Путь в никуда

      Беверли и не думала сопротивляться или даже возражать. Молча выбралась из машины, молча зашагала вслед за полицейским, который уже забыл про нее и обсуждал с кем-то по рации последние сплетни, молча села в патрульное авто, машинально пристегнувшись. Она ни разу не обернулась, чтобы взглянуть на Генри. К чему? Попрощаться с ним, пожелать ему доброй ночи, поблагодарить за замечательную прогулку? Водительская дверь открылась, и полицейский с трудом протиснулся за руль. В ту же секунду Беверли обдала пронзительным холодом внезапная мысль: они уже знают. Ну конечно же. Соседка сразу позвонила в полицию, услышав звук выстрела и крики, и за ними все это время следили. Патрульная машина ехала за ними, держась на безопасном расстоянии, и полицейские видели, как они затолкали в багажник труп, как добрались до водостока и унесли его в темноту. Они выжидали. Они наблюдали из темноты, напряженно всматриваясь, улавливая мельчайшее движение и еле слышный звук. Они были там, внизу, под городом, обходили их с Генри по кругу, чтобы лучше все рассмотреть. Они видели Патрика… Они знали. Из Дерри не уйдешь просто так. Город не собирался отпускать их с Генри, играл с ними, как сытая кошка с двумя перепуганными до полусмерти мышами, тщетно пытавшимися спрятать свой страх от самих себя. Беверли уставилась в зеркало заднего вида, отражавшее хмурое лицо полицейского. Куда на самом деле он ее везет, и куда увезли Генри? Полицейский вздрогнул и крепче схватился за руль, выравнивая вильнувшую машину. — Эй, ты чего? Что так уставилась?  — Н…ничего, — пробормотала Беверли. Гамбургер с колой подкатили к горлу и перекрыли дыхание тошнотворным комком.  — Ну и где он? — внезапно спросил полицейский. Беверли судорожно вцепилась в рюкзак.  — Он… Он уехал. Уехал, еще вчера.  — Да ты, никак, пьяная? Ты же дочь Эла Марша? Ух и задаст тебе отец за ваши с Генри прогулки, как вернется… Дом, говорю, твой где?         Беверли, еще не веря в то, что он и вправду собирается отвезти ее домой, рассеянно ткнула пальцем куда-то влево, и машина мягко повернула в темный переулок в нескольких кварталах от ее жилища. Полицейский продолжал рассуждать сам с собой о том, что Эл сделает с непослушной дочкой, о том, что раньше девушки вели себя гораздо приличней, и еще о чем-то, но теперь его слова сливались для Беверли в неразличимый назойливый гул, напоминавший жужжание сотен мух. Она даже не заметила, что за окном замелькали знакомые заборы, и вздрогнула от неожиданности, когда автомобиль остановился у ее дома. Полицейский повернулся к ней и плотоядно усмехнулся:   — В следующий раз берите машину напрокат, детишки.         Беверли, нервно улыбнувшись, закивала головой и неловко выбралась из машины. Небо уже просветлело, и предутренний холод больно хлестнул по легким. Разноцветные мечты, испачканные кровавыми брызгами и пахнувшие сладковатым тленом, развеялись вместе с ночной темнотой. Начинался еще один день в Дерри — один из бесчисленного, бессчетного множества дней.       Беверли проснулась, как от толчка, но вставать не спешила и долго смотрела в потолок, бездумно разглядывая трещины, разбегавшиеся лучами от лампы. Все тело противно ныло, а суставы были словно перекручены и связаны узлами. Солнечный свет расплылся по подушке недалеко от ее головы, значит, было уже время полудня. Он уже на работе, это хорошо, но почему не разбудил ее, дернув, как обычно, ручку запертой двери? Беверли с трудом приподнялась, обнаружив, что спала в перепачканной одежде и грязных кроссовках, и в ее память хлынул поток воспоминаний о прошедшей ночи, словно вода из прорванной плотины. Она подскочила на ноги и бросилась к окну. Ни полицейских машин с сиренами и проблесковыми маячками, ни машин службы спасения — улица была пыльной, серой и тихой.       Выдохнув и немного успокоившись, Беверли бросила взгляд на разбитую лампу на полу, потом медленно приблизилась к двери и долго разглядывала ее, словно на растрескавшейся краске были начертаны знаки, предсказывавшие будущее. Набравшись решимости, она рывком открыла дверь и вышла в полутемный коридор. Ничего. Тишина. Спокойная, пыльная, полусонная. Его и вправду больше здесь не было. Телевизор молчал, и пятна света ползали по ослепшему тусклому глазу экрана, а продавленный диван был пуст. Беверли тряхнула головой, отгоняя навязчивую страшную мысль, и распахнула шкаф, в котором висели его вещи. Вся одежда на месте — и рабочая тоже. Словно вспомнив о чем-то, она поспешно пошла в ванную, отпихнула в сторону висящую на одной петле дверь и замерла на пороге, оглядывая невысохшие лужи воды и мокрые стены. Беверли взглянула в покрытое следами от капель зеркало, и оно отразило ее бледное лицо и растрепанные волосы. Ни крадущихся теней, ни пугающих силуэтов.         Сидя на кухне перед кружкой перестоявшего горького кофе, разбавленного кипятком, она безуспешно пыталась собрать в кучу разрозненные мысли. Значит, он и вправду мертв и гниет теперь в водостоках. Эта мысль наполняла ее радостью и страхом одновременно. Она забудет его очень скоро, забив воспоминания в самый дальний и темный угол, и будет теперь жить спокойно и свободно. Если его труп не найдут… Кофе, пролившись, обжег ей пальцы, и Беверли отставила кружку подальше. Сколько лет придется отсидеть, если эта тайна выплывет из водостока наружу вместе с тем, что осталось от Патрика? А если и вправду не найдут? Тогда надо будет придумать подходящую версию исчезновения, убедительно сыграть любящую дочь, измученную тревогой за папу. Но ведь можно просто сделать вид, что он куда-то надолго уехал, и ее на время оставят в покое. Ведь им плевать. И все же они не станут мириться с тем, что девочка живет одна в доме без присмотра взрослого. Кто-то ведь обязательно должен заботиться о детях. Беверли закрыла лицо руками и стала раскачиваться на стуле. Бауэрс-старший, несомненно, позаботится о сыне. Генри ничего не сказал прямо, но Беверли была уверена, что ее недавние догадки о том, что на самом деле творилось дома у Бауэрсов, были близки к истине. Генри придется объясняться с отцом, и он может рассказать ему… Нет, Генри не выдаст. Он ведь никого не боится и ни с кем не считается. Беверли оглядела засыпанный сухими крошками стол и плиту, на которой сиротливо стояла турка. Ей хотелось, чтобы Генри был здесь.         В голову пришла сумасшедшая мысль — позвонить Бауэрсам, ведь в телефонной книге точно должен быть номер, и с минуту Беверли была уверена, что это самый правильный шаг. Однако, взявшись за трубку, она снова застыла в нерешительности. Что она скажет Генри? "Эй, Бауэрс, тут еще пара кровавых разводов осталась под ванной, приходи, поможешь прибраться? А, да, не хочешь потом прокатиться до водостоков и еще раз посмотреть на труп твоего дружка? Кстати, ты как, голова не болит? Почему должна болеть? Да я ведь залепила тебе камнем, когда ты пытался прикончить Майка. И я очень благодарна, что ты пристрелил моего папашу из пистолета своего папаши…" Все это было слишком. Вчера Генри казался ей героем и спасителем, воплощением всего, о чем она только могла мечтать, но кем он был на самом деле? Придурок Бауэрс, тупица с садисткими наклонностями.   — Славные у тебя друзья, Бевви. Она подскочила на ноги, опрокинув стул, и принялась бестолково метаться по кухне, ударяясь об углы столов и судорожно хватаясь за все, что попадалось под руку.   — Ты здесь? Покажись!   Молчание. Тихое, сонное молчание, разбавленное жужжанием мух где-то в ванной. — Где ты? Проклятье! Убирайся!         Но дом оставался безмолвен, лишь громкое хриплое дыхание Беверли, шумно вырывавшееся из пересохшего горла, нарушало тишину. Она торопливо пошла из кухни в прихожую, накинула кофту прямо поверх грязной одежды и вышла на улицу. До дома Генри идти не так уж и далеко. Ничего ведь не случится, если просто пройти мимо и посмотреть. Вдруг Генри окажется во дворе?         Беверли уже почти добралась до поворота, за которым жили Бауэрсы, и с каждым шагом на душе у нее становилось легче, хотя она сама не понимала, зачем туда идет и что станет делать, когда окажется на месте. Да плевать, лишь бы дойти, а там все само собой решится. Не убьет же ее Оскар за то, что она позвонит в дверь и спросит, дома ли Генри. А может, Бауэрс-старший на очередном дежурстве, и Генри сам откроет ей дверь.   "Привет, а Генри дома? Я просто хотела спросить, сделал ли он проект, который задали…"   Нет, глупо. Плевать Генри хотел на то, что ему когда-либо задавали.   "Привет, мистер Бауэрс, скажите, пожалуйста, Генри, что я пришла за своим велосипедным насосом…"   Еще глупее. Надо поскорее придумать что-нибудь правдоподобное.   Вдруг за спиной Беверли послышались громкие голоса, называвшие ее имя. Она обернулась и застыла посреди дороги. Билл и Бен, Ричи, Стен… Неудачники в полном составе.   — Ты куда это собралась с утра пораньше? — болтливость Ричи почему-то ее рассердила.  — Да какое же утро, уже время обеда подошло, — добродушно возразил рассудительный Бен. Только не это. Только не сейчас.  — Я тут… Недалеко. По делам, — улыбнулась Беверли, пытаясь казаться непринужденной. Билл пристально смотрел на нее, оглядывая нечесаные волосы и испачканную одежду.  — Слушай, Бев, мы тут собираемся к Бену посмотреть его коллекцию фоток. Давай с нами?  Она хотела отказаться, но горло сжал спазм. Всего на несколько секунд, но эти секунды молчания друзья приняли за согласие. Они двинулись в противоположную сторону, оживленно что-то обсуждая, и Беверли, беспомощно оглянувшись, побрела следом за ними.       Пришлось листать фотоальбом, вымученно улыбаться и буквально кожей ощущать, как тревожно на нее смотрят друзья. Какое-то очень короткое время ей даже хотелось рассказать им обо всем, но она не решилась, что было к лучшему. До дома ее проводили Билл с Беном, и она чуть не взвыла от беспомощности — вырваться и свернуть к Бауэрсам не получилось.       На следующий день вся решимость Беверли куда-то испарилась, и она уже даже не думала о визите к Генри. Воспоминания словно подернулись дымкой, и до вечера все было хорошо. Слишком хорошо для Дерри.       Ее позвали на каньон неудачники, и она с удовольствием плескалась в зеленовато-лазурной воде, грелась в лучах летнего солнца и не возвращалась мысленно в черный водосток, где шныряли бесплотные тени, плотоядные крысы и сороконожки, и где гнили неподалеку друг от друга два трупа — один опираясь на решетку, отрезающую выход, другой лежа на дне водостока, плотно завернутый в ковер. А вечером тени, ждущие своего часа, беззвучно выскользнули из углов, чтобы поглумиться над рыжей девчонкой. — Бевви, ты дома? Они скалились безумной улыбкой Хокстеттера, масляно смотрели на нее взглядом отца и растекались темными кровавыми пятнами по полу и стенам. В ванной внезапно зашумела вода, и Беверли, вскочив, кинулась туда. Тишина, просто гудели трубы. На втором этаже хлопнуло окно. Марш охнула, вжалась в стену. Он вернулся из стоков, куда они его выбросили. Он вошел через окно, потому что покойники не могут войти через дверь — где она слышала это глупое поверье? — Бев, — хрипло позвал Он. Она зажала рот рукой, пытаясь выровнять неровное шумное дыхание. Стук собственного сердца отдавался в ушах. — Бев, ты тут?       Под чужими шагами заскрипели, пружиня, половицы. Он направлялся в ванную… Беверли пискнула беззвучно и осела на пол, забившись между стеной и унитазом. На пороге возник знакомый силуэт — взлохмаченные густые волосы, широкие плечи. Генри чуть сутулился. Он был одет в черную толстовку и свои неизменные драные джинсы. Щелкнул выключатель, и тусклый свет одинокой лампочки дал Беверли возможность разглядеть Бауэрса. Губы его были искусаны в кровь, кровь блестела и под носом, а также налипла на волосы - точнее, на маленькую залысину на лбу — похоже, волосы в этом месте были выдраны с корнем. — Конечно, я наглец, но может пустишь у тебя отлежаться? — сипло спросил Генри, плюнул на руку и размазал струйку на верхней губе.