золотой.

POV Гена И снова безграничная темнота перед моими глазами. Уже где-то на фоне, кажется, в подкорке сознания, а не наяву, слышны звуки салюта и радостных криков людей. Темнота не в светлой комнате бутик-отеля. Темнота в моей собственной душе. Для меня ново - быть брошенным, но я, похоже заслужил. Одно мое отношение к беременной Саше, десяткам других девушек, которых я, по сути, использовал... Да даже к собственной матери, про которую мы забыли, какой бы шлюхой она ни была. Я нащупываю телефон и почти машинально ищу ее номер. Все-таки мать. - Привет, мам. С Новым Годом. Поговори со мной, пожалуйста. - Это кто? - на том конце провода полупьяное мычание, а потом короткие гудки. Нет, видимо, не зря. Я иду в бар и прошу мне налить. Отца нет, он, наверное, подумал что я сплю и ушёл праздновать главную ночь года в компании симпатичных молоденьких немок. Молодой мужчина наливает мне виски, даже не спрашивая возраста - браслет "All inclusive", кажется, способен творить чудеса. А потом ещё, ещё, ещё... До тех пор, пока я не засыпаю прямо за стойкой. А утром меня ждёт лишь разочарование, смирение и похмелье. Да, проебал, да, идиот. Но что поделаешь? Я прошу купить мне самые ранние билеты, которыми только можно уехать, и начинаю собирать вещи. Пишу Никите короткое "Третьего в ночь прилетаю". Все происходит как в тумане, и даже длинный перелёт не вызывает у меня негативных эмоций. Мне плевать на сервис, на неудобства, на орущих в аэропорту детей, на невкусный кофе. Под конец пути, я просто засыпаю. POV Слава На следующий день я бухал. Причём, до такой степени, что мир перед глазами начинал напоминать калейдоскоп, только не с цветными камешками, а с целым ворохом проблем. А второго я не нашёл ничего лучше, чем зайти к Игнатьеву, выговориться и совета спросить. Я уже давно не пьян, угар прошёл. Начались другие чувства - вина и, кажется, любовь. - Знаешь, Федь, - я трясу своего друга за плечо, сидя у него на кухне, - Я хуйло. А хуйло потому, что предатель ебаный, и даже не смог удержать того, чего имею. Человек любил меня всем сердцем, а я взял и променял его на крашеную шалаву. - Хуйло, - друг кладёт руку мне на плечо, - Только не надо ныть, а надо бороться. И бороться так, чтобы победить. Вот скажи, ты ее любишь? - Кого ее? - Человека этого, - смеётся Игнатьев. - Кажется, люблю. Только вот понял это слишком поздно, только сегодня утром, тогда, когда поздно. - Да не ссы, признайся, да и все, - говорит Федя, затягиваясь сигаретой, - В конце концов, про измену же знают только те, кто был в комнате, максимум их знакомые. - Игорь Нестеров трансляцию вёл, а потом удалил. - А-а, - тянет парень, - Но все равно. Добивайся, борись, делай, блядь, уже что-то, а не сиди на месте. Она в городе? - Нет, - я немного вздрагиваю от слова "она". Он. Я пишу Никите, в надежде разузнать хоть что-то, и тот пересылает мне сообщение Фарафонова. Уже в одиннадцать вечера я выхожу на улицу, и, собрав последние деньги, покупаю в круглосуточном ларьке красную розу. Долго жду автобус до аэропорта, а когда оказываюсь у огромного здания, сразу же иду к стойке информации. - Здравствуйте, а рейсы с Женевы в ночь есть? - Только смежный, Женева-Москва-Петербург. - А когда точно он в Питере будет, - я перебираю озябшими пальцами. - В 04:49. Встречайте в этом терминале. Я смотрю на часы и вздыхаю - 00:37, но почти сразу решаю отправиться немного поспать, но в итоге все четыре часа бесцельно шатаюсь по аэропорту и в миллионный раз прокручиваю нашу встречу в своей голове. Как раз в то время, когда прибывает самолёт, я оказываюсь у входа в терминал и жду. Фарафонов выходит из аэропорта одним из последних, видит меня, и только ускоряет шаг. - Гена! Гена, стой! - я догоняю парня и вручаю ему помятый под курткой цветок, - Извини, прости, я люблю тебя. Я почти кричу, и даже плачу, но на себе чувствую только высокомерный и полный боли взгляд и холодное, как лезвие ножа "Отъебись".