Путь в никуда

      Беверли, сморщив нос, вытащила из тумбочки запыленную почти до неузнаваемости стопку бумаг. Где-то здесь, среди старых счетов и измятых газетных вырезок, хранилось то, о чем им с Генри нужно было побеспокоиться в первую очередь. Стерев рукавом пыль с находки, она благоговейно разложила толстые гладкие листы на кровати. Подробные дорожные карты всех штатов с обозначениями гостиниц и бензоколонок. Кажется, их как-то купила мать в один из редких светлых промежутков, намереваясь уехать, куда глаза глядят, да так и позабыла о них, добравшись до очередной бутылки. Беверли подтянула к себе карту штата Мэн и, немало потрудившись, нашла среди круговерти линий и точек крохотное черное пятнышко — Дерри. Надо же, всего несколько букв и свернувшаяся капля типографской краски, ничего особенного. За дверью послышались шаги Генри.       — Генри, иди сюда! — окликнула она, вскакивая с кровати. — У меня для тебя кое-что есть. Нет, стой. Закрой глаза и не открывай, пока не разрешу.       Генри скривился. «Что-то есть, закрой глаза…» Было в этом что-то от школьной романтики, от тех пустышек, которые обожали плюшевых медвежат и считали хорошим сюрпризом ванну с розовыми лепестками. Не все ли равно, где и как трахаться? Правда, вряд ли она зовет в постель. Но плюшевого медведя он, Генри, не перенесет.       — Ну вот глупости, — он проигнорировал ее просьбу и решительно вошел в комнату. — Че там у тебя?       Беверли шутливо стукнула его по плечу и, отдернув руку, ойкнула.       — Чуть все пальцы об тебя не переломала. И ты испортил мой сюрприз.       Она с торжественным выражением лица указала ему на карты.       — Наши планы на дальнейшую жизнь, вот что у меня тут. Ты куда больше хочешь, на юг или на север?       — Э… Я даже и не думал, — сознался Генри, — на юге типа Голливуд. Устроим тебя на киностудию старлеткой, а я буду ждать тебя с работы и готовить пирожки, — он заржал, — или во Флориду, там в гостиницу полы мести и кровати заправлять. Тоже тема, кстати. Постояльцы наверняка оставлять будут выпивон и шмотье, когда сваливать будут. А если ты глазками постреляешь, еще и чаевые. А вечерами там можно будет плавать в океане, прикинь, в ночной воде?       Он осекся, вспомнив темные воды водостока, поглотившего Марша.       — Не, обойдемся без ночных купаний. Можно в Нью-Йорк. Я устроюсь грузчиком, ты официанткой, будем снимать комнатушку на Брайтоне или в Гарлеме. Хотя нахер Гарлем. там черномазые обезьяны, езжай туда лучше с Хэнлоном.       Беверли бросила на него быстрый взгляд, пытаясь понять, к чему он упомянул Хэнлона: разозлился, вспомнив тот злополучный день, или просто шутит в своей манере.       — Знаешь, Генри, мы могли бы проехать Вермонт, Нью-Йорк, Пенсильванию, — нерешительно начала она, ведя кончиком пальца по карте. — Потом побывать в Вашингтоне и оттуда прямиком до Флориды. А из Флориды поедем в Техас, и ты поступишь в рейнджеры. И мы купим себе здоровенное ранчо и будем кататься на лошадях целыми днями.       — На какие шиши ты ранчо собралась покупать, чучело? — толкнул ее локтем в бок примостившийся рядом Генри, — предлагаешь ограбить поезд с золотых приисков? Не, девочка, время налетчиков прошло. Все, кто успел, уже уважаемые банкиры.       — Я бы хотела увидеть Великие озера. И еще Чикаго… — продолжала она.       — А Алькатрас увидеть не желаешь, путешественница? — прищурился Генри, — а то нам это дело быстро организуют, если мы засветимся и если…       Он помрачнел. Мечты Беверли рассыпались в прах, натолкнувшись на суровую реальность.       — Все это невероятно круто, чувиха, но у нас нет ни ксив, ни бабла, ни тачки. Похер на ранчо, даже на сраную колымагу нет…       — А ведь и правда, Генри, — встревожилась Беверли, и веснушки ярко выступили на ее побледневшем лице. — Как мы доберемся до Флориды? Да что там до Флориды. Как нам выбраться из Дерри? Машину можно купить, если у тебя есть права. Но откуда нам взять денег? У нас дом был заложен, только недавно все долги закрыли.       Генри нахмурил светлые брови. Про то, что у него и прав не было, он тактично умолчал.       — У отца должна быть заначка. Я херово искал, значит. Пороюсь еще, может, найдется хотя бы на первое время. А там автостопом до какой-нибудь глуши и на ферме будем пахать, авось наберем че на сборе урожая и прополке. Ближе к зиме тогда и рванем на юга. Не дрейфь, рыжая, прорвемся, — он ободряюще улыбнулся. В конце концов, он мужик, и он чувствовал за эту девчонку ответственность.       Оскар ел и пил, шаря руками по холодному растрескавшемуся полу в непроницаемом мраке, и не ощущал ни запахов, ни вкусов. Словно жевал твердую пластмассу, запивая ее жидкой. Словно и сам был уже не живым человеком, а куклой, по какому-то недоразумению сохранившей способность мыслить и чувствовать. Кукла, которая боится смерти. Ты мишень. Ты живая мишень.       — Кто это сказал? Кто здесь? — забормотал Оскар, нервно озираясь по сторонам, но тьма была безмолвна, и он, опустив голову над миской и звякая цепью, принялся запихивать в рот еду, стараясь не обращать внимания на клубившийся вокруг мрак.       Сколько прошло времени с тех пор, как он принял крайне опрометчивое решение явиться в дом Марша за сбежавшим сыном? Этого Оскар не знал. Мир его сузился до одного светового круга, жалкого слепого пятна, которое выхватывал из темноты фонарь. Генри приходил, приносил ему еду и питье и уносил ведро с парашей, брезгливо кривя губы. Звук открывающейся крышки люка, неровный дрожащий свет, шаги. Миска с едой, плеск воды. Ботинки Генри. Всякие попытки завязать разговор отныне пресекались, и Оскар прекратил их, боясь новой боли. Поначалу он пытался цепляться за стремительно покидавшее его чувство реальности, отмеряя промежутки времени между приходами Генри, считать минуты и часы, но постоянно сбивался и вскоре прекратил эти бесполезные старания.       Теперь он настороженно следил за окружавшими его темнотой и тишиной, искал хоть какие-то изменения, ритмы или закономерности, чтобы не чувствовать себя подвешенным на тонкой веревке в абсолютной пустоте. Все, что составляло мир Оскара в прошлом, — солнечный свет, звуки, люди, предметы, — теперь казалось ему похмельным сном. А вот темнота была настоящей, и, пронаблюдав за ней достаточно времени, Оскар убедился, что чувства его не обманывали. Она и вправду была полна незаметной на первый взгляд, скрытой жизни. Кто-то дышал в ней, двигался, приближался к Оскару пугающе близко и внезапно отступал в сторону, тихо смеясь над его попытками уловить движение и поймать еле заметный звук. Кто-то вслушивался в его дыхание, наклоняясь над его лицом, почти приникая к губам, словно желая запечатлеть на них поцелуй, и он ощущал до тошноты знакомый запах мертвечины. Они приходили к нему и прежде, ждали, пока Оскар потеряет бдительность, чтобы выполнить когда-то данное обещание, но он боролся, пока у него были силы. Ведь здесь, на своей земле, у себя дома, Оскар был сильным. Он был сильней, чем они.       А потом все внезапно перевернулось, и виновником этого оказался Генри. Тот, кого Оскар все эти поганые годы звал сыном. Страшная догадка пронзила его внезапно, словно острые иглы, и отныне все его мысли сосредоточились вокруг одной-единственной мысли. Они давно это планировали и тщательно подготовились. Они перехитрили его, подобравшись к нему совсем близко, пока он по дурости своей ждал открытого нападения. В памяти на миг всплыла полустершаяся картинка: светловолосый малец обнимает его колени и, улыбаясь беззубой улыбкой, восторженно и доверчиво смотрит прямо в глаза. С его помощью им удалось достичь долгожданной цели. Никто бы не заподозрил ребенка. Снова та же глупая доверчивость, что и с той узкоглазой малолеткой.       — Я был прав! — усмехался Оскар в темноту. — Жаль только, что я не понял всего этого раньше.       Генри быстрым шагом спустился с крыльца Маршей и направился в сторону собственного дома.       — Бауэрс, — раздался знакомый голос, и Генри вздрогнул, оборачиваясь. Реджинальд Белч Хаггинс сидел за рулем своей тачки и дружелюбно улыбался. — Куда ты пропал? И мне показалось, или ты и правда вышел из дома рыжей подстилки?       У Генри дернулась щека. Первым порывом было сгрести Реджа за грудки и врезать пару раз по морде, но он тут же подавил это желание. В конце концов, пару дней назад он и сам не называл Марш иначе. Генри мучительно размышлял несколько секунд, говорить ли правду, а потом кивнул, решившись.       — Именно так. Только не называй Беверли подстилкой.       Редж вытаращился на Генри так, словно увидел призрака, и Бауэрс поспешно продолжил:       — Слушай, это долгая история. Подбросишь меня до дома?       Пешком таскаться к стоящей в отдалении ферме было долго и тяжеловато.       — Без проблем, чел. Давай, прыгай на свое место.       Генри кисло улыбнулся и плюхнулся на место рядом с водителем.       — Где Крисс? — спросил он, чтобы поддержать разговор.       — Весь в уроках. Родители заставляют готовиться к колледжу. А Патрика так и не нашли, — с готовностью ответил Реджинальд.       Генри поежился, как от холода. Перед глазами встало мертвое лицо в полутьме водостока и тусклый равнодушный взгляд.       «Черт возьми, надо было его вытащить… Надо было сказать его предкам».       Генри знал, что нельзя.       — Лидия Хокстеттер все время заправляет сыну постель, меняет раз в неделю белье и готовит завтрак. Надеется, что он вернется, — сказал Белч.        Генри рассеянно кивнул. Пусть ждут, пусть ищут, пусть верят, в конце концов. Те, кому надо, так и будут ждать, а остальные забудут очень скоро, как и остальных в Дерри.       Он искоса взглянул на упитанную жизнерадостную физиономию Белча и внезапно спросил:       — Чувак, у меня очень серьезные проблемы. Я хотел тебя попросить кое о чем, ты, скорее всего, не согласишься, но…       Такой тон и такая разговорчивость были совершенно не свойственны мрачному Бауэрсу, который, в общем-то, никогда и не болтал по душам, только раздавал команды. Редж удивленно глянул на приятеля. Генри облизнул нервно губы и продолжил:       — Продай мне свою тачку.       На лице Белча мелькнула растерянность, и Генри заговорил торопливо, взахлеб:       — Чувак. Мне надо уехать из города. Я не смогу тебе выплатить полную сумму сейчас, только частично, но я заработаю, я клянусь, я заработаю, и отдам тебе все до последнего цента, я буду высылать на счет регулярно и отдам. Как только смогу.       Редж молча смотрел в лицо Бауэрса.       — Это ж Понтиак, он стоит не меньше десяти тысяч долларов, чувак. Я вообще не думал ее продавать в ближайшие года два… — помялся Редж.       Генри побледнел.       — Я не знаю, откуда взять. Мне похер на марку, просто мне без прав никто не продаст…       — Так, не парься, — перебил его Белч. — Давай так, я подыщу тебе вариант за тысячу зеленых, нормальный такой, на ходу.       — Возьмешь рухлядь и сделаешь из говна конфетку? — усмехнулся Генри.       — Вроде того, — кивнул Белч, — но даже рухлядь стоит денег. И пару дней в гараже. В общем, если хочешь, я выкуплю пока на свои, а ты вернешь как только, так сразу.       — Я попробую заплатить в ближайшее время столько, сколько смогу.       Белч задумчиво глянул на собеседника. Они почти подъехали к дому Бауэрсов.       — И надолго ты уезжаешь?       Генри посомневался с ответом. Потом сказал коротко:       — Не знаю, чел. Возможно, навсегда.       Хаггинс кивнул и затормозил у крыльца.       — Карета прибыла к месту назначения, — широко улыбнулся он, — значит, увидимся еще, когда я найду тебе машину.       — Договорились, Редж, только не тяни, — Генри не спешил уходить. Все же Белч всегда был настоящим другом.       Белч ухмыльнулся и потер нос:       — Слышь… Значит, Бев твоя подружка?       Генри кивнул.       — Именно так. Я тебе скажу, в чем дело, только ты могила. Договорились?       Белч уставился на Бауэрса с нескрываемым любопытством.       — Она от меня типа залетела. И мы типа решили в Нью-Йорк податься, работку там найду и все такое, — сообщил Генри.       — Да ты чо! — охнул Реджинальд, — да ты ж типа ничо не должен, а это ее проблемы, хули, пусть аборт делает. А захочет рожать, пусть попробует доказать. Мало ли, кто в нее совал.       — А что мне тут делать. В школе проблемы, папаша орет постоянно, историчка на осень оставила, — лениво ответил Генри, стараясь не показывать нахлынувшего бешенства, — ловить нечего, попытаю счастья в другом месте. Да и потом, хозяйка она толковая.       «Если бы…»       — А мне пора взрослеть и заниматься делом. Новое жилье, новая жизнь. А тачка нужна… Не повезу ж я беременную бабу автостопом, верно?       — Ну ты ваще рыцарь, я прям уважухой проникся, — хмыкнул Редж, — удачи вам там. Приезжайте типа в гости и все такое.       — Разберемся, — быстро отрезал Генри, стараясь говорить поменьше, чтобы не запутаться в собственном вранье, — короче мне пора, чувак. Увидимся.       У Генри в горле некстати встал комок.       «Главное, не распустить сопли».        Он коротко кивнул и поспешно скрылся за дверью дома.       Тысяча баксов. В доме должны быть деньги, отец хорошо получал, тратил бабло только на вискарь, но он не мог пропивать всю свою зарплату. Они не покупали никаких вещей, даже машина у отца была служебная, он совсем не тратил деньги на хозяйство, экономил на всем… Где же он их прячет? Конечно, у него есть счет в банке, но Оскар всегда говорил о том, что дома должна быть наличка...       Генри отодвинул отцовский диван, проверил шкафы, посмотрел даже под обоями. С какой-то злостью перевернул диван, отодрал дно, пошарил в свалявшемся поролоне. Ничего. Генри отстранился от дивана и растерянно огляделся. Больше искать было негде. Вскочив на ноги, Генри заметался по комнате. Внезапно одна из бывших под диваном половиц скрипнула, и Генри мысленно обругал себя. Вот раззява.       Он сбегал в подвал за инструментами и остервенело отодрал половицу. Посветил фонариком. Блеснула сталь. Бауэрс присвистнул и сунул руку аж по локоть. Нашарил папку с бумагами, пачку денег и пистолет. Это было не табельное оружие, а что-то вроде боевого. Наградной, что ли?       Он повертел пистолет в руках, потом опять заглянул под половицы. Может, к нему есть и патроны?       Патроны обнаружились чуть дальше. Папаша был запасливым. Интересно, зачем ему. На память, что ли? В папке что-то звякнуло, и Генри с любопытством заглянул внутрь. Медали, надо же. Он взвесил машинально одну на руке и рассмотрел поближе. «За бомбардировку Лаоса». Генри недоверчиво хмыкнул и, отложив медаль, полез в папку за остальными. «Пурпурная звезда», «Крест летных заслуг», «Вьетнамская памятная медаль»… Папаша, как выяснилось, не терял на войне времени даром. Если, конечно, медали и вправду принадлежали ему. Он разложил их перед собой. Может, их можно продать? Хотя нет, тогда их сразу перехватят, это вызовет много вопросов… Генри вытащил из папки пожелтевшие бумаги. Наградные листы к приказам о награждении командира отделения уорент-офицера Оскара Бауэрса за выдающиеся заслуги… Приказ о вручении Медали военнопленного. «За беспримерную храбрость, проявленную в плену… Героическую стойкость… Достойным примером… Сумев прорваться через окружение и присоединиться к частям действующей армии, уорент-офицер Оскар Бауэрс…» Самой медали Генри, к своему удивлению, нигде не обнаружил.       Он отложил наградные листы и пробежался взглядом по остальным бумагам. Приказ о переводе из надзирателей федеральной тюрьмы штата Мэн в полицейские округа Дерри, приказ о повышении в звании до чина капитана, свидетельство о смерти матери, удостоверение об окончании школы летчиков. Да уж, неудивительно, что капитан Оскар Бауэрс стыдился сынка-неудачника. А про плен папенька ничего не рассказывал. Впрочем, он никогда не был болтлив…       Генри сложил бумаги обратно в папку, потом пересчитал деньги. Две тысячи долларов. Из них тысяча на машину, остальное на дорогу, действительно, хватит на первое время. Надо Белчу сказать, чтоб тачку получше взял, если она сдохнет на трассе, будут проблемы...       — Это я удачно зашел, — сказал Генри сам себе и поставил диван на место, убрав пистолет и деньги в прихваченную сумку.       К дому Маршей он решил идти пешком, благо, было, над чем подумать по дороге.