burn me

Внутренняя псина грызет внутренности, раздирает основательно, по кускам отрывая, окровавленными клыками светит и рычит, скалясь. Под кожей мелкими жучками расползается утробная, хтоническая ярость, заставляющая поджимать пальцы на ногах. Чжухон сильно злится и дышит через нос. Чангюн — в паре метров от него — держится за бок, на котором определённо в скором времени расцветет багровый синяк, чётко очерчиваюший чужие костяшки. Чжухон спускает себя с поводка, впечатывая хорошо поставленным кулаком Чангюну в челюсть. Кожа на нижней губе рвётся под давлением от следующего удара и тот отшатывается, потому что перед ним ураган в человеческом обличии. Он бьёт Чжухону в солнечное сплетение, заставляя резко сгорбиться, и хватает за отросшие волосы на затылке, впечатывая коленом по носу. Чангюн бьёт метко и коротко, но больно и четко, когда Чжухон наступает великаном: основательно, глубоко и до переломанных костей. В живот, под рёбра, по носу и в челюсть с левой — это как базовый набор, бета-версия собственных возможностей, которые почти автоматом выходят по заученной схеме, без особого осознания происходящего даже. Чжухон в этом дерьме не первый год и зовётся людскими отродьями Монстром, которого и победить-то практически невозможно, потому что это и правда его земля. Чжухоновский взгляд прессом давит и подавляет, а дернувшийся в мерзковатом отвращении мускул на лице бьёт по печени за долю секунд. Он подаётся вперёд, вгоняя ногти в чужую шею, хватает за запястье свободной лапой и выкручивает максимально руку, заставляя Чангюна упасть на колени в приступе острой боли. В воздухе словно пыль одна вместо кислорода: она забивается в нос, скатываясь мелкими комками где-то в трахее и никак не отплёвываясь даже спустя пару попыток. Скула ноет противно из-за рассечения, но даёт дополнительные баллы на настрой: Чжухон почти хочет убить Чангюна, хотя не за что. Он сплёвывает кровь со слюной себе под ноги, дышит глубоко, почти задыхается от усталости, но смотрит прямо неподбитым глазом и сжимает губы, хрустя позвонками. Ли бьёт по рёбрам, чувствуя долю секунды, как те прогибаются, практически крошась, под его кулаком, но выдерживают давление, а вслед получает хороший удар в лоб. Чжухон далеко не всесилен, но нашёл способ бороться с собственными демонами, сжирающими и выжигающими внутренние органы. Чангюн — секретная фишка и золотое сечение Че Хёнвона: юркий и гибкий, словно норка, с отработанными ударами и острыми локтями, что слишком удачно проезжаются по чжухоновскому виску, заставляя схватиться раскрытой ладонью за исток звенящих в мозгах колокольчиков. Чангюн чётко бьёт, до крови разрывая кожу на губах и щеках, коленками вписывается туда, где рёбра срастаются, разводит с силой в разные стороны лопатки — и всё это с полным равнодушием на правильном лице. У него поперёк лба с кроводтёком возле правого виска отчетливое и невыводимое «похуй»: Им только хмурится в особых моментах, но не стонет от боли никогда. По углам картинки чёрные точки и блестит всё в звёздочках, координация еле заметно подводит, но бьёт он точно между позвонками, пинает ощутимо носком грязного кроссовка по печени и чувствует запах крови, перемешанный с палёным крепким алкоголем. Если для Чжухона подпольный ринг — это способ выжить, то для Чангюна — профессия и рутина. Откуда-то слева доносятся три удара, а толпа отребья зажравшегося орёт до собственных сорванных голосов и машет руками нестройно: бой заканчивается, и Чжухон отпускает Чангюна из захвата, выпрямляясь медленно, и морщится от пока ещё не осознаваемой боли. На Чангюне живого места нет практически, а у Ли огромный фиолетовый синяк наливается из-под промокшей насквозь потом футболки, глаз совсем заплыл и всё лицо в собственной крови. Хёнвон входит на ринг, останавливаясь между двумя бойцами, берёт их за окровавленные руки, одним своим видом спрашивая толпу, кто сегодня победитель: четыре попытки — и все впустую, потому что улюлюкают одинаково по громкости. Исход, по мнению самого Хёнвона, ожидаем и приходится смириться, что месиво того стоило. Он объявляет ничью и уходит в свою нору, пока имовские развороченные в кровь костяшки легко соприкасаются с такими же чжухоновскими: они сидят на грязном тротуаре, Ли прикуривает, правую лапу стараясь не задействовать, а Чангюн дышит чужим дымом и свои достаёт, потому что в ушах звон жуткий и тошнит сильно, а полученная десять минут назад пачка банкнот совсем не греет. Профессию менять, однако, всё ещё не хочется.