***
Резко открыв глаза, мужчина вынырнул из странного сновидения. Несколько минут он смотрел в потолок, не совсем еще понимая, кончился сон или нет. Сев на кровати, мужчина тряхнул головой, словно бы отгоняя наваждение. Странно, он давно не видел таких снов. Когда же был последний раз? Лет двадцать назад, кажется. Нет, чуть больше уже. Ему было пятнадцать, когда он, Яков Штольман, увидел подобный сон во второй раз. Первый раз был лет в десять. Только сны не были такими яркими, как этот. Самый первый был словно в дымке. Он шел по той же улице, будто бы ища кого-то. Утром рассказал прабабушке. Она загадочно улыбнулась и велела ему ждать следующего такого сна. «Вот как еще раз увидишь, только ярче, тогда и расскажу тебе про сны твои», - улыбнулась Пра тогда. Второй сон был ярче. Там были непонятные облака. И он как будто парил в них, прощаясь с кем-то, кто был очень дорог ему. Как будто отпускал на время часть себя. И обещал найти эту часть. А потом снова улица. Снова девичий голос, от которого он и проснулся тогда. И вот третий подобный сон. Спустя двадцать один год после второго. Только вот Пра уже нет двадцать лет как. Не к кому идти и просить рассказать, что же это все значит. - Надо на кладбище заехать. Хоть так расскажу, что опять сон этот видел. Может, что и пойму, - тихо сам себе сказал Яков и, рывком откинув одеяло, встал с кровати.***
Яков Платонович Штольман - подполковник МВД, твердым шагом шел по старому кладбищу. В руках мужчина сжимал четыре белых хризантемы, что традиционно приносил на могилку любимой Пра. В свои тридцать шесть Яков Платонович успел сделать хорошую карьеру. Закончив школу экстерном, в шестнадцать он стал самым юным студентом юрфака одного из лучших ВУЗов страны. Получив диплом с отличием, поступил на службу в прокуратуру и здесь стал самым молодым помощником следователя. С тех пор когда в двадцать один он переступил порог ведомства, он навсегда стал тем, кем был, наверное, и рожден. Следователь, сыскарь, ищейка. Как только его не называли за все прошедшие годы. Когда в тридцать пять Штольман получил очередное звание, теперь уже подполковника, никто уже даже не удивлялся, что к этому званию он не шел, а бежал каких-то четырнадцать лет. Тогда был он уже далеко не следователем. Разделили его ведомство, отделили Следственный комитет от Прокуратуры. И все было бы хорошо, служил бы он и дальше в московской прокуратуре, занимая немалую должность, если бы не тот случай с младшим коллегой. Помощник его – Сергей Петрович Углов – оказался нечист на руку. Брал взятки, подтасовывал результаты проверок. Вот так и полетели головы с плеч, когда он сам же – Яков Платонович – и вывел нечистоплотного помощника на чистую воду. Да вот только отвечать все должны: помощника передали под суд, его же – Штольмана, аккуратно попросили освободить занимаемую должность, пообещав не трогать ни звания, ни карьеры. Оформили все как перевод в другой город, да еще и по собственному желанию, если можно было тогда так выразиться. Одно хорошо: место перевода позволили выбрать, помня все предыдущие заслуги. Вот тогда-то, полгода назад, Яков Штольман и вспомнил, что когда-то семья его жила в маленьком провинциальном Затонске, что стоит аккурат между Москвой и Тверью. И ведь даже почти всё старшее поколение похоронено на местном кладбище, как когда-то завещали прапрабабушка с прапрадедом. Вот так он и решил переехать на Родину предков, куда и написал заявление на перевод. Дома, в Москве, остались дорогие сердцу родители Платон Викторович и Людмила Сергеевна, осталась сестра Анастасия с мужем Игорем и двумя детьми. Почитай, половина семьи в Москве осталась. У самого Якова не было ни жены, ни детей. А потому переезд он воспринял спокойно. Даже радостно. Родителей он навещал чуть ли не каждую неделю, благо ехать на машине всего часа три. Сестра с племянниками сама время от времени приезжала проведать «непутевого» братца, как она частенько звала его. - Яша, тебе жениться надо! Смотри, вот так бобылем и проживешь свой век. И кто тогда фамилию продолжит? Ты у нас единственный остался потомственный Штольман. Остальные все давно с другими фамилиями живут. Вот что бы баба Ксая сказала? – частенько выговаривала ему старшая на два года сестрица. Зная, что прабабушка всегда была для брата авторитетом, Анастасия Платоновна всегда прибегала к упоминанию ее как к последнему доводу. - Ась, прекращай. Пра никогда бы не стала мне говорить, что я бобылем проживу. И вообще, она всегда знала, что фамилию нашу я не прерву. Я и не прерву. Вспомни, что она рассказывала про своих родителей, - успокаивал сестру Яков, примирительно обнимая за плечи. - Это она тебе все рассказывала. Любимчик своей Пра, - смеялась женщина в ответ.***
Штольман подошел к невысокой оградке, за которой находилось несколько могилок. Вот они все его прадеды, прабабушки, дедушки и бабушки по отцовской линии. Над каждой могилкой стоял аккуратный крест с табличкой. И никаких фото. Уж так в семье у них было заведено. Почему? Никто уже и не помнил. Но фотокарточек на кресты они не вешали никогда. Кого-то хоронили сразу в этой оградке. А кого-то, как родителей его прапрабабушки здесь перезахоронили гораздо позже, перевезя останки из далекой Швейцарии, ставшей для семьи Штольман когда-то второй Родиной. Про все это ему, тогда еще подростку, рассказывала его Пра – Александра Яковлевна Штольман. Подойдя к могилке Александры Яковлевны, Яков бережно положил цветы, стряхнув предварительно пожелтевшие листья, что налетели со стоявшей неподалеку березы. Внутренне подивившись такому раннему в этом сентябре листопаду, мужчина присел на стоявшую рядом скамеечку и тихим голосом стал рассказывать про свой сон, время от времени глядя на надгробный крест. Сам того не заметив, Штольман тихо поведал и про новое пока еще место работы, про сестру и родителей. И с каждым словом на душе у него становилось спокойнее. Так всегда было, когда он, еще будучи мальчишкой, рассказывал Пра про то, что его беспокоило. Мысли плавно унесли мужчину в то утро, когда он, будучи пятнадцатилетним подростком, рассказал бабушке Ксае увиденный сон.***
- Пра, ты мне обещала рассказать, что это все значит, если я увижу этот сон еще раз и подробнее, - в конце добавил он, выжидательно смотря на старушку. Александре Яковлевне тогда было уже восемьдесят девять. Маленькая, сухенькая женщина с совершенно белыми волосами, собранными в пучок, внимательно смотрела на правнука ясными голубыми глазами. С возрастом она видела все хуже, но дома редко носила очки, прибегая к ним лишь в случае необходимости. - Яшенька, соколик мой, а принеси мне из спальни моей шкатулку. Ту, резную. Помнишь, ты одно время спрашивал, что там? Взяв из рук мальчика резную деревянную шкатулку, а точнее даже целый ларец, старушка аккуратно его открыла. Доставая поочередно разные предметы из недр ларчика, она начала свой рассказ. - Вот эту шкатулку, этот ларец, мой отец подарил моей матери в день свадьбы. Это была его свадебная корзина. Мама моя была красавица. И папа любил ее больше самой жизни. Ты это знаешь. Эту историю тебе рассказывал дедушка, когда ты был маленьким. В доме у нас, я имею в виду в доме твоего отца Платона Викторовича, есть старые фотографии нашей семьи. Но все они были сделаны уже после того, как родился твой прадед Петр. А вот самые первые семейные фотокарточки, сделанные еще на старенький фотографический аппарат, очень давно были убраны. Перед своей смертью мама попросила часть карточек убрать. Уж не знаю, знала ли она что или нет, но я просьбу ее выполнила. Вот, соколик мой, посмотри, эта карточка сделана в день свадьбы моих родителей. Видно уже не очень хорошо, но ты разглядишь. И вот эти посмотри. Здесь родители в Италии во время свадебного путешествия. А вот здесь на руках у мамы твоя прабабушка Софья, сестра моя старшая, - с этими словами Пра протянула ему несколько старых фотографических снимков. И хоть и было видно не очень хорошо, но мальчик рассмотрел лица людей, что были там изображены. - Они с годами не сильно изменились, - заметил он, вспоминая старые семейные снимки, что бережно хранил отец, получив их в наследство от деда своего Петра Яковлевича. - Да. Несильно. Но годы брали свое. Ты, мой мальчик, будешь хранить у себя то, что я тебе сегодня отдам. Ты сохранишь, я знаю. Все остальные карточки будут храниться до поры у твоего отца. Но этот ларчик вместе со всем содержимым ты оставишь у себя. Куда бы ты ни поехал, где бы ни пришлось тебе жить, храни его. Здесь лежат несколько старых фотографий, несколько писем моих родителей друг к другу. И несколько драгоценностей твоей прапрабабушки, которые она когда-то завещала мне. Отец маму любил и как мог баловал. Покупал ей украшения, считая, что его Аннушка достойна всего лучшего. После она сама разделила ценности между своими детьми. Семейные ценности хранятся у твоих двоюродных и троюродных братьев и сестер и у их родителей. Что-то наследовал после своего отца Платон, отдав жене. Мне же досталось вот это, - старушка протянула на ладони комплект с бриллиантами и сапфирами, состоящий из кулона, сережек и кольца. Было заметно, что хоть гарнитур и хорошо подобран, но не был так изначально задуман. Скорее, украшения подбирались по отдельности и в разное время. - Колечко отец подарил матушке на помолвку. А серьги и кулон уже позже. Еще мне достался вот этот комплект. Мама рассказывала, что старый друг семьи, ювелир, когда-то сделал эти парные украшения, а когда узнал, что отец собирается жениться на маме, подарил гарнитур им, - Пра протянула Якову женскую брошь и мужскую булавку для галстука с жемчугом, выполненные в едином стиле. - Красиво, Пра! – восхищенно воскликнул подросток. -Да, очень красиво. Они всегда носили их только в паре. И, наконец, перед самой смертью мама отдала мне их с отцом обручальные кольца. Смотри, здесь гравировки. «А.Ш.» и «Я.Ш.». Инициалы родителей. Кольца фамильные. Мама просила, чтобы я отдала это ее внуку или правнуку, которого назовут Яковом. Запомни, мой мальчик, что я скажу тебе. Когда ты встретишь девушку, которую полюбишь всем сердцем, когда решишь жениться, носите именно эти кольца. По преданию, что живет в семье Штольман, если кольца впору молодым без подгона, то жить им вместе в любви до глубокой старости. Ты не смейся над своей старой Пра. Просто послушай и запомни. Придет время, и ты все поймешь. Я стара, соколик мой, пора уже мне думать о том, что совсем скоро мне держать ответ перед Богом за то, как я прожила жизнь. И я хочу исполнить волю той, что была прекраснейшей из женщин. Ты знаешь, что я не была замужем. В моей жизни любовь случилась, когда мне было уже за тридцать. Но в тот год началась Вторая мировая. Он ушел на фронт, хоть и жил в нейтральной Швейцарии. Русский он был. И когда в 41-м Гитлер напал на нашу страну, нашу Россию, он не смог поступить иначе. А потом его сестра написала, что осенью 1941 года моего Сашу убили. Вот так. Никого другого я полюбить не смогла. У нас в семье есть отличительная черта. Мы все однолюбы. Как некогда наши родители. И я посвятила свою жизнь помощи людям и детям любимого брата Пети. Митя, хоть мы и были двойняшками, зажил своим домом уже. А Петя всегда любил меня. Пожалуй, даже оберегал. Все ведь знали, что мамин дар перешел ко мне. - Какой дар, Пра? – любопытство не давало Якову покоя. Прабабушка улыбнулась тогда печально и рассказала ему про дар, что унаследовала от матери при рождении. Рассказала про историю семьи, знакомство родителей, их жизнь до Революции, их жизнь в Швейцарии. Рассказала все то, что сама когда-то узнала от бабушки, дедушек и родителей. Рассказала и то, чему была сама свидетельницей. - Теперь, Яшенька, мой дар почти ослаб. Я не вижу мертвых уже давно. Видно, берегут старуху. А сны еще иногда видела. Но дар не может просто так исчезнуть. Он должен перейти. Думаю, ты станешь видеть вещие сны. Духи не будут приходить к тебе. Иначе ты бы их уже видел. А сны ты иногда видишь. Думаю, духов сможет видеть кто-то другой. Кто-то, кого мы даже не знаем. Запомни, мой мальчик, если встретишь девушку, способную говорить с умершими, относись к ней серьезно. Не считай шарлатанкой. Хотя, сейчас таких развелось ой как много. Если же вы соедините два своих дара в один, то соединится что-то целое, что было разделено. Считай это моим тебе предсказанием. И еще, мой милый. Ты очень похож на своего прапрадеда. Я не знаю, каким он был в твоем возрасте. Но я уже сейчас знаю то, каким ты станешь, когда вырастешь. Жаль только, что я этого не увижу. Ищи свою Анну, Яша. Ищи. Не обманывайся, не цепляйся за тех, что будут подобны Нине Нежинской. Твое сердце чисто и храбро. Ты найдешь ту, что станет единственной для тебя на всю жизнь. Я знаю это.***
Штольман вынырнул из своих воспоминаний. Через год после того памятного разговора прабабушки Ксаи, как звали ее всегда в семье, не стало. Еще через год не стало дедушки Виктора, отца Платона Викторовича. На похоронах Пра дед тихонько шепнул ему, шестнадцатилетнему подростку, что это именно она, Пра, настояла когда-то на том, чтобы сына своего племянник назвал Платоном. А после, когда уже у самого Платона родился сын, предложила назвать мальчика Яковом. В честь прапрадеда – действительного статского советника Штольмана Якова Платоновича. Помнил нынешний Яков Штольман и ту историю, что передавалась в семье из поколения в поколение, историю, рассказывающую о большой любви Анны и Якова. То, что рассказала Пра за год до смерти лишь дополнило то, что он и так знал.***
Все внуки и правнуки Анны Викторовны и Якова Платоновича Штольман не уставали удивляться той истории. А ведь по сути своей она была проста и понятна. Анна и Яков так сильно любили друг друга, что не представляли жизни своей друг без друга. И когда 1 июня 1941 года они отметили золотой юбилей со дня свадьбы, старый Яков Платонович, которому зимой исполнилось уже девяносто, обнял жену, бывшую младше его на семнадцать лет, тогда уже все видели, что лишь бескрайняя любовь может так долго держать человека на земле. «Как же я оставлю свою Аннушку?» - смеялся иногда старый Штольман. Через две недели отметили семьдесят третий день рождения самой Анны Викторовны. А еще через два дня, 17 июня 1941 года Якова Штольмана не стало. Он просто не проснулся утром. Анна Викторовна просидела целый день возле него, что-то нашептывая. На другой день она срочно собрала вокруг себя всех своих детей, раздала им семейные реликвии на свое усмотрение и велела непременно как только закончится Вторая мировая война, хотя бы кому-то попытаться вернуться на Родину их, в Россию. Сказала, что непременно это должно случиться. Взяла обещание с детей, что их с Яковом похоронят рядом. И как только будет возможность, перевезут их останки для перезахоронения в маленький городок Затонск, где положат непременно в одну могилу, под один крест. Прах родителей своих старая женщина просила также перевезти в Затонск. А на следующий день, 19 июня 1941 года, не стало уже самой Анны Викторовны. Женщина не смогла прожить без своего Якова и трех дней. Старшие дети ее говорили, что так и при жизни было. Не расставались они долее, чем на три дня, никогда. Не могли. Когда же 22 июня 1941 года семья Штольман узнала о том, что Гитлер напал на Советский Союз, как звалась теперь их Россия, все до единого члена семьи решили, что это знак. Тогда же Петр Яковлевич привлек все свои связи и возможности, чтобы получить назначение на Родину. Вернулся в Россию, одним ему известным способом оказался на фронте и прошел всю войну. Хоть и был уже немолодым человеком. После окончания войны перевез в Москву всю свою семью, не забыв и сестру Ксаю. Следом за ними отправился и Дмитрий Яковлевич с женой и дочерью. Софья Яковлевна ввиду службы мужа была вынуждена остаться в Швейцарии. Но связь они всегда поддерживали. И поныне ее внук и правнук живут в Берне. Правда, Всеволод часто бывает в Москве по роду деятельности.***
Почти все Штольманы так или иначе пошли по дипломатической части. И только Яков Платонович Штольман пошел по стопам своего прапрадеда и стал следователем. Сыщиком, как он сам иногда себя называл. Яков помнил все то, что рассказывала Пра. Он помнил тот сон. Но не воспринимал всерьез способность видеть вещие сны. И вот сны вернулись. И легкая тень беспокойства уже кольнула сердце. Прожитые годы сделали из него материалиста и немного циника. Когда же отец, Платон Викторович, вздыхал, примечая эту черту его характера, Яков лишь улыбался в ответ: - Вспомни, что говорила Пра, папа. Дед Яков ведь тоже был материалистом. - Ты слишком похож на него. И в тоже время совсем другой, - качал отец головой. И диалог этот повторялся из раза в раз. Яков Штольман хранил в тайне слова Пра о том, чтобы он искал «свою Анну». Но всегда помнил об этом.***
Из состояния глубокой задумчивости, в которое он успел погрузиться снова, мужчину вывел телефонный звонок. Мельком глянув на экран смартфона, Яков ответил. - Штольман. Слушаю. - Яков Платоныч! У нас труп! Вы скоро будете? – послышалось на том конце телефона. - Выезжаю, говори адрес, - спокойным, хорошо поставленным голосом ответил подполковник Штольман, поднимаясь со скамейки. Глянув напоследок на крест с двумя табличками, мужчина твердой походкой направился к выходу с кладбища.