***
- А вот и я! Джунмён только успевает закрыть лицо ладонями, а Бэкхён – зажмуриться, когда Сэхун плюхается в малый лабрум к папе. Он выныривает, убирает волосы с лица и довольно улыбается, глядя на каждого из взрослых омег по очереди. - Катастрофа, - подытоживает Бэкхён, вытирая полотенцем в своих руках залитый пуфик и опускаясь на него. - Я люблю купаться! - Маленькая рыбка, - Джунмён протягивает руки навстречу и Сэхун, барахтаясь, кое-как доплывает к нему, тут же угождая в любящие объятия и спеша обнять за шею. - Папа, почему отец говорит, что в Тибре нельзя купаться? - устраиваясь у папы на коленках, интересуется Сэхун, послушно поднимая и опуская руки, пока папа купает его. - За городом можно, - уточняет Джунмён. - Раньше можно было – вода была чище. А потом люд на окраинах города начал портить воду в реке, из-за течения всю эту грязь разнесло по всей реке в столице, поэтому теперь нельзя. - А ты купался в Тибре? – интересуется вновь Сэхун совсем любознательно. - Купался, - Джунмён кивает. – У акведука Императора Аврелия. - Папа, а акведуки ведь тоже соединены с речкой? – Сэхун оборачивается через плечо, чтобы взглянуть на любимого родителя в поисках ответов. - Конечно, - очередной кивок. – Но эти каналы уходят далеко за город. А питьевые идут с гор. - Здорово, - тянет Сэхун восторженно. – А ты видел акведук за городом? - Да. Впервые, когда ехал сюда, в столицу из Аквилеи. - Папа, а почему дядя Минсок так редко навещает нас? – Сэхун вновь оборачивается через плечо. - Потому что Аквилея очень далеко, малыш, - Джунмён вздыхает с улыбкой, целуя маленькую щёчку. – И дядя Минсок – один из меценатов города, а потому у него много работы. - Я хотел бы увидеть твой дом, - Сэхун мечтательно вздыхает, следом вешает нос. – И твою комнату. - Мои дом и комната тут, малыш, - Джунмён улыбается ему совсем ласково. - А как же Аквилея? – не понимает маленький омежка. – Разве не там твой дом? Твой настоящий дом? Бэкки говорил, ты родился там. - Но ты родился тут, - кивает Джунмён. – И твой дом тут, а значит мой дом там, где ты. Выслушивая, у Сэхуна уходит несколько мгновений, чтобы во всём разобраться, а потом он полноценно поворачивается к папе и льнёт к нему, чтобы обнять, довольно улыбаясь. - Приставуля, давай обмываться и вылезать, а то замёрзнешь, - Бэкхён, позволяя себе понаблюдать за Сэхуном, наконец, подаёт голос. - Я готов, поливай, - Сэхун слезает с папиных коленей, протягивая ручонки к Бэкхёну, когда тот зачерпывает тёплую воду в большую позолоченную чашу. - Вот же, какой разбалованный мальчишка, - Бэкхён целует мокрую макушку, но берётся поливать. – Папа с детства всё умел сам делать. - Правда, что ли, па? – охая поражённо, Сэхун оборачивается к Джунмёну, который так же с помощью позолоченной чаши смывает с плеч пену. - Твои дедушка и дед с пяти лет учили меня всему, что может понадобиться мне в жизни. Чтобы я всё мог и умел делать сам. Кормить себя, купать, одевать и прочее, - рассказывает взрослый омега. - А зачем? – удивляется вновь следом Сэхун. – Ты же ведь всегда знал, что отец заберёт тебя к себе, и ты будешь Высочеством, - Сэхун теряется, следом хмурится. - За тем, чтобы быть настоящим человеком, - Джунмён наклоняется к нему, целуя в нос. - А не балованным матроной, как некоторые! – следом маленький омежка получает звонкий поцелуй в щёку и взрывается хохотом, когда Джунмён подхватывает его на руки, вышагивая прочь из лабрума. Сэхуна опускают босым на мягкое покрывало, пока Джунмён кутается в полотенце, и Бэкхён приседает возле наследного принца с таким же наготове. - Я сам! – торжественно заявляет маленький омежка, отбирая полотенце и берясь вытираться. Взрослые омеги, улыбаясь, наблюдают. - Хорошо справился, - проверяя результаты, Бэкхён откладывает полотенце и вручает тунику, которую Сэхун так же сам натягивает через голову. - Ух ты! – охает восторженно, рассматривая своё отражение в большом зеркале. - Я самостоятельный! Термы наполняются смехом.***
Император просит мягко, но слегка взволновано и Джонин, конечно, безоговорочно соглашается. Просьба касается безопасности наследного принца и отказать он не в силах не только потому, что верно служит своему правителю и его семье, но ещё и потому, что Сэхун дико похож на Джунмёна, а отказывать последнему у него никогда не хватало сил. Отказываться от него – тоже, и сейчас ногти впиваются в ладонь, желваки ходят, а сердце отбивает в груди дикий барабанный ритм, когда взгляд цепляется за него. Идущим по галерее, сидящим в беседке, завтракающим с Императором, гуляющим с Сэхуном. И каждый раз отводить от него взгляд, сдержанно кланяясь и делать вид, что от его карих глаз, тонкого аромата полевых цветов, узких плеч, тонких запястий и белоснежной кожи не кружится голова – сущая пытка, посланная ему богами. Стражники у дверей покоев наследного принца отдают честь, кивая, когда Джонин появляется на пороге и входит в первую комнату. Закрывая за собой дверь, генерал вдруг улавливая на слух негромкое звучание совсем знакомого голоса. Альфа на мгновенье замирает, притаившись и жадно прислушиваясь, когда Джунмён, уверен он, не знает о его присутствии. - Малыш, - голос Джунмёна звучит совсем ласково. – Как же ты похож на него, когда спишь, – Джонин вдруг перестаёт дышать, жадно прислушиваясь к чужим словам. – Маленький мой, если бы только знал, как мне больно от того, что ты не можешь быть рядом с ним открыто. Что и отец не может быть близко. Что наш удел – просто наблюдать за ним издалека, – Джунмён вздыхает и следом, Джонин слышит, негромко плачет. Сглатывая, он выходит прочь из покоев наследного принца, направляясь к себе. Похож, не может быть с отцом, удел – наблюдать. Джонин опускается в кресло у камина, сжимая в пальцах чашу вина, и задумывается: Император не знает, что Сэхун – не его сын, считая мальчонку наследником. Но вопрос остаётся в другом – в то время, когда Император считал его всецело своим, а он, Джонин считался погибшим, у Джунмёна был кто-то, кто сумел его утешить, причём утешить настолько, что в результате этого утешения появился Сэхун. И теперь единственное, о чём Джонину хочется знать – кто он, отец Сэхуна, чувствует ли к нему что-то Джунмён, и каким образом он вообще связался с кем-то ещё. Ревность накатывает удушливыми горячими волнами, генерал сжимает кулаки, прикрывая глаза и думает о том, что мог бы получить, обладай он необходимыми знаниями об этом человеке. Тешил бы он себя надеждой, что Джунмён всё ещё думал о нём и в тот момент тоже, если бы узнал, что запах того, другого, которому он подарил своё тело и, судя по всему, подарил свою душу, был похож на его запах? Запах, который бы Джунмён хранил и бережно лелеял в своей памяти так, как делает это Джонин, неизменно покрываясь мурашками, едва только улавливал нежный шлейф полевых цветов. И единственным, кто может дать ответы на его вопросы – является личный лекарь Джунмёна, он единственный, кому Джунмён бы наверняка сумел доверить такую тайну. Оставляя чашу на низком столике, Джонин опускается на кровать, прикрывая глаза с мыслями о том, что обо всём узнает завтра.***
Бэкхён сворачивает на портике в правый коридор с большой корзиной на перевес. В ней, знает Джонин, свежие полотенца, которые он относит в покои своего господина и выходит прочь. В момент, когда Бэкхён сворачивает с портика обратно в прачечную, Джонин ловит его за плечи, буквально выдёргивая с места так, что тот роняет корзину и почти вскрикивает, но его губы вовремя накрывают ладонью. - Не дёргайся, - просит генерал, когда Бэкхён обнаруживает себя в пустынной прачечной и Джонина напротив. - Генерал Кайус, - кивает в приветствии Бэкхён, заметно напрягаясь. - Сядь, - короткий приказ и кивок на стул, Бэкхён молча подчиняется, в голове перебирая варианты того, что от него нужно имперскому генералу. Наверняка, разговор пойдёт о его господине. – Я уверен точно, что ты прекрасно знаешь о всех секретах Джунмёна, - начинает он и Бэкхён мысленно кивает сам себе, заинтересованно глядя на генерала в ответ. – Поэтому ответь – кто отец Сэхуна? - Император, - спокойно отвечает Бэкхён, даже глазом не моргнув. - Не лги, - просит Джонин для начала спокойно. – Я знаю, что это не так. Я слышал, как он говорил со спящим Сэхуном о его отце, и он ясно дал понять этим, что это – не Император. Поэтому я спрошу ещё раз – кто отец Сэхуна, Бэкхён? - Император. Джонин отворачивается и вздыхает, успокаивая себя. Да, да, Бэкхён хорошо научен, Бэкхён наверняка дал слово молчать, а в том, что он верен Джунмёну – Джонин не сомневался ни на мгновенье. - Я понимаю, что ты дал ему слово, но это важно, Бэкхён, - Джонин оборачивается обратно к лекарю. – Важно, потому что это дело безопасности. Их безопасности, их обоих, – настаивает он. Бэкхён смотрит волком и молчит, даже не вздрогнув – не верит, по глазам видит Джонин, что не верит. - Бэкхён, ты долгое время знал о нас, - Джонин решает пойти окольными путями. – Ты знаешь, что мы – предначертанные друг другу богами, знаешь весь наш путь, и ты был помощником на нём. Но сейчас мне нужно знать, прошу, дай мне ответ – с кем он был? - Сэхун – сын Императора. Он – наследный принц, – неизменный короткий ответ. - Бэкхён, - Джонин жмёт кулаки. – Разве ты не понимаешь, что это важно для меня? - Я уже сказал, - отзывается Бэкхён. – Мой господин верен Императору и Сэхун – их сын. - Ты лжёшь. - Можете спросить у него лично, генерал, – очередной скупой ответ. - Он не особо рад говорить со мной, – Джонин закипает. – Не говорит мне и слова, даже не смотрит в мою сторону. Наверняка потому, что постоянно думает об отце Сэхуна, что рассказывает ему о нём, пока тот спит. Бэкхён, я слышал собственными ушами о том, что Сэхун не может быть подле отца, как и тот подле него. Не говори мне, что Сэхун – сын Императора. Император здесь, рядом, через несколько комнат, лелеет мальчика, который даже не его сын, - Джонин выдыхает, стараясь взять себя в руки, но ничего не получается. – А ты пытаешься доказать мне, что его отец – Император. Я должен знать, с кем он был, - Джонин наклоняется над Бэкхёном так, что тот вжимается в спинку кресла, в котором сидит. – С кем он был, Бэкхён, отвечай! Кому он позволил прикасаться к себе? Имя! - встряхивает Бэкхёна за плечи, что тот зажмуривается, но ни роняет и слова, стойко сдерживая себя. – С кем он был? – генерал переходит на крик. – Кто отец Сэхуна? - Сэхун – твой сын, Джонин, – вдруг прерывает с порога третий голос, и генерал затихает и замолкает, прекращая, кажется, дышать. Джунмён закрывает за собой дверь и обходит Джонина, подходя к Бэкхёну и подавая ему руку, чтобы поднять с кресла и вывести вслед за собой. – Всё нормально? – интересуется, когда приводит Бэкхёна в его комнату. – Он не… - Зачем ты рассказал ему? – Бэкхён вздыхает. - Он бы не оставил тебя в покое, - отзывается Джунмён. – Ему всё равно бы пришлось рассказать, рано или поздно. - Но точно не так, - Бэкхён вздыхает. - Ложись спать, - Джунмён гладит по волосам. – Уже довольно поздно. - Он слышал, как ты говорил со спящим Сэхуном о его отце, но не понял – что о нём. Куда ты сейчас? – Бэкхён накрывает чужую ладонь своей. - Уверен, он хочет знать правду в полном объёме, - Джунмён пожимает плечами. – И я дам её ему. - Будьте осторожны, мой господин. Чтобы никто не увидел вас, прошу. - Буду, - Джунмён мягко толкает в плечо. – Ложись. Я в порядке и Сэхун давно спит в безопасности. Тебе незачем сидеть над нами всю ночь. - Я волнуюсь о вас, потому что люблю, – Бэкхён вздыхает, но послушно ложится, позволяя укрыть себя мягким одеялом. - Я знаю, - Джунмён ласково улыбается ему. – И мы тебя, а теперь засыпай. Джунмён поднимается, набрасывая на голову капюшон своей мягкой тоги, и спешит за дверь. У дверей покоев генерала ни одного стражника. Джунмён беспрепятственно толкает дверь и входит, находя Джонина сидящим к нему спиной на краю кровати. Омега закрывает за собой дверь и замирает в нескольких шагах от альфы. - Сэхун – мой сын, - выдыхает он, понимая, кто вошёл пару мгновений спустя. – И я узнаю об этом только сейчас, и только потому, что… - Это ничего бы тебе не дало, - отзывается Джунмён спокойно. - Не дало? – Джонин оборачивается к нему через плечо. – Я уже столько времени дома, и узнаю только сейчас? Меня столько лет рядом не было. Я не знал ни о твоей беременности, ни о его рождении. Я не держал его на руках совсем крохой, не видел, как он растёт, не звал его по имени и не обнимал. - Сэхун – наследный принц, – уточняет Джунмён. - Он – мой сын, - исправляет Джонин. – Мой сын. - А ты не понимаешь разве, что если будешь настаивать на этом – он погибнет? – Джунмён раздражается следом – эмоции альфы горячими волнами накатывают на него. – Не понимаешь, что человек, подаривший тебе его – тоже поплатится за измену жизнью? - Подаривший мне его? – Джонин хмыкает. - Не смей теперь обвинять меня в том, что я забрал его у тебя! – Джунмён яростно всплескивает руками. – Это не я забрал его – это ты ушёл! – выплёвывает зло. – Это ты ушёл и шесть лет был неизвестно где, - Джунмён толкает в плечо, когда генерал вырастает напротив. – Ты не вернулся в столицу, ты никаким образом не дал о себе знать, не написал, что жив, – Джунмён задыхается вдохом. – Продал бы этот чёртов браслет и написал мне! Написал бы! Думаешь, я бы не отреагировал тогда? Думаешь, скрывал бы? Я бы сбежал к тебе прочь из этого проклятого дворца, хотя бы и на край света, зная, что мы будем свободны. А ты был где-то там, - Джунмён абстрактно машет рукой вправо. – Пока я оплакивал и носил по тебе траур, пока каждый день умирал от боли, пока боролся с постоянной угрозой потерять то единственное, что у меня от тебя осталось – сына. Я истекал кровью и терял сознание, но Бэкхён поднимал, он выхаживал меня, говорил, что Сэхун должен стать моим новым смыслом. И я ложился в холодную постель Императора, позволял ему прикасаться ко мне, принимал его в своё лоно и умывался слезами, думая о тебе. Представляя твоё лицо, уговаривая себя, что это твои руки и твои губы, что это твоё тепло. Каждый раз, когда он обнимал Сэхуна, называл сыном, поднимал на руки, я мысленно бился в рыданиях, звал тебя, просил Плутона забрать меня к тебе, только бы больше не переживать этого, не испытывать. А ты шесть лет был где-то, и теперь смеешь говорить мне, что я не сказал тебе по приезду? – Джунмён снова толкает в плечо, в красивых карих глазах стоят слёзы. – Я научился жить без тебя! У меня не было иного выбора! Потому что это ты оставил нас, ты бросил нас, и здесь ни капли моей вины, ты слышишь? – Джунмён неосторожно моргает, позволяя слезам градинами потечь по щекам. – Ты не смеешь меня винить… - всхлипывает, поддаваясь, когда сильные руки сгребают его в объятия, прижимая к своей груди. Джонин ничего не говорит, просто обнимает, качая и пытаясь успокоить, прячет нос в его макушке, пытаясь надышаться, и молча корит себя. - И ты всё ещё нагло смеешь надеяться, что вернувшись, всё будет как прежде? – интересуется Джунмён негромко, когда успокаивается и отстраняется. - Всё никогда уже не будет как прежде, - Джонин отрицательно качает головой, глядя в чужие глаза. – Мы скрывались и прятались, постоянно рисковали, но ничего не боялись. А теперь есть Сэхун, им нельзя рисковать, ни в коем случае. - Хорошо, что ты это понимаешь, - Джунмён вытирает влажные глаза, отворачиваясь, следом кивает. - Понимаю, - Джонин кивает в ответ, вдруг шагая к нему, разворачивая за плечи к себе лицом. – Но ты должен ответить мне: что ты почувствовал, когда увидел, узнал меня на арене? – интересуется генерал, заглядывая в карие глаза омеги совсем внимательно. – Я должен знать. - Боль, - коротко отвечает Джунмён, уверенно глядя альфе в глаза в ответ. – Боль в той ране, которая, мне казалось, уже заросла, - договаривает. – Не смей давать Сэхун знать правду, - предупреждает. – Ты можешь быть с ним рядом, но никак намекать или подсказывать ему не можешь. Это погубит нас всех. Это погубит, в первую очередь, его. - Я понял, - очередной короткий кивок. – Спасибо. - Благодари свой буйный нрав, - Джунмён накидывает на голову капюшон. – И то, что Бэкхён умрёт, но не выдаст меня. Омега двигает к двери, когда в спину: - Джунмён. Омега замирает, пряча выдох, и поворачивает голову влево, реагируя на своё имя. - Что? - Солги мне, - голос Джонина звучит уверенно и отчаянно одновременно. - О том, что любишь. Омега вновь пропускает вдох, растерявшись на мгновенье, но всё-таки берёт себя в руки. - Солгать тебе? – уточняет, оборачиваясь через плечо. Джонин молча кивает. – Я тебя не люблю. Прикрывая за собой дверь, Джунмён бегом устремляется прочь из казарм скорее в сад, чтобы спрятаться там среди зелени и вдоволь нарыдаться. Он никогда и представить себе не мог, что Джонин узнает правду так. От своих собственных слов к нему в груди ноет, от его тяжёлого тёмного взгляда тоже. Омега укладывается на мраморной лавке, сворачиваясь в клубочек, прижимая колени к груди и пряча лицо в ладонях, и старается надышаться прохладным ночным воздухом, чтобы немного прийти в себя, пока слёзы градинами текут по щекам. Сейчас только один человек во всём дворце способен успокоить его душу. В игровой комнате покоев Сэхуна горит несколько крупных подсвечников, служки едва собрали игрушки после него, сложив те в корзины, и навели порядок. В комнате никого. Джунмён беззвучно входит, закрывая за собой дверь, да двигает к спальне. Входит так же беззвучно, совсем осторожно, почти не удивляясь, замечая тёмную фигу по другую сторону кровати маленького омежки. Так же закрывая за собой, омега присаживается в кресло, чтобы молча понаблюдать. - От него невозможно оторваться, - слышится негромкий голос Джонина. – Он так пахнет, просто до безумия. Боюсь и на мгновенье остаться без этого аромата. - Первое время и я не мог, - соглашается Джунмён. – Не хотелось выпускать его из рук. - Он жутко похож на тебя, - Джунмён наблюдает, как генерал гладит сына по волосам, следом наклоняется, чтобы мягко поцеловать в кончик носа. - Это сейчас, - вновь соглашается Джунмён. – В детстве он был вторым тобой. Теперь твои только глаза, - рассуждает омега вслух. – И нрав. - И нос, - уточняет Джонин и Джунмён прячет смешок в ладонь, следом вздыхая. Внутри отчего-то становится так тихо, спокойно. Сэхун ворочается во сне, Джонин двигает к веранде, чтобы выйти туда, и Джунмён выходит следом, прикрывая двери в спальню, чтобы не будить разговорами маленького счастья. Омега наблюдает, как альфа опускается на тахту, упираясь локтями в колени и сплетая пальцы, до опускает голову. Сквозь мимолётное спокойствие, которое вызывает спящий Сэхун и сидящий рядом отец, Джунмён вновь ощущает лёгкую ноющую боль. Он надеется, Джонин намерен говорить с ним о сыне, но не о них. Его раны всё ещё саднят. Он уверен – у Джонина тоже. Опираясь бедром о парапет веранды, Джунмён обнимает себя руками, готовый слушать. - Ты не собирался? – звучит голос Джонина после паузы. – Не хотел говорить мне правды вовсе? - Хотел повременить, - Джунмён дёргает плечом. - Почему? – альфа вскидывает на него внимательный взгляд – Джунмён не видит в его глазах ни осуждения, ни обиды, только тоску. - Разве не видишь, что ничего не изменить? – омега поджимает губы. – Правда не принесла тебе ничего кроме боли. - Боли? – уточняет генерал. - От того, что ты не знал так долго. От того, что не видел его совсем крохой. От того, что отцом он зовёт не тебя… - почти глотая последние пару слов, Джунмён отворачивается прочь, глядя с веранды куда-то вниз, в темноту, вновь отсчитывая вдохи и выдохи, чтобы прийти в себя. Разговор о Сэхуне не может не затрагивать их. Не может, потому что оба они – его родители. - Разве это чудо может приносить что-то кроме счастья? – интересуется в ответ альфа. Джунмён слабо улыбается, вновь вытирая влажные глаза. – Иди ко мне, - горячие пальцы пробегаются по обнажённому плечу. - Джонин… - омега напрягается. - Просто иди ко мне, - сильные руки сжимают плечи, чтобы развернуть за них и притянуть к себе. Джунмён угождает носом куда-то между ключиц и выдыхает сбивчиво, расслабляясь, когда его всё так же ласково обнимают за эти самые хрупкие плечи. Руки омеги повисают вдоль тела – он крепко сжимает зубы, не позволяя себе обнять в ответ. - Я не позволю тебе больше нести за него ответственность в одиночку. Ты слышишь? - не позволяя себе лишних прикосновений или поцелуев, Джонин просто обнимает за плечи. – Не позволю. Это наша тайна, общая. Ты не должен больше нести её на своих плечах один. Омега коротко кивает, следом осторожно шагая прочь, чтобы освободиться из чужих объятий. - Расскажи о нём ещё, - Джонин опускается обратно на тахту, приглашающе хлопая по ней, чтобы омега сел рядом, Джунмён медлит. – Обещаю, я не буду тебя трогать, Мён. Омега вздыхает, садится рядом, вытягивая ноги и устремляя взгляд куда-то вниз. - Что рассказать? – уточняет, на мгновенье поднимая взгляд на собеседника, чтобы снова опустить следом. - Не знаю, Мён, - альфа пожимает плечами. – Ты был с ним все эти годы. Джунмён хмыкает, следом улыбается мягко. - Я узнал о беременности буквально через несколько дней после того, как ты ушёл в поход. Бэкхён сказал мне, что ребёнок твой. Они с ведуном в этом не сомневались, не стал и я. Расстояние было большим, новость опасной и… - Джунмён слегка мнётся. – Мы… я решил не писать тебе в лагерь об этом, - омега дёргает плечом. – После, как пришло твоё последнее письмо, по дате я понял, что ты бы всё равно не узнал – не успел бы, письмо бы не успело дойти. - Представляю, каковы были бы последствия, если бы оно потерялось с такими новостями или попало не в те руки, - Джонин кивает. - Потом привезли твою лорику, - продолжает омега. – И я едва не потерял Сэхуна. Но ты и так уже понял, какова была моя реакция на известия о твоей гибели. - Мне очень жаль, - Джонин тянется, чтобы заключить тонкую ладонь в своей, но замирает, замечая, как напрягается Джунмён. – Ты словно боишься меня… - альфа изучает глазами любимое лицо. - Я боюсь не тебя, - Джунмён отрицательно качает головой. – Я боюсь своей реакции на тебя, - уточняет. – Сэхун сладко и безопасно спит в соседней комнате, - напоминает он, отвечая на взгляд. – И вещи должны оставаться таковыми. - Папочка? Джунмён устремляет взгляд на дверь, следом спешит в спальню, откуда доносится зов. - Ты чего проснулся? – подходя ближе, интересуется Джунмён негромко, присаживаясь на кровати рядом, чтобы обнять маленького соню. - Мне приснился плохой сон, - Сэхун жмётся поближе, пряча лицо на его груди. – Я услышал твой голос. Ты не уйдёшь? - Никогда, - Джунмён ласково целует в щёку, следом в лоб, кое-как выбираясь из сандалий и укладываясь возле Сэхуна полноценно. Когда Джонин возвращается с веранды обратно в спальню, прикрывая за собой двери, оба сладко спят.