ID работы: 6357446

The dose that you die on

Гет
R
Заморожен
28
автор
Размер:
70 страниц, 8 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Работа написана по заявке:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
28 Нравится 30 Отзывы 5 В сборник Скачать

Глава 4

Настройки текста
— Ну давай же, девочка. Я прикрываю рот ладонями, полностью погружаясь в события на экране. Реальность медленно уходит на второй план. Всё моё внимание, все переживания и страхи сейчас там, на Арене восьмидесятых Голодных Игр. Юбилейные Игры Капитолий любит не меньше, чем Квартальные Бойни. На них чаще всего бывают самые неожиданные Арены, больше спонсоров готовы тратить деньги на подарки для трибутов, а иногда и привносятся новые правила в любимое капитолийцами зрелище. Такое появилось и в этом году. Начиная с восьмидесятых Игр трибутом не может стать доброволец. Когда президент оповестил об этом нововведении при начале Жатвы, я на секунду почувствовала некоторое облегчение. Теперь все Дистрикты равны. Больше никаких профи. Но моё мнение оказалось ошибочным. Ведь в Первом, Втором и Четвёртом Дистриктах продолжали и продолжают с детства готовить детей к Играм. А значит, даже слепой жребий может упасть на уже приученного к крови и жестокости ребёнка. В этих Играх таким подрастающим чудовищем оказался шестнадцатилетний трибут из Первого — в сражении у Рога Изобилия его руками было убито пять человек. Но сейчас мне страшнее вдвойне. Прошла неделя, трибуты больше уделяли времени и сил на простое выживание. За два дня была всего одна смерть, и поэтому народ Капитолия заскучал. И тут же распорядители выпустили переродков. Теперь на Арене, больше похожей на развалины старого города, давно заброшенные и заросшие лесом, вместе с оставшимися в живых десятью детьми оказалась и стая огромных волков, которые вдвое больше и в десять раз свирепее обычных. Трибут-парень из нашего Дистрикта погиб ещё в первую неделю — пытаясь взобраться на каменную стену, уходя от погони других трибутов, он сорвался вниз и размозжил голову о камень. Мальчишке было всего тринадцать. Его мать и старшая сестра никогда больше не смогут его обнять. Но я начинаю думать, что подобная смерть на Арене даже лучше — ты умираешь непобеждённым, не от руки другого человека; ты сопротивляешься всей жестокости Капитолия до последнего вздоха; ты умираешь в борьбе за право жить, тебя побеждают лишь суровые обстоятельства. Отдаленно это может даже напомнить жизнь вне Арены. Ведь множество людей погибают от падений с высоты или голода. И лишь редких поражает оружие другого человека. Я кидаю быстрый взгляд на Хеймитча, который болтает с Рубакой возле бара. Ментор улыбается мне, незаметно показывая большой палец. Да, в этих Играх я держусь молодцом. И пусть мой трибут не обладает физической силой, я смогла многому научить ее. Клэри, так зовут мою девочку, не по годам умна, талантливо умеет прятаться и добывать еду и воду, а еще неплохо лазает. Пока этих навыков ей хватает. Я надеюсь, что она сможет победить. Делаю большой глоток из своего бокала. Мысли на некоторое время отвлекли меня от происходящего на экранах. Быстрым взглядом изучаю мониторы и почти сразу нахожу её: худенькая фигурка, невысокий рост, волосы цвета карамели. Она до боли в сердце напоминает мне родную сестру, особенно когда той было четырнадцать, как и Клэри сейчас. Глядя на то, как она уверенно движется по Арене, я невольно улыбаюсь уголками губ. Упёртостью и внутренним стержнем Клэри похожа на меня — и пожалуй, это единственное, что отличает её от Прим. Привязанность к ней снова заставляет чувствовать себя живой, сильной, нужной. Я теперь отчетливо понимаю, что такое быть ментором и как я должна действовать, чтобы хоть на день продлить её жизнь. И я больше не чувствую себя пустой. Как и от того поцелуя… Пальцы невольно касаются губ. Я так и не смогла понять, почему он это сделал, а главное — зачем? На Играх мы по-прежнему не говорим друг с другом, ограничиваясь лишь редкими приветственными кивками головой при встречах. Но изредка я ловлю на себе его взгляды, от которых по телу пробегает дрожь. И также исподтишка иногда смотрю на него. Вот и сейчас невольно нахожу его в толпе среди спонсоров и других менторов. Беззаботно болтает с Иветтой Ли-Санчес, женщиной-ментором из Пятого дистрикта. Надо выкинуть его из головы. Сейчас задумываться и пытаться понять мотивы его поступков совершенно неуместно. Может, тем странным поцелуем он и растормошил меня, но сейчас у меня есть другая цель в жизни. Клэри. Я тотчас встряхиваю головой и снова перевожу взгляд на экран. Мои глаза внимательно следят за каждым её движением — сейчас она пытается добраться до парашюта, что застрял на высоком дереве. Ловко взбираясь по стене, она оказывается на крыше полуразваленного здания. Ей надо будет встать на цыпочки, чтобы дотянуться до парашюта, застрявшего в ветках. И тотчас меня словно окатывают ледяной водой. Я судорожно глотаю воздух, понимая, что сейчас она делает страшную ошибку — этот парашют предназначался не ей. Видимо, она услышала звук от него, поскольку была рядом. Вот только я не отправляла ничего к ней на Арену. А значит это только одно. Сейчас где-то поблизости находится тот или та, кому предназначается содержимое блестящего парашюта. Я не успеваю до конца осознать эту мысль, когда стрела внезапно впивается ей в спину под левую лопатку. Пустили явно под неудачным ракурсом — органы не пробило, вот только рана все равно довольно болезненная. Вскрик девочки на экране оживляет публику в президентском зале. Я вижу, как один за другим все взгляды в комнате обращаются к трансляции. Где моя девочка сейчас истекает кровью. Она пытается убежать, но не успевает — на крышу взбирается трибут Первого. Он сильнее, и у него главное преимущество — он вооружен и не ранен. Клэри замирает, глядя, как он надвигается на неё. Я чувствую, как прокусываю губу от волнения, и кровь отдается на языке привкусом железа. Она не успевает сделать рывок, чтобы убежать. Меч проходит через её тело словно нож прорезает растопленное масло — от правой ключицы и почти до середины груди. Кровь течёт из раны, алая и пульсирующая. Девочка умирает в ту же секунду, ее ноги подкашиваются и она летит с крыши вниз. К стае волков-переродков, которые услышали шум и сбежались со всей округи. Я делаю глубокий вдох, но не могу выдохнуть. Всё тело будто парализовано, я даже могу услышать, как медленно бьется о ребра моё сердце. Мир вокруг останавливается. Залп пушки стирает мою реальность. Я пытаюсь пошевелиться, но не могу. Мелкая дрожь начинает сотрясать тело, дыхание становится судорожным. Бокал с шампанским как в замедленной съемке летит навстречу мраморному полу. Звон осколков кажется почти ударами грома во внезапно повисшей над залом тишине. Стоя в роскошном зале, окруженная богато одетыми людьми с бокалами дорогущих напитков в руках, я наблюдаю, как тело Клэри раздирают на куски. Земля становится красной, звуки разрываемого клыками тела бьют по ушам. Распорядители коротко сообщают о том, что, к сожалению, доставить тело в родной Дистрикт не представляется возможным. Перед глазами всё темнеет. В памяти всплывает другой человек, также растерзанный переродками. И меня снова затягивает в пучину отчаяния и боли, из которой я выбиралась почти пять лет. Из которых эта девочка почти помогла окончательно выкарабкаться. Шумно вдыхаю воздух. Я чувствую на себе взгляды сотен глаз. Сдерживать слёзы и рвущиеся рыдания я уже физически не в силах. — Китнисс… Я не узнаю голосов. Чужая речь доносится до слуха отрывисто. Я словно оказываюсь заперта в вакууме, сознание до сих пор не хочет верить в то, что только что увидели мои глаза. Шаг, ещё шаг. Назад, к двери, мне нужно уйти, я не желаю больше тут оставаться. Слезы текут по щекам, оставляя горячие дорожки на коже. Клэри умерла. Первый трибут, к которому я привязалась как к родной. В её улыбке, в её ясных глазах я видела отголоски Прим. И я не смогла отдалиться. Знала, что будет тяжело смириться с потерей в случае её смерти, но все равно вложила всю себя в подготовку этой девочки к Играм. И меня сейчас разрубило на куски вместе с ней. У двери я слышу перешептывания за спиной и чьи-то шаги. Я окончательно теряюсь в накатывающей истерике и боли. Пальцы судорожно ищут ровное покрытие стены, чтобы попытаться удержаться, но перед глазами всё уже кружится в замысловатом танце. Пока мой мозг окончательно не погружается в бессознательное состояние обморока, я понимаю, что чьи-то руки подхватили меня.

***

Я слышу собственное дыхание. Оно отражается от стен и бьёт по сознанию. Я физически ощущаю давление спёртого воздуха комнаты, из которой не выхожу вот уже три дня. Мне приносят еду, но я совсем не чувствую аппетита. Со мной пытаются поговорить — всё, что я могу, лишь односложно отвечать на вопросы. Хеймитч. Цинна. Эффи. Финник. Еще несколько других менторов. Команда подготовки. Они навещают меня. Всем почему-то не плевать на меня. Каждый пытается разговорить, вытянуть из состояния овоща, в котором я пребываю. Но мне уже самой на себя плевать. Меня раздавило. Меня больше нет. Едва я закрываю глаза, как вижу их — Клэри и Пита. Вижу, как их тела летят навстречу стае разъяренных переродков. Слышу, как их тела раздирают на куски. Чувствую на губах привкус их крови. Я снова и снова переживаю этот кошмар. Я просто сижу на кровати и смотрю в стену. Когда тело совсем истощается, я проваливаюсь в глубокий сон. Но едва размыкаю глаза, и воспоминания снова и снова атакуют, как рой ос-убийц. Жалят. Разрывают. Отравляют разум и тело. Глаза уже болят от слез, которые бессознательно льются из глаз. Я балансирую где-то на грани жизни и смерти. Я в подвешенном состоянии. Смерть Пита была тем, что впервые опустошило мою душу. Я не любила его, на Арене я просто играла. Но я привязалась к нему, к моему мальчику с хлебом. Я была обязана ему жизнью, но не смогла его спасти. Тогда я думала, что чувство вины раздавит меня. Но я каким-то образом выбралась из той душащей депрессии, что мучала меня долгие месяцы. Я снова начала существовать, реагировать на происходящее. А Клэри вновь вдохнула в меня жизнь. Моей семье уже давно ничего не угрожает, а в этом году восемнадцать исполнилось Прим, и теперь её имя больше никогда не выпадет на Жатве. Но желание помочь этой девочке, защитить её, приложить все усилия, чтобы у неё был хоть один шанс из тысячи вернуться домой, пробудило во мне силы к жизни. Желание жить. Теперь оно задушено. От него не осталось ни кусочка, как и от тела девочки, которую я так же не смогла защитить, как и Пита. Но его тело я хотя бы привезла обратно на родину. Его похоронили, семья смогла проститься с ним, и они могут навещать его могилу. От Клэри не осталось ничего. Только воспоминания. Её тело разорвали на мелкие кусочки. Шесть лет назад я потеряла своего мальчика с хлебом. Три дня назад я потеряла свою девочку с улыбкой Прим. И ни того, ни другого я не смогла спасти. Я опускаюсь на кровать. Мягкая ткань одеяла касается щеки. Я ощущаю, как она медленно промокает от слёз. Я закрываю глаза. Её улыбка, мягкий взгляд, теплые руки. Голубые глаза Пита, его крепкие объятия, отблески солнца в светлых волосах. Рыдания душат. Я не знаю, сколько времени снова провожу, воя как раненый зверь, охваченная чередой то приятных, то самых жутких воспоминаний из моей жизни. Сознание играет со мной страшную игру. И отпускать не собирается. Я проваливаюсь в бессознательную пытку, чувствуя, как тело падает с кровати на пушистый ковер.

***

Глаза открываются. В комнате по-прежнему полумрак и тишина. Я лежу на кровати. Странно, я отчетливо помню, что упала с неё на ковер. Поворачиваю голову и замираю. В темноте глаза замечают чужой силуэт. Внезапно страх сковывает тело. Он стоит в двух шагах от кровати, спиной ко мне. На экране мелькают улицы Капитолия, яркие и шумные, пестрящие вывесками и огнями рекламы. Я не вижу его лица, но мне кажется, что он внимательно разглядывает эти улицы. Его присутствие пугает меня. Я чувствую себя сейчас самым беззащитным существом на свете. И рядом со мной самый опасный хищник, которого я могу встретить в жизни. И я не знаю мотивов, которые заставили его сюда прийти. Приподнимаюсь на локте. Голова слегка кружится. Глаза болят от слёз. Чтобы начать говорить, приходится прокашляться. — Что ты здесь делаешь? Катон медленно поворачивается ко мне. Уверенная поза, руки скрещены на груди. Я не вижу его лица в полумраке комнаты, но чувствую пристальный взгляд на своём лице. Он молчит несколько томительных минут, за которые мне удаётся принять вертикальное положение. Босыми ногами касаюсь мягкого ковра. Пальцы утопают в высоком ворсе. Я жду ответа, при этом сердце пропускает пару ударов. Если хочешь, убей меня прямо сейчас… — Пришел проверить, не сдохла ли ты. Его тон звучит холодно и равнодушно. Он не пытается приблизиться. Просто стоит и смотрит на меня. Чувствую мурашки по спине, от чего сильнее заворачиваюсь в мягкую кофту, которая накинута на плечи. — Зачем? — голос предательски срывается. Я делаю над собой титаническое усилие, поднимаясь с кровати. Ноги трясутся, один шаг забирает больше сил, чем во мне есть. Чудом не лечу навстречу полу. Глаза постепенно привыкают к темноте. Мне нужно увидеть твоё лицо. Только по глазам я пойму, что у тебя на уме. Пристальный взгляд проникает в душу. На его лице нет ни одной эмоции. Это странно и необычно. Такое впервые. — Кто тебя пустил? Хейм… — Мне не нужно разрешение старого алкоголика, — он прерывает мой вопрос раньше, чем я успеваю его задать. Никаких эмоций. Я не могу прочитать его. Это пугает. — И никто не знает, что я здесь. Все в зале, смотрят трансляцию. Видимо, твоим сиделкам надоело присматривать за тобой. Безгласые слуги пустили. — Я спросила, зачем ты пришёл? Он отводит взгляд. Шумно вздыхает. Я стараюсь не сводить глаз с его лица. И жду ответа. Только сейчас я понимаю, сколько в нем схожего с Питом. Нет, безусловно, они абсолютно разные. Но эти глаза, светлые волосы, крепкие руки. Пожалуй, поэтому я ещё больше ненавижу его. Он словно темная копия Пита, словно его отражение в искривленном зеркале. Зеркале, в котором отражается жестокий и циничный Пит. Катон как испорченный орех: скорлупа привлекает, люди тянутся к нему, совсем не зная, что внутри всё давно прогнило. Одним своим присутствием он может уничтожить меня. Одним взглядом ему удается сковать моё тело. Сжимаю кулаки и делаю неуверенный шаг к двери. — Уходи. Я не хочу тебя видеть. — Почему же не хочешь? Разве я сделал тебе что-то плохое? — я чувствую, как он подошёл ближе. Зажмуриваю глаза, стараясь дышать ровнее. И сразу вспоминаю его грубые прикосновения, его властный поцелуй, силу, которая сковала всё моё тело, но потом будто наполнила меня жизнью. От этого воспоминания становится душно. И тошно. — Ты — чудовище, — это всё, что я могу вымолвить. Я чувствую, как подкашиваются ноги. Через пару минут сил во мне не останется и я снова рухну на пол. — Пит умер из-за тебя. Его тихий смех прокатывается по комнате. Я слышу его шаги по ковру и тут же чувствую его дыхание на своей шее. Оно обжигает и заставляет сердце биться чаще. — Ну конечно, я ведь и не человек вовсе. У меня же нет семьи, нет друзей, я машина для убийства, да, Китнисс? — его руки разворачивают меня к нему лицом. И я вижу в его глазах грусть. Это выбивает из колеи. Страх внезапно уходит куда-то в глубину души, уступая место странному ощущению жалости к нему. — Ты ни черта не знаешь ни обо мне, ни о моём прошлом. Но при этом считаешь себя намного лучше меня. Лучше всех. Неужели только тебе позволено убиваться по погибшему трибуту? Причинять неудобство всем вокруг своей слабостью? Конечно, драгоценная Китнисс Эвердин может себе позволить всё. Здесь же только у неё на глазах умирают трибуты, которых она воспитывает. Только её заставляют ежегодно возвращаться к тяжелым воспоминаниям. Его слова будто пощёчины. Я не хочу их слышать, но они впиваются в сознание. Он прав. Многие менторы здесь намного дольше, чем я. И каждый видел в десятки раз больше смертей ни в чем не повинных детей. И только я веду себя как слабачка. С трудом проглатываю ком в горле, однако не могу остановить вновь подступающие к глазам слёзы. Его руки удерживают меня за плечи, но не причиняют боли. Я чувствую странное тепло, которое распространяется по телу от его ладоней. Ты должен немедленно уйти… — Уходи, — я зажмуриваю глаза, пытаясь сдержать слёзы. Не хочу, чтобы он видел мои слабости. Он и так многое обо мне знает, я слишком глубоко позволила этому человеку проникнуть в моё сознание. — Кончай распускать сопли и соберись, — я слышу в его голосе нотки злости. Он встряхивает меня за плечи, мне приходится посмотреть ему в глаза. И это взгляд Пита. Впервые эти голубые глаза смотрят на меня без ненависти. Как Пит тогда, на крыше, когда говорил мне, что больше всего боится потерять самого себя. — Ты не имеешь права превращаться в слабачку. Только не ты. — У меня больше нет сил, — эти слова вырываются из меня вместе с громким рыданием. Слезы текут по щекам, а я трясусь всем телом. Руки, сжатые в кулаки, невольно поднимаются, и я начинаю ударять его в грудь, пытаясь оттолкнуть от себя. Хотя сил во мне нет, и я даже не уверена, что он чувствует мои слабые попытки к сопротивлению. — Я больше не могу участвовать в Играх. Я не хочу больше ничего. Они забрали у меня столько всего, что я любила. Я не смогу быть прежней Китнисс. Я должна была умереть, а не Пит! Крепкие руки прижимают меня к себе. Я замираю. Уже давно никто меня не обнимал. И я никогда не могла представить, что окажусь в объятьях этого человека. И не могла представить, что в них окажется так тепло и уютно. Я чувствую биение его сердца. Ровное и спокойное. Почему-то меня это успокаивает. Сама не замечаю, как кладу голову ему на плечо и замираю во внезапно накатившем на меня спокойствии и умиротворении. Мы стоим посреди полутемной комнаты. Его руки медленно гладят меня по спине. Я ощущаю его дыхание на своих волосах. Страх будто отступает. Закрыв глаза, я не вижу ничего. Только темнота и спокойствие. — Зачем ты пришёл? — мой голос звучит слишком тихо. Ответом мне служит тишина. Я поднимаю голову, чтобы заглянуть в его глаза. И когда наши взгляды встречаются, я медленно погружаюсь в бездонную голубую бездну. Когда он наклоняется к моим губам, я задерживаю дыхание. Сердце колотится, а по телу начинает растекаться жар. — Я и сам не знаю… Его губы касаются моих. Мягко, но чуть настойчиво он целует меня. И я проваливаюсь в странные, до этого момента незнакомые мне ощущения. Мне нужны его губы, мне нужны его руки, я хочу его прикосновений. Я хочу его. Сейчас. Чтобы как тогда, у стены неизвестного здания, он вдохнул в меня ощущение реальности, ощущение жизни. Его пальцы медленно стягивают кофту с моих плеч. Я чувствую тепло его рук, от осторожных прикосновений по телу пробегает дрожь. Выдыхаю в его губы, позволяя углубить поцелуй. И тону, совсем не понимая, что я делаю. Как мы оказываемся на кровати я совсем не понимаю. Но вот я уже лежу на одеяле, чувствуя прохладу ткани. Он продолжает целовать меня, я чувствую привкус его губ, горячее дыхание на моих губах. Я отвечаю на его поцелуи, неумело и скованно, но отвечаю. Его пальцы скользят по моему телу, обжигая кожу каждым прикосновением. Я растворяюсь в этих ощущениях без остатка. И забываю о существовании всего мира. Пока есть эти поцелуи и прикосновения, я словно живу другой жизнью. Жизнью, где мне не нужно больше страдать и бояться. Я тянусь ладонями к его шее, зарываюсь в светлые волосы пальцами. Его губы спускаются ниже: к подбородку, к шее, к ключицам. Каждый поцелуй кажется обжигающим, моё тело невольно подставляется под его прикосновения. Пальцы скользят к вороту его рубашки. Я расстегиваю пуговицы, ощущая жар его кожи под своими руками. Дыхание сбивается. Я странным образом начинаю терять терпение. Он нужен мне больше. Я хочу уйти с головой в эти ощущения. Его поцелуи становятся настойчивей. Когда его губы вновь накрывают мои, я позволяю ему углубить поцелуй. И растворяюсь в нём без остатка. Ткань платья трещит, и я чувствую, как его руки касаются моей груди и живота. От этих прикосновений с губ срывается стон. И мы оба теряем контроль. Я не замечаю, как оказываюсь полностью лишённой одежды. Почти не помню, как срываю рубашку с его крепкого тела, как ногти царапают его спину, как выгибаюсь под ним, стараясь соприкоснуться с ним всем телом. Сильными руками он разводит мои бёдра, и я на секунду замираю. В глубине души снова появляется страх. Мне не пять лет, и я понимаю, что сейчас произойдет. И с кем я этим занимаюсь. Но едва моё тело прошибает странная боль от его проникновения внутрь, реальность снова ускользает. Его движения внутри вызывают некоторый дискомфорт. Я стискиваю зубы, стараясь привыкнуть к неприятным ощущениям. Катон гладит руками мои бедра, чуть сжимая пальцами кожу. Он ровными толчками входит в моё тело, не прекращая целовать меня. И эти поцелуи успокаивают, от них всё тело разгорается пожаром. Мои негромкие стоны и его прерывистое дыхание наполняют тишину комнаты. Его пальцы продолжают изучать моё тело, и от этих прикосновений сердце пропускает удары. Боль внизу живота медленно уходит на второй план. Я растворяюсь в новых ощущениях, стараясь подстроиться под ритм его движений. И я чувствую удовольствие от того, что сейчас делаю. Его горячее дыхание на шее сводит с ума. Я закрываю глаза, прижимаясь к нему всем телом. Его тепло, его движения, его запах — всё это словно пьянит меня, добавляя в мою жизнь совершенно новые краски. Это длится мгновение или целую вечность — я не могу понять. Но я отдаюсь этому без остатка. С каждым его движением внутри меня, с каждым прикосновением к разгоряченной коже, с каждым страстным и глубоким поцелуем он словно вновь заставляет меня почувствовать себя живой. Катон отдает мне свои силы, получая взамен полную власть над телом. И я не сопротивляюсь.

***

Катон медленно натягивает рубашку. Я смотрю, как его пальцы ловко справляются с пуговицами, как он поправляет манжеты. Тело ещё помнит его прикосновения, его жаркое дыхание. Я медленно прикасаюсь пальцами к губам. Только когда он шумно выдохнул мне в шею и остановился, когда я почувствовала влажный жар внизу живота, я поняла, что произошло. Я переспала с Катоном Уильямсом. Человеком, которого ненавижу. Мужчиной, по чьей вине умер дорогой мне человек. И от этих мыслей все те приятные и новые ощущения вдруг покрываются коркой льда. Я совершила еще одну ошибку. Катастрофическую и непоправимую. Натягиваю одеяло по самую шею и сжимаюсь в тугой ком. Я не знаю, что проснулось во мне от его прикосновений, но это было неправильно. Неестественно. Я поддалась какому-то странному порыву. Я хотела ощутить себя живой. Вот только это не оправдывает моего поступка. Когда он поворачивается, я замечаю привычное отвращение в его взгляде. Это снова прежний Катон, циничный ублюдок, которого я ненавижу. Но смотреть на него спокойно почему-то не получается. Эти губы заставляют тело снова гореть от странного желания. Будь ты проклят, урод! Что ты со мной сделал? — Я почему-то был уверен, что до меня никто не решился тебя трахнуть, — его голос разрезает тишину, словно нож. Я замираю, отводя взгляд. — Ну что ж, считай, что мы теперь квиты. Ты сохранила мне жизнь, а я сделал тебя настоящей женщиной. Вот только не стоит оваций. Я стискиваю зубы и сжимаю ткань в кулаках. Злость снова наполняет меня. Его слова как пощёчины. И от них я чувствую себя совершенно униженной и использованной. — Ты за этим приходил? — вопрос срывается с моих губ. Но я боюсь услышать ответ. Потому что знаю, что своими словами он снова сможет сломать меня. — Что ты, я просто хотел узнать, жива ли ты еще. Ты же не забыла про свое обещание? Что убьёшь меня? Как видишь, я все ещё жду. И я по-прежнему жив. Так что произошедшее сегодня — это скорее приятный бонус. А ты не такая уж ледышка в постели, как я предполагал. — Заткнись. — О, вот теперь узнаю нашу Китнисс. Что, мне удалось тебя как следует встряхнуть? — он гордо расправляет плечи, я читаю в его глазах презрение и насмешку. От ехидной улыбки на ненавистном лице живот скручивает тугой болью. А он смотрит на меня и упивается этой ситуацией. Он надругался надо мной, и я даже не оказала сопротивления. — Приходи в себя, сука. И возвращайся на Игры. Твое отлынивание от обязанностей и попытки строить из себя невинную жертву обстоятельств сильно раздражают. — Катись прямиком в ад, ублюдок, — я приподнимаюсь, удерживая одеяло, чтобы прикрыть обнажённое тело. Внутри кипит ненависть. Он делает шаг к кровати, его пальцы тянутся к моему лицу, но я отталкиваю его руку. Мой голос в тишине звучит как шипение змеи. — Не смей прикасаться ко мне. Никогда больше. Его смех вызывает дрожь по телу. Уверенными шагами он подходит к двери. В комнату проникает свет, когда он поворачивает ручку, чтобы уйти. Катон оборачивается, я снова вижу эту насмешливую улыбочку и прищуренный взгляд. — Не переживай, ты сама попросишь моих прикосновений, Китнисс. Дверь захлопывается. Я безвольно падаю на кровать, разрываемая собственными мыслями. Я позволила ему это сделать. Я, возможно, сама подтолкнула его к этому. Я промахнулась на Арене и промахнулась сейчас. Я ненавижу его все также сильно, как прежде. Но теперь от взгляда на него тело начинает пылать огнем. Я чувствую странное влечение к нему, как мотылек, стремящийся к пламени. И это пламя меня непременно погубит, если я не пересилю нарастающее внутри желание. И как мне дальше со всем этим жить, я не знаю.
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.