***
В эту пятницу главным событием дня были гости моих родителей. Коллеги с работы и сестра моей матери со своим мужем и маленьким непоседой Глебом. Пока я медленно сгорала на парах, дома готовилась вкусная еда и мама. Всё должно быть идеально убрано, идеально приготовлено, идеально сервировано. К жизни мама относилась точно так же — во всём порядок, всё по полочкам. Если быть совсем откровенной, то после учёбы я уже была похожа на тлеющий уголёк. К вечеру буду пеплом. — Настя, ты чем-то занята? Помоги мне накрыть на стол, — доносится крик из кухни. — Несусь на всех парах, — отвечаю скорее сама себе, натягивая на себя платье, заботливо приготовленное родительницей заранее. Если бы я чем-то и была занята, пришлось бы отложить. Завязываю хвост на голове, выдавливаю из себя улыбку и почти совсем правдоподобное предвкушение вечера. Расстилаю на нашем большом прямоугольном столе в гостиной нежно-голубую скатерть, мама уже несёт канапе. Отец возвращается из супермаркета со сладостями для Глеба и жидкой полусухой «сладостью» для взрослых. Уже через пятнадцать минут прибывания за столом с гостями, понимаю, что назвать меня ждущей с нетерпением этот вечер — это полнейший оксюморон. С таким же успехом можно обозвать дождь сухим. Глеба посадили рядом со мной, чтобы развлекала. Этот проныра уже успел пару раз пролезть под столом, разлить на мамину подругу вино. Та самая тётя Света, педиатр в местной больнице, божилась, что ничего страшного не произошло. За непоседливость детей ругать нельзя и всё такое. Но я-то видела, как она потом на него зыркнула. Её муж Александр сидел рядом будто в прострации. Всё потому, что был настолько флегматичен. Всем флегматикам флегматик. Невропатолог, издержки профессии у них что ли такие? — Настюша, жениха себе нашла уже? — с неподдельным интересом интересуется Елизавета Викторовна — одинокая, сильная и независимая хирург. Вот и мои любимые вопросы подъехали. — Может, это он меня найти должен? — усмехаюсь и всеми силами сдерживаю желание закатить глаза. Ещё спросите меня, не пожалела ли о том, что не пошла по родительским стопам. — А как дела на учёбе? Не надумала переметнуться в медицинский? Ты же знаешь, никогда не поздно. Не в бровь, а в глаз, тёть Свет. Спасибо. Дальше пошли рассуждения о перспективах, если бы я всё таки подалась учиться на медика. Занавес. Лежу в кровати и пытаюсь уснуть после кошмарного дня. Сон не идёт. Идут только мысли о том, что родители до конца жизни не смогут принять мой выбор. Беру телефон и набираю сообщение Заряне. Сейчас мне как никогда нужно, чтобы меня заставили улыбнуться. «Дерьмо-ужин с родителями и их приспешниками закончился. Выжила. Мне срочно нужно хорошее настроение!». Ответ приходит через пару минут: «Ты сегодня замечательно выглядела. Спокойной ночи, Темникова». Осознаю свои ошибки почти мгновенно. Ошибку неправильного адресата. Ошибку своего вывода о взгляде Матвея Константиновича — что-то примечательное во мне он всё же нашёл этим утром. Засыпаю с улыбкой на лице и в мыслях.3.
8 января 2018 г. в 16:32
В это пятничное утро у меня было два желания: на кого-нибудь накричать и платье. Начиная со вторника все преподаватели как с ума сошли. Середина ноября. Середина ноября — скорая сессия. Каждый счёл своим долгом завалить студентов заданиями по самое не хочу. По самое не хочу и не могу.
Чего только стоит литература, на которую я потратила один вагон времени и ещё три — терпения. Наша Лесовская (Бесовская) задала прочитать Мёрдок и Сартра, приготовить необъятных размеров семинар. На всё это был дан один несчастный день. Кое-как осиливаю «Чёрного Принца», и в голове моей остаётся настоящий балаган, впрочем, как и было в самой книге. Её называют вторым Достоевским, а я поспорю. Поспорю и вряд ли промахнусь. Потому что по драме и переплетениям сюжета больше смахивает на Толстого. Сартру и его «Тошноте» отдала на толику больше заинтересованности. Люблю читать про абсурд человеческой жизни. Может, потому что свою никак по-иному не воспринимаю?
Говоря об абсурде — надеть платье мне захотелось просто так. Эта неделя выжала все соки. Хотелось сегодня чего-то лёгкого и парящего. Ну и что, что ноябрь. Двое колготок — и вперёд. Я всё тешила себя иллюзиями, что мой наряд поможет снизить уровень стресса и никто не попадет под горячую руку. Ведь, по идее, рука должна быть сегодня нежной и слегка теплой. По идее.
Идёт дождь и я. Дождь сильный такой, проливной. Я в платье, своём милом пальто, ботиночках на каблуке и с желанием накричать на кого-то.
На пару прихожу чернее тучи и глаз Грановского. Ещё одной приятной (не очень) новостью становится то, что моя Леся сегодня отсутствует. Об этом говорит мне наш Цветочек. Она же — Оля Цветкова, одногруппница. Фамилия ей подходит, или она фамилии — всегда в платьях, в туфельках, губки бантиком и ресницами хлопает.
— Можно сяду с тобой? Ваня заболел, а по грамматике книги у меня нет, — чуть ли не скулит Оля.
А мне-то что? Она, вроде, хорошая, много не болтает и нос не задирает. Чем не хорошая соседка?
— Садись, всё равно одна.
Цветочек приземляется справа от меня на втором ряду. И причитает себе под нос о том, как же её ненаглядный Ваня сумел так простудиться и не придти. Не знаю, Оля, как он сумел. Там навыков не нужно.
— Кстати, хорошо выглядишь. Изумрудный тебе к лицу. Кого очаровывать собралась?
Господь с тобой, Цветочек. Кого мне «очаровывать»? С моим настроем только огорчать.
В этот момент в аудиторию входит Любовь Степановна Ильина. Женщина лет пятидесяти, активная и бодрая, любящая полную самоотдачу делу и шутливые разговоры со студентами о пристрастии к водке.
Она меня полюбила ещё с первого курса. Как-то дело легко пошло с английским. Радую её по сей день знаниями, а маму — оценками.
Пара проходит живенько. Даже забыла о том, что сегодня такой дождливый день, а вчера была такая бессонная ночь.
— Темникова, тебе не сложно помочь мне отнести эти книги на кафедру? — останавливает она меня уже у двери.
Самойлов, наш второй парень в группе, смылся сразу после звонка. Одним причинным местом чувствовал, что захотят припахать.
Беру книги по теории грамматики и медленно плетусь на кафедру. Там немного душно. Либо это мне жарко. Жарко от взгляда темных глаз. Он стоял, облокотившись на стол, и копался в своем телефоне. Но последнее делать перестал, когда увидел меня. Само собой, встала в проходе как вкопанная, с горой книг, и не знаю, куда деть своё тело. Ильина спетляла в буфет, кинула меня. Эх вы, Любовь Степановна.
А Грановский окидывает меня секундным взглядом и, решив, что ничего примечательного для него нет, возвращается к своему смартфону. Я возвращаю себе самообладание, оставляю книги и ухожу подальше — в соседнюю аудиторию. Снова сижу рядом с Цветочком, снова думаю о том, как бы мне хотелось услышать что-то теплое от холодного Матвея Константиновича.