Путь в никуда

      Генри лежал и таращился в ясное солнечное небо, не в силах подняться. "Они свалили, сволочи. Свалили к чертовой матери, струсив и поджав хвосты". Во рту был металлический привкус крови, как после папашиных измывательств. Это все из-за него. Если б папаша не выпорол его парой часов ранее, он бы один уделал проклятых неудачников.       Небо перед глазами расплылось, сделалось нечетким. "Этого еще не хватало. Слезы?" Генри ненавидел слезящиеся глаза — слезы наворачивались во время побоев сами по себе. Чем еще больше раззадоривали папашу, ведь что может быть забавнее зареванного подростка, корчащегося у ног и жалко прикрывающегося руками?       На том берегу зашелестели кусты. Вернулись, что ли? Если повернуть голову, они заметят. Лучше сдохнуть.       Генри закрыл глаза, глубоко дыша и пытаясь успокоиться и справиться с ломотой в теле. Сейчас доплестись до дома — пешком, сраный Белч свалил на своей тачке, а тут мили три, если не больше. Потом стирать гребаные джинсы и рубашку, вручную, папаша все никак не может починить стиралку. Наверно, не хочет. Зачем? Есть же домохозяйка Генри. Наверно, будь Генри девкой, с этим было бы легче справиться, это было бы нормально. Для пацана по мнению Генри домашняя работа была позором. Папаша подтверждал это своими комментариями.       «Стоит только припугнуть, и он превращается в труса.»       Хорошо, что никто, ни одна живая душа не знает об отношениях в семье Бауэрсов. Можно в школе строить из себя крутого парня, показывать зубы, измываться над мелкими под восхищенными взглядами приятелей. "Если они догадаются…"       Бауэрс застонал, с трудом переворачиваясь набок и приподнимаясь на локте. Выдохнул, поднялся, скрипнув зубами, добрел до дерева и уткнулся лбом в ствол, вновь пытаясь отдышаться. Потом побрел дальше, иногда останавливаясь, чтобы прийти в себя. Когда он доплелся до дома, уже темнело. Генри попытался бесшумно войти в дом — отец повернул голову. Мерцание экрана освещало его хищное лицо. Отчего-то Генри глупо вспомнились детские сказки про троллей. Тролль, смотрящий комиссара Каттани или еще какую-то дрянь. Круто.       — Ты обещал прийти засветло.       — Я ничего не обещал, я просто сказал, что иду с пацанами, — начал было Генри. Он не договорил. Отец рывком поднялся и зарядил кулаком в живот. Казалось, Генри забыл, как дышать, сгибаясь пополам и широко распахнув глаза и рот. Губы некрасиво скривились, и Бутч, мерзко ухмыльнувшись, саданул сыну по уху.       В голове зазвенело, носом хлынула кровь - очевидно, то, что отец добавил к утренним побоям и последствиям драки с неудачниками, было последней каплей. Генри повалился на пол у его ног, даже не закрываясь, только кашляя и вздрагивая от каждого нового удара.       А потом наступила темнота. Густая и липкая, она набилась в нос и уши, мешая дышать. Генри смотрел в черноту и отрешенно думал, что однажды отец переступит какую-то грань, может, не специально, и…       "И какой в этом смысл? Жить так, не чувствовать, что живешь, бояться всего, дышать, говорить, сделать что-нибудь не так, уйти из дома, вернуться домой. И все равно сдохнуть по-собачьи, корчась от боли у ног папаши".       Генри наконец сумел разглядеть очертания комнаты. "Интересно, это зрение отключалось или сознание?" Он всю жизнь изображал из себя крутого парня, надеясь, что отец обратит внимание, что он похвалит. Не надо изображать. Надо жить.       Вспомнилась рыжая шлюха на том берегу. Ее искривленные губы, камень в руке. Она показала зубы. Она почуяла. Поняла, что он, Генри, играет, а не живет. Что ж, он научится жить, если надо. Она поймет, раздери ее дьявол, поймет, что это не роль.       Генри рывком поднялся. Заставил себя не глядеть на отца, храпящего перед телеком. Плевать. Возможно, когда-нибудь он умрет, возможно, от рук собственного отца. Но пока этот миг не наступил, Генри здесь главный.       Генри решительно прошел к двери и вышел в ночную прохладу лета. Добраться до города пешком было сложновато. Машина папаши стояла на заднем дворе. Служебная, ну и черт с ней. Хуже уже не будет…       Ключи отец оставлял в замке зажигания. Генри криво усмехнулся, слизнул присохшую к нижней губе кровь и решительно рванул дверцу.       Водить Генри учил старший Бауэрс в редкие минуты просветления, ещё Генри учился у Белча - давно. Потом бросил — опять же боялся показаться слабым. Смешно. Страх быть слабым делает тебя слабее.       Он повернул ключ и выехал на трассу. Машина шла легко — полный бак, новый двигатель.       Впереди мелькнул припаркованный автомобиль с папашиного участка. Генри стиснул зубы и вцепился в руль.       — Бутч, ты куда в ночь собрался?       Генри ударил по тормозам и опустил стекло.       — Здрасьте, мистер Байт. Я папаше за пивом в город, а то проснется, а в холодильнике пусто — сдохнет с похмелюги, — голос Генри звучал неожиданно уверенно и убедительно, — прав нет, можете арестовать, — он ухмыльнулся.       Полицейский хмыкнул.       — Пиво поутру — это святое. Давай, шкет, жми до магаза и не останавливайся больше.       Генри хохотнул.       — Только бате не говорите. Для него ж стараюсь, а за тачку не волнуйтесь, я вожу отлично, скоро уже сдам на права, шестнадцать мне через месяц. Батя свою личную развалюху обещал, а с парнями в гараже конфетку сделаем.       Полицейский качнул головой. «Отличный все же Бутч папаша, сыну вон машину думает купить, а Генри как отца любит. Идеальная семья, хоть и без женщин».       — Не скажу, не волнуйся.       Генри перевел мысленно дух, не меняя веселого и слегка заискивающего выражения лица.       — Бывайте, мистер Байт, удачного дежурства и побольше нарушителей, чтоб премия была здоровой, а кошелек потолще живота, — хохотнул он и унесся в ночную темноту.