я хмыкнула, за шуткой пряча неловкость, — а потом он засмеялся с чего-то в его голове там.
— Если у него в голове бардак, своей не теряй, — напутственно заявила подруга и, не давая мне сфокусироваться на этих словах, попросила передать бутерброд с сёмгой.
В хорошо спустившиеся сумерки выпускники вывалились на огромную дощатую площадку над водой. Китайские фонарики ждали, когда их зажгут и отпустят в добрый небесный путь. Воздух уже пронизывался ароматным сухостоем и смешивался с прибрежным речным запахом влаги. Город превращался в горящих светлячков на фоне задёрнутых портьер кукольного театра, и мы с подругой сразу отметили некий символизм — запускать огни в стаю огней. Был один нюанс — наш ретивый Дракон не загорался.
— Что такое? Всё ж правильно, — возмущалась Анька досадно.
— Тяги нет, — вспомнила я слова папы, когда тот разжигал печь в доме и говорил об этом иногда.
— Почему у других есть, а у нас нет? — не унималась подруга.
— Сейчас позовём нам помочь.
Я отдала не такого уж ретивого Дракона Карамзиной, лишь бы не психанула, честное слово, и не спалила его. Пока не дошло у неё до мыслей “это значит, наши желания, что мы тут написали, не сбудутся!”, нужно решить вопрос. Мимо как раз проходил Макс с Соболем и Даней.
— Ребят, помогите, пожалуйста, — я обвела каждого умоляющим взглядом. — У нас фонарик не загорается.
— Показывай, мелкая, — поспешил первым Шевченко, даже не разбираясь, куда идти.
Тройными усилиями мы запустили фонарик, вот только он не взлетал, как у других, а просто стелился над водой. Было красиво, конечно, в отражении водной глади видеть огонёк, но как-то нет того воодушевления, какое наступало у других. Как вырывались восхитительные, радостные вздохи, как они снимали на телефон взлёт их сокровенных желаний, как, переговариваясь, шли обратно в заведение или искали родителей , чтобы поделиться радостью.
— Найдите девчонкам ещё один, — прошептал незаметно Макс Соболю и Дане.
Я не особо расстраивалась, что фонарик не задался. Там была дырочка, производственный брак, так сказать, поэтому воздух не нагревался, позволяя ему лететь, а частично выходил, превращаясь в холодный. А вот Анька выглядела подавленной. Пустяк, казалось бы, но ей не хотелось верить, что её мечта не сбудется. Мы не делились друг с другом несбывшимся, поэтому мне оставалось только гадать, что именно её так расстроило. Я просто обнимала Аньку и обещала, что это никак не будет связано с мечтами.
— Ведь мы совершаем всё, а не какой-то там Дракон нами управляет, — Анюта не была фаталисткой и убеждена, что всё зависит от человека, так что подобная выходка необычная для неё. Наверное, её так же, как и меня, переполняют эмоции и сказывается избыток напряжения за последние месяцы.
Илья вернулся с новым фонариком, и я видела, как лицо подруги посветлело. Впятером мы заново повторили процедуру. Парни занимались технической стороной, а мы писали на бумажках мечты. Второй раз вышел успешнее, но я загадала новое желание. Меня будущее волновало куда сильнее, чем Соболев, так что наша с ним связь пусть стелется фонариком над водой, грозясь затонуть или погаснуть. Если Анька права, и мы решаем всё сами в этой жизни, то мы и станем причиной либо совместного проведённого времени, либо раздельного.