burn me

Минхёк встаёт с дурацким настроением, потому что хочется ныть, что и печеньки невкусные, и варенье кислое, а на деле нет ни печенек, потому что диетка, ни тем более варенья по той же причине. Расписание говно, а Хосок все ещё мудак. Совсем ничего нового. Абсолютно. Хосок с утра, конечно, страшный, как жизнь Минхёка, но предпочитает спать в одних спортивных штанах, а ещё во сне раскутывается, поэтому, встречаясь неловким заспанным взглядом с блондином, судорожно молится, чтобы дожить хотя бы до сегодняшнего фансайна: Минхёк злой настолько, что готов рвать на себе волосы, и очень хочет сдохнуть, потому что внутри кровавое побоище разворачивается каждый раз, при каждом взгляде, при каждой мысли, ассоциативно связанной с Хосоком. Прекратить не получается и в глазах чётко прослеживается, а в нервных жестах — тем более. Минхёк совсем не смотрит в чужую сторону, виснет на Кихёне или ржет с Чангюном, который такой же, как и сам Минхёк — заебанный жизнью и избегающий любых пересечек с Чжухоном —, а Хосок правда грустит, потому что с Ли они всегда были как тупой и ещё тупее, как пресловутые половинки одного целого — даже запейринговались официально, если вспомнить съёмки «Monsta X — Ray». Сейчас же в сторону Минхёка действительно страшно смотреть — убьёт взглядом на раз и не откачать. Уже в гримерке, когда нуны-визажистки последние штрихи наводят, покрывая лицо десятым слоем пудры, Хосок косит вправо, где Минхёк залипает в игрушку на телефоне, вдыхает максимально глубоко, хрипит так, чтобы только друг его услышал: — Надо поговорить, — и касается запястья, спрятанного под чёрным пиджаком. Минхёк серьёзно смотрит и очень не хочет идти, потому что, согласившись, не сможет солнечно улыбаться фанаткам, даже если очень сильно захочет. Но Хосок — мудак, каких поискать нужно. Парень тянет блондина в коридор, где менеджеры носятся, согласовывая последние мелкие детали вроде посекундного светового сценария, и честно жалеет, что решился: у Минхёка даже сквозь полкилограмма косметики отчетливые чёрные круги под глазами от недосыпа и нервов, губы в тонкую полоску и чёткое «отъебись» на лбу словно маркером. — Что происходит? Я тебя обидел, что ли? — Хосок старается говорить ровно, но нервно дергает плечами, показывая, что и правда не понимает причин. Минхёк говорит, что все в порядке, и думает, что ответь, мол, всё дерьмо, потому что контракт и ты мне нравишься, то Хосок все ещё не оценит. — Не ври, хён, — парень никогда не называет Минхёка хёном, если речь не о жизни и смерти, и тянется, чтобы дотронуться до чужих пальцев, но тот нервно отдергивает руку и очень старается вести себя спокойно, хотя последние капли самоконтроля, которого так-то немного, улетучиваются с каждой секундой все быстрее. — Я мудак. Устроит объяснение? — Хосок отрицательно качает головой и просит дополнительных разъяснений. — Ты мне нравишься, — Минхёк сваливает в сторону туалета быстрее, чем Хосок успевает что-либо сообразить, и оставляет того в гордом одиночестве, потому что, серьёзно, это правда сложно и дофига больно. Он материт себя, потому что, вообще-то, придётся ещё работать вместе несколько лет, а теперь будет пиздец проблематично. Хосок же никогда даже не думал в этом направлении.