История одного тату

      Рудбой сосредоточенно водил маркером по картинке, дорисовывая плохо отпечатавшиеся места. Фаллен не смотрел на рисунок: он смотрел на Ваню, который так старался, что прикусил кончик чуть высунутого языка, а между бровей у него залегла складочка. Ванечке стало почему-то смешно, наверное, так выходил нервяк из-за ссоры и внезапного примирения. Он очень старался сдержаться, но все же щелкнул пальцами свободной руки Рудбою по языку. Складочка между бровями стала глубже. - Вань, не ерзай. Заебал! Смажу сейчас все. – Смех неконтролируемо прорывался наружу, Фаллен зажал рот ладонью, чтобы не заржать в голос. – Теперь ты трясешься! Ваня, бля. Ну потерпи ты три минуты! Пожалуйста!!!       Стало еще смешней: после таких Ваниных “пожалуйста!!!” на всю квартиру обычно раздавался отборный мат и возмущения, что какой-то пидор прострелил ему голову, наехал грузовиком или сделал еще что-нибудь столь же трагичное и коварное. Ванечка обожал наблюдать за стримящим Рудбоем: тот во время каток был так собран и напряжен, будто башку в случае проеба ему дырявить будут по-настоящему, смешно психовал и вообще выглядел очень забавно. Вот и над фалленовской рукой он сейчас пыхтел и щурился похоже: словно не переводил и подрисовывал временную картинку, а бил реальную татушку. - Ваааань, может, ну ее нахуй? – Рудбой даже бровью не повел и продолжил водить маркером по коже. Залип, ага. Фаллен щелкнул пальцами перед Ваниным лицом, у того дернулась рука, маркер соскользнул с рисунка и оставил на коже неровную толстую полосу. – Прием! Говорю, нахуй ее. Я передумал. - В смысле, блядь?! Ты охуел, Вань? – Рудбой смотрел возмущенно, пылая праведным гневом и раздувая ноздри напоминая небольшого, но грозного дракона. Прелесть какая. – Я тут… корячусь, - он выразительно обвел свободной рукой устроенный на полу склад каких-то салфеток и банок, - стараюсь, а ты мне говоришь “нахуй”. Нет, дружок. Я все утро на эту поебень убил, так что терпи! - Ты просто перевел мне картинку. И из вот этого, - Фаллен скопировал Ванин жест, указывая на бардак, - ты воспользовался только салфеточкой, маркером и смазкой. По моему очень скромному мнению, смазкой ты обычно пользуешься куда продуктивней. - Ты меня еще побеси, и смазка тебе больше вообще не пригодится, умник. – Ваня выглядел бы оскорбленным, если бы не веселые искорки в глазах. – Договоришься! Точно свяжу, нарисую хуй на лбу, а потом надругаюсь. В особо извращенной форме. Безо всякой смазки. - Вот ты тооо… - Фаллен честно попытался ответить едко и язвительно, как он умеет, и про то, где он сам Ване нарисует хуй, и про надругательства, и про “свяжу”. Но вместо этого зевнул.       Сонливость навалилась внезапно, накрыла, будто тяжелым пуховым одеялом. Ночью долго уснуть не давала ссора, злость на Рудбоя и неудобный Славкин диван. Утром же, услышав, что хлопнула входная дверь, Ванечка подорвался проверять их комнату: испугался, что там остались только его вещи. Шкаф все так же был забит рибоком и брендовым шмотом, на столе все так же валялась начатая сигаретная пачка, Ванин бук все так же стоял на тумбочке у кровати. И вот эти секунды страха, почти панического ужаса, что все, на этом их отношения закончились и Фаллен снова остался сам с собой и своими загонами, - вот эти секунды отбили весь сон напрочь. Он послонялся по комнате, поперекладывал вещи с места на место, не зная, куда себя деть. Гриша таскался за ним по дому, терся о ноги, ластился и вел себя как идеальный ласковый котик, а не как обычно. Без Гриши было бы совсем хуево, да.       До того момента, как Рудбой вернулся домой, такой весь из себя виноватый и решительный, Фаллен уже так себя накрутил и измаялся, что собирался сам звонить и, наверное, извиняться за тупую ссору. И сейчас, перестав волноваться и психовать, он чувствовал себя сонным, вымотанным и счастливым, а никакие татухи ему, если честно, уже нахер не сдались. У Рудбоя, вон, на двоих, а то и на троих хватит, еще и для Гришеньки останется. Он еще раз широко, не сдерживаясь, зевнул. - Рубит, да? Ну не бросать же, я почти закончил. – Ваня уже не пытался строить из себя возмущенного борца за великое, смотрел ласково и чуть обеспокоенно. – Сейчас сотру лишнее, а потом завалимся отдохнуть, да? – Фаллен в ответ согласно угукнул и кивнул. Рудбой ловко отвинтил крышку с небольшой банки из темного стекла, смочил ватную палочку и вытер сначала полосу от маркера, а потом еще несколько неаккуратных мест. Он чуть покрутил руку Фаллена, пристально рассматривая под разными углами, скептически хмыкнул, а затем сбрызнул весь рисунок каким-то спреем с резким запахом. - Ну все, иди любуйся. Я перекурю и вернусь. – Ваня поднялся, собрал с пола раскиданные вещи, и вышел из комнаты, оставляя Фаллена самого разбираться со своим… приобретением.       В зеркале, на отражении в полный рост картинка смотрелась… Ладно, себе врать смысла-то не было: картинка смотрелась, как и предрекал Рудбой, уебищным уродством. Фаллен поднес руку поближе к лицу, повертел и раздраженно выдохнул. Сделана татушка была аккуратно, сохранились тени, растушевка и вся эта прочая хуета, в которой он совершенно не разбирался, и в принципе выглядела почти как настоящая. Наверное. Отдельно от самого Ванечки. На нем же она смотрелась отвратно. Никакой крутизны или шарма, или еще чего-то там, что должны нести татуировки, она не несла: просто испачканная кожа, которую так и хотелось отмыть. Мда, видимо, не суждено ему стать Люциусом Малфоем. Не то чтобы очень хотелось. Да и цвет волос подкачал. Ванечка так увлекся рассматриванием рисунка и попытками поддеть ногтем тонкую прозрачную пленочку, неприятно стягивающую кожу, что рудбоевское возвращение благополучно прозевал. Ваня, по своему обыкновению, прижался сзади всем телом, обнял собой так, что сразу стало теплей. Устроил подбородок на плечо Фаллену, а ладони – сцепил в замок на его животе. - Ну как? – Наверное, самому Рудбою казалось, что он выглядит совершенно нейтрально с этим вежливым вниманием на лице. Ванечка же видел и чуть дернувшийся уголок губы, и сморщившийся на доли секунды нос, и дрогнувшие брови. - Можешь не сдерживать себя. Давай, станцуй танец победы. – Фаллен поймал в зеркале растерянный взгляд Рудбоя, тот хмурился, но молчал. – Ты был прав: говнище. Мне не идет. Татухи – не мое. - И еще это больно. А у тебя низкий болевой порог. И если… - Ой, завали. Ты – молодец. Я - налажал. – Ванечка не особо огорчился из-за результата, если честно. Просто он ненавидел признавать свою вину. А получалось так, что посрались вчера они по его вине, и вот это как раз бесило. - Эй! – Ваня коротко поцеловал, потерся щекой о щеку Фаллена и пристроил подбородок обратно на плечо. – Я нихуя не молодец. И мы можем попробовать что-то другое. Не такую, - он пощелкал пальцами, подбирая нужное слово, но тут же снова сцепил ладони, прижимаясь еще ближе, - густую. И место другое. Снимай футболку! Давай. Рудбой чуть отстранился, потянул за нижний край чужой майки, и уже через секунду Фаллен, который даже среагировать не успел, мрачно ежился от холода и неловкости. Ваня, хищно улыбаясь, достал маркер. - Нет! Ваня, нет! Даже не думай! - Ну так отмоется же. Все равно это страхоебище надо с тебя смывать. Наберу тебе ванну, арома-свечечки зажгу, уточек резиновых напускаю. – Рудбой опять занял свою любимую позицию и прижался всем телом со спины. Левую руку он положил на Ванечкин живот, задевая тонкую полоску волос и пояс домашних брюк. В правой руке воинственно торчал маркер. Что он собирался рисовать в такой позиции, оставалось загадкой. – Лепестков в ванну хочешь? Розовых? - Хуезовых! Ты зря, дядь, крылья распушил! – Фаллен попытался вывернуться, хотелось спрятаться или хотя бы одеться. Он чувствовал себя неловко и уязвимо, как и всегда, когда Ваня проявлял жадное, совершенное необъяснимое внимание к его внешности. Вот как сейчас: пялился через зеркало жадно и оценивающе, будто размышлял, какой кусок хочет отожрать в первую очередь. Рудбой вырваться не дал: прижался еще крепче, потерся пахом о задницу и скользнул самыми кончиками пальцев под пояс штанов. А в отражении – поймал взгляд и зацепился, глаза в глаза. – Хватит. Пожалуйста. - Неа. Считай это моим танцем победы.       От первого холодного прикосновения маркера - чуть ниже правой ключицы - Ванечка вздрогнул. Он не мог отвести взгляд от Ваниных глаз, совершенно подавляющих и непривычно темных. Рудбой вел линии и что-то там рисовал вслепую, от маркера несло неприятным химическим запахом, но это почему-то только добавляло ситуации градуса. Фаллену уже не хотелось спать. И тату ему совершенно не хотелось. Хотелось совершенно других, прозаических вещей: дотащить Рудбоя до постели вкусить прелестей примиряющего секса и хорошенько трахнуться, раз уж серьезно поругались в кои-то веки. Или хотя бы чтобы Ваня перестал издеваться, скользнул ладонью ниже, под штаны и белье, и наконец-то нормально ему подрочил, а не просто поласкал рукой на грани фола. Фаллен ощущал и тяжелое Ванино дыхание, и упирающийся в задницу стояк, и легкую дрожь горячих пальцев внизу живота, но сильней всего почему-то коротило от влажных прикосновений маркера то по ребрам, то у горла, то в миллиметре от соска.       Рудбой отбросил маркер, тихо рыкнул Ванечке в чувствительное место между шеей и плечом, влажно провел языком по челюсти, куснул, скользнул к губам. Целоваться было нихуя не удобно, но развернуться Ваня не давал, крепко удерживал одной рукой, а другую все так же не опускал ниже, дразнясь и касаясь почти невесомо. Сучара. Рудбой разорвал поцелуй, игнорируя протесты, и снова облапал взглядом через зеркало. Лучше бы так лапал, а не пялился, ну в самом деле. - Пиздец, хочу тебя отфоткать. Ну посмотри на себя! – Ваня говорил хрипло, смазано. Он скользнул ладонью выше по животу, кажется, задевая и размывая рисунок. Поднялся до горла, выше, провел по кадыку и слегка сжал подбородок, фиксируя лицо Фаллена так, чтобы он смотрел на себя в зеркало. – Ну посмотри, а. - А я хочу кончить! Блядь, Вань, хватит! Я и без тебя справлюсь, знаешь ли! – Он честно пытался сфокусироваться хоть на чем-то, рассмотреть нарисованные линии на теле, но мысли скакали, мозг функционировать отказывался категорически. На возбуждение наложилось смущение, Рудбой, сука, выворачивал его наизнанку. - Согласись на сет. Один. И будет тебе “хватит”. - Что, фоткать некого? Ну сколько раз можно говорить: не хочу! Каждый должен заниматься своим делом! Красивые пиздатые тяночки фоткаться в неоне, а я – с тобой ебаться! Понимаешь? Ты, я, кровать? – Фаллен даже топнул от раздражения! Иногда Ваню было проще пристрелить, чем переубедить. - Ты тоже красивый и пиздатый. Ну Ваааань. Чего ты ломаешься, как телка? - Ты предвзят! Получится страшная хуета. - Я не предвзят! Я профессионал. И вполне в состоянии тебя беспристрастно оценивать. Я же могу тебе сказать, что твой альбом говно. - Это твой альбом говно. - У меня нет альбома. - Вот видишь! – Фаллен всплеснул руками, сил спорить с этим идиотом не осталось. - О чем с тобой вообще можно говорить? У тебя даже альбома нет! - Зато у меня есть ты, да? – Рудбой наконец-то развернул Ванечку к себе лицом, прижался близко и поцеловал уже нормально, глубоко и жадно, но быстро отстранился и прошептал: - Чтобы ты знал: я принимаю это за согласие.

***

      В переводной татухе и ебучем маркере потом было все: постельное белье, белоснежная когда-то рудбоевская толстовка, его же губы, которые не оттирались почти два дня. Ванечка злорадно посмеивался, что есть справедливость на свете, а это кара за вытянутое обманом согласие на съемку. Хотя в глубине душе уже смирился: Ваня выглядел таким воодушевленным, что невольно заражал своим энтузиазмом. В конце концов, надо уметь радоваться малому: жили бы они в какой-нибудь Швейцарии, Рудбой так мог выманить согласие на что посерьезней, а уж одну фотосессию Фаллен как-нибудь переживет. Главное теперь не дать Гришеньке нажраться приглянувшихся ему неоновых палочек. Вряд ли они полезны для кошачьего организма.