На протяжении всего сеанса Чимина знобило. Гель, которым ему обработали кожу в тех местах, где той предстояло соприкоснуться с пластинами, словно притягивал холод. В остальном, минимум дискомфорта. Люди из Сильвер, несмотря на свою нелестную репутацию, не доставляли Чимину неудобств, как и не пытались навредить нарочно. Расположившись на кушетке и будучи подключенным к датчикам, маятником тикающим раз в минуту, Чимин успешно отвечал на вопросы, затем незаметно для себя погрузился в сон, в течение которого видел картинку опустевшего заброшенного парка. Картинка не смывалась долгое время, затем стала перемежаться с яркими всполохами бирюзового света, и снова появлялась в ряби. После пары однообразных заходов сессия завершилась, Сильвер отсоединили Чимина от приборов, составили протокол и передали мальчика в руки прибывшего медперсонала. Против подряда Верховных они выступить не имели бы и права.
— Он вне подозрений, — прозвучал монотонный вердикт. — Чист.
То же самое человек Сокджина передал Юнги по коммуникатору, когда те уже находились на полпути в Лотос. Сидя в комфортабельной машине, бесшумно плывущей по воздуху, Сокджин тихо переговаривался с Намджуном о предстоящей встрече, но Юнги мало слушал. Старший усиленно скрывал волнение, глядя через иллюминатор на зеленые топи и бездну холодного цемента внизу, от напряженных раздумий брови его сошлись на переносице.
То, что Чимину удалось пройти первую проверку, безусловно, благоприятное известие, обнадеживающее, но не слишком. Юнги не зря оттягивал время, в период их коротких встреч, он давал Чимину специальный препарат, разработанный по собственной формуле. Проводить теневые исследования Юнги позволяли статус и положение. За полтора года ему удалось разработать лекарство, практически психотропное, но не вызывавшее привыкания, при многократном дозированном применении оно притупляло воздействие препаратов, что использовали Сильвер для погружения пациентов в состояние анабиоза.
По сути же, радоваться Юнги было нечему. Угнетал и сам факт поездки, и то, что отсутствие его Чимин заметил бы первым. В момент, когда он откроет глаза, Юнги хотелось бы быть рядом. Отчетливое понимание этого факта отнюдь не воспринималось Юнги чем-то замечательным, скорее, обременительным. У него полно забот, обязанностей, воспитанников, в конце концов.
— Юнги, ты здесь? — Сокджин трогал его за плечо и пытался вернуть в чувство. — Видишь, Намджун, как опасно, когда человек умён? Так и насмерть задуматься можно.
Намджун спрятал смешок в кулак и пожал плечами, затем взглянул на Юнги как-то подозрительно и сочувственно. Последний не придал значения и вышел вслед за Верховными на площадку, озаренную солнцем.
Перед ними высилось здание «Советов», центральная резиденция местной власти. Конечно же, официально ни о какой иерархии не упоминалось. Все в Лотосе равны, все друг другу мужья и братья. Юнги прикусил щеку. От одного вида на все эти красоты и сырые понятия тошнило.
Навстречу делегации омег (в совокупности с охраной) вышли мальчики-беты в одинаково веселых оранжевых костюмчиках, с приветственными радушными улыбками.
— Наше почтение, господа! Пройдёмте, — они учтиво поклонились и повели гостей вперёд, шагая нога в ногу, точно под неслышимый марш колокольчиков.
В затененном конференц-зале сине-белых оттенков уже приветствовали друг друга собравшиеся, пожимали руки, обменивались поклонами. Превратить серьезные переговоры в светский раут, да с налётом пафоса - в стиле падких на роскошь альф. Пока Намджун с Юнги озадаченно осматривались и здоровались, Сокджин насчитал троих из Лотоса, троих из Бета-центра, представителей ассоциации ученых, двоих из Сильвер и нескольких знакомых помощников от альф. Главные же зачинщики опаздывали.
— Великолепные манеры, как всегда, — посетовал Сокджин, из вежливости беря с подноса проходившего официанта несколько черешен. — Нам тоже нужно было прихватить с собой побольше народа, как думаете?
— Ни к чему, — вздохнул Намджун, — гораздо разумнее принимать взвешенные решения в компании тех, кому доверяешь стопроцентно.
И он снова покосился на Юнги.
— Что? — сухо спросил тот.
— Мне кажется, ты чем-то сильно обеспокоен.
— Я тоже заметил, — кивнул Джин. — Неужели тебя настолько раздражает твой суженый?
— Не напоминайте, — вспыхнул Юнги.
Люди вдруг оторвались от бессмысленного мельтешения и разговоров, расступились. В комнату заходила
сила. Она чувствовалась в крови. Волосы вставали дыбом. Юнги не нужно было оборачиваться или прослеживать реакции на лицах Верховных. Он предвосхищал, что через пару секунд предстояло вздрогнуть.
— Боже мой, блондиночка моя, ты всё хорошеешь! — прошуршал шёпот на ухо, и большая ладонь прихлопнула Юнги по половинке.
Он сдержанно закусил губу.
— Здравствуй, Сехун.
— А личико попроще?...
— Пошёл ты.
— Как некультурно для омеги.
В который раз наблюдая бессмертную словесную дуэль, второй Верховный, по имени Чон Хосок, встал между, сунул руки в карманы зауженных брюк и, жуя мятную пластинку, нагло ухмылялся. В Хосоке было всё от раскрывшегося альфы: дерзость, непокладистый характер, физическая красота и потрясающее чувство превосходства. Сехуна же забавляло, что Хосок действительно верил, будто ему предназначен Мин Юнги. На этой почве у них нередко возникали разногласия и споры. Согласно правилам, этот белокурый омежка - исключительно добыча Сехуна и ничья больше. С видом эпикурейца, готовящегося к лучшей из трапез, при каждой встрече, он обхаживал Юнги с особым шармом, играл на нервах, бросал издёвки и тонко острил. Хосоку же гораздо легче придерживаться мысли, что ему всё-таки
суждено с кем-то, чем полагаться на безоговорочную правду: Верховным заказано идти другим, отличным от остальных путём.
Противоположно Хосоку, угрожающе смотревшему на всё, что двигалось в пространстве, второй Верховный - Пак Чанёль, извинившийся за опоздание и появившийся на пороге чуть позже, поражал своей интеллигентностью и собранностью, абсолютным спокойствием. Высокий темноволосый мужчина, также одетый в чёрное пальто поверх костюма, любезно объявил о начале собрания и проследовал во главу стола. За его словом и делом хотелось идти любому, кто имел честь его знать. Лидер от рождения.
Хосок и Сехун заняли места справа и слева от него, зеркальным образом повторяя положение главных омег. Персонал удалился. Ни шороха. Чанёль жестом дал знак присаживаться.
За порядочностью и сдержанностью Чанёля явно проступала амбициозность, чувствовался стержень. Сокджин никогда не считал его однозначным человеком, тем более - простым. Доброта в глазах Чанёля мгновенно менялась на холодную льдину безразличия, если кто-то выступал вопреки целям или вразрез его пожеланиям. Иными словами, вступать с ним в конфронтацию еще никто не решался.
— Итак, господа, рад видеть вас, — поставленным низким голосом начал Чанёль. — Прежде всего, я безмерно благодарен вам за проявленный интерес. Проблемы у нас общие. Перейду сразу к сути. — Тут свет погас, и за спиной Чанёля появился голограммный экран, где ожило видео, на котором показана буро-коричневая пустошь. — Согласно последним данным, собранным из экспедиции, нам стало известно, что почва и кислород за пределами Лотоса здоровы, и еще несколько сотен километров пригодны для освоения.
Следующие полчаса выступали люди из ассоциации ученых, приходилось выслушивать мнения, разборы полётов, оценку рисков. Верховные уделяли тому больше внимания, но оно и понятно - в конечном итоге вся ответственность ложилась на них. Юнги же, считавший толки пустословием, а надежды на светлое будущее заманчивой валютой, думал преимущественно о Чимине, несколько раз зевнул и принялся рисовать пальцем по столу. Краем глаза заметил Сехуна напротив, его заинтересованный пристальный взор ненадолго выбил из колеи. Сехун опасно прищурился и показал кончик языка, хищно облизнулся и повел бровью, как бы призывая выйти.
Впервые Юнги нашёл его заигрывание уместным. Он покинул зал первым. Через несколько минут вышел Сехун, пригласил выйти на балкон.
— Пока папочки говорят о скучном, давай немного пошалим? — Сехун вытащил из внутреннего нагрудного кармана маленькую капсулу и вытряхнул на ладонь пару цветных кругляшков.
Юнги вскинул на него осуждающий взгляд и отрицательно помотал головой.
— Нет, спасибо.
Есть обычные ингибиторы, а есть класса «А», их невозможно достать без специального разрешения. Эффект сугубо положительный, но «соскочить» с них трудно. Сехун мог себе позволить и баловался ими, чтобы разбавлять эмоции, заточенные на удручающую линейную реальность. Среди подсознательного и неубиваемого чувства долга планете и телу открывались новые: хотелось смеяться без повода, шутить, чтобы радовать других, делать приятные глупости и не думать о правилах.
— Зря, малыш, — подытожил Сехун и принял дозу.
Они стояли молча в застекленной будке балкона, куда воздух поступал в отверстия под потолком. Юнги не любовался. Он видел эти пейзажи сотни раз, перестав удивляться, все равно ничего гармоничного. Да, фантастически прекрасный город, овеянный оазисами природы, в нём было всё для людей от мала до велика и поддерживались тепличные условия. Город возвышался небоскребами только в центре, жилая периферия усеяна отдельными участками, где располагались семьи объединившихся. Люди в Лотосе считали за счастье быть полноправными гражданами и, конечно, не думали, что жили под светом искусственного солнца, ели преимущественно модифицированные продукты и растили детей под лупой всегда наблюдавших сверху. Обеспечение их комфорта происходило вовсе не из-за ценности каждой отдельно стоявшей жизни. Юнги и Сехун знали наверняка. Им, как Старшим, особенно нелегко было принимать тот факт, что они, дрессируя учеников, причастны к великой грязной миссии. Впрочем, и они не знали подробностей досконально.
— Когда они выберут лучших из лучших, что будет с нами, Юнги? — Сехун подошёл ближе.
— Откуда я знаю? Это никому неизвестно достоверно, — Юнги чуть смутился и попытался отступить, но Сехун обнял его за талию, делая объятия тесными и совершенно бесстыдными. — Убери руки, пожалуйста.
— Можно?... — не сдавался Сехун, смазывая губами по его шее.
Юнги тяжело вздохнул и прикрыл глаза. Бес внутри него бунтовал и рвался наружу, температура поднялась. Реакции, которые он мог описывать научным языком, заглушены. Наверное, это восхитительно - соединиться с тем, кто твой полностью. Юнги сомневался. На сердце неспокойно. Переборов природную податливость, Юнги ударил его кулаком в живот, несильно, но весомо для того, чтобы тот согнулся в три погибели и, то ли хохоча, то ли хныча, отошёл.
— Удар держишь хороший.
— Сам виноват. Сколько раз говорить - не лезь? — и Юнги, грустно ухмыльнувшись, показал знаменитую капсулу, покатал в пальцах. — И переставай принимать это, Сехун.
Тот выпрямился, чертыхнувшись, и взволнованно похлопал себя по карманам, цокнул языком.
— Блин! Ты когда успел?... Ловко, — он держался стоически, стараясь не выказывать раздражения, хотя вольности, проявляемые Юнги, злили. — Можешь взять себе, как подарок от меня.
— Пожалуй, откажусь. Такие подарки мне ни к чему, — Мин бросил таблетки в контейнер для переработки мусора, с удовольствием отметил, как напряглись желваки Сехуна, и ушёл.
Оставшееся время до конца совета он провёл в вестибюле. Вышедший к нему после Сехун сел неподалеку, но предпочел не высказываться, о чём-то крепко задумавшись. Спустя еще четверть часа Намджун и Сокджин вышли из помещения троекратно уставшими, круто озабоченными проблемами и думами о насущном.
— Ну, каковы итоги? — Юнги пристроился к ним, и охрана снова замкнула круг.
— О, вот и ты, — заметил Намджун, пряча глаза.
— Итоги? Чанёль определенно умеет добиваться своего, — запричитал Джин. — Он вынудил нас вложиться в новую кампанию, раскрыв мотивы, какие вынудили и его. Так что, в случае положительного исхода, Лотос неминуемо ждёт расширение. В случае же отрицательного, потери понесут только ряды новобранцев. И нет, мы не можем отказаться, так как это часть распоряжения сверху.
— Стоп. Зачем привлекать нас? — резонно уточнил Юнги, останавливая ход.
— Понимаешь ли, в новой экспедиции не будет бет. Участвуют только альфы и омеги, — ответил Намджун и выдержал паузу. — Из тех, кто пробудился в течение последних двух месяцев, сделают экспериментальную группу. Прошедшие подготовку будут высланы.
— Но это опасно и неоправданно рискованно! — зашипел Юнги, хватая его под локоть.
— Да, жестоко. Но данные меры и введены в качестве испытания на прочность. Перестань возмущаться, будь добр! — осадил Джин с несвойственной ему нервозностью. На самом деле, ему не хотелось, чтобы кто-нибудь в окружении предположил, что Юнги порой пропускал приём ингибиторов, а Джин в своих отчётах умышленно предоставлял ложную информацию о состоянии его здоровья. — Веди себя достойно.
На обратной дороге, убедившись, что их не слышат, Сокджин уже мягче дополнил:
— Завуалированная цель минувшего совещания состояла именно в согласовании тонкостей новоиспеченной идеи. Чанёлю пояснили первому, полагаю, по признаку альфы… Юнги, ты в курсе, что у нас не получается добиться результата, верно? Потомство по-прежнему ослаблено, максимально достигнутый возраст детей - двадцать три года! Всего-навсего. И редко какие дети успевают заключить брак, а уж тем паче, дать продолжение роду. Да, в истории Лотоса зафиксировано немало случаев, когда у мужей появлялись внуки, но даже те не дотягивали до третьего десятка. Так или иначе, потомственные связи обрываются, как гнилые нитки.
О неудачах основного эксперимента Юнги проинформирован. В том числе знаком и с той страшной правдой, что альфы и омеги, чьи дети умирали из-за болезни, маркировались, как непригодные и скоро насовсем вычленялись из общества методами, широко распространенными когда-то в прошлом. Некоторым, правда, удавалось бежать за черту города, но выживаемость в тех местах близилась к минимальной. Они-то не знали, куда бежали и на что обрекали себя. Отсюда не виднелся защитный купол, не было понятно отсутствие солнца, и не показывался уровень загрязненности воздуха вне поддерживаемой машинами атмосферы.
Красивая легенда о том, что где-то всё ещё возможно найти пристанище - всего лишь мотивирующая сказка для маленьких деток. Ресурсов Лотоса хватало на жизнеобеспечение его самого, никаких разведывательных и исследовательских экспедиций не велось отродясь. Кроме того, планета не готова принять людей обратно. Элита придерживалась политики сохранения имевшихся ценностей и делала ставки на становление поколения сверхлюдей. Их появления и ждали те, кто годами проводил отбор. Частично им удавалось раскрывать способности и таланты в каждом пробудившемся. Юнги дозволено знать об этом, но то, откуда они брались в капсулах лабораторий - известно лишь Верховным.
Юнги попробовал ненавязчиво поинтересоваться (не в первый раз). И получил от Намджуна ту же неукоснительную фразу, какую они с Сокджином делили на двоих.
— Я не могу сказать тебе, прости.
И хотя прощать их Юнги особо не за что, в эти минуты, когда в их глазах тоска, а в его - печаль от бессилия, он люто ненавидел всё, что когда-либо было создано во благо человечества. Он чувствовал, что веяния эти деструктивны, и они угрожали целостности личности и психическому здоровью. Ничто, впрочем, не доводило Юнги до такого смятения, как прозвучавшая новость о миссии для пробудившихся.
— Если они в курсе, как пагубны условия за куполом, чего хотят добиться?
— Ты же слышал, — Джин безотрывно смотрел в иллюминатор. — Отправлены будут не все.
— И каковы критерии отбора? — выражал нетерпение Юнги.
— Мы сообщим тебе завтра, — подчеркнуто строго сказал Намджун, ставя в диалоге точку. — Вопрос исчерпан.
По прибытии в корпус Юнги натолкнулся на своего ассистента, и тот отрапортовал что-то такое, от чего у Юнги засосало под ложечкой.
— Господин Мин, сегодня у Чимина началась течка.
***
Чимин очнулся в поту. Первые минуты вне сна ему напрочь не понравились. Помимо металлического привкуса во рту и щемящей виски боли, стало тянуть низ живота, а после началось нечто похожее на ломку суставов. Чимин попробовал вызвать именно Юнги, но его помощник сообщил об отсутствии Старшего на месте.
«Вам плохо, нужна помощь?»…
Чимин с трудом выдавил, что всё хорошо, и он просто собирался поспать еще немного. Никого, кроме Юнги видеть не было желания.
Болезненные спазмы за полчаса достигли пика, и Чимин со слезами на глазах бродил по комнате, держась за стены и предполагая, что он обречен на тихую смерть. Запахи, цвета и звуки слились воедино, затем их словно накрыли колючим одеялом и прихлопнули сверху, всё заглохло, чтобы продолжиться мучениями.
Ему до жути хотелось чего-то, чего он не понимал, однако отдавал себе отчёт, что нуждался в оговоренном сотни раз на различных лекциях,
совокуплении. Не так он представлял себе реакцию одуревшего от зова плоти организма. Дыхание участилось, кровь прилила к лицу, соски и член затвердели, попытки прикоснуться к коже обрывались из-за сходства ощущений с ожогами током. Чимина трясло. Всё его маленькое, неприученное к таким встряскам тело, трепетало и ныло в ожидании того, кто смог бы…
…
«засунуть член по основание, если очень грубо», - обмолвился как-то раз Юнги, и эта его фраза запомнилась Чимину, она смотрелась роковой потёртостью на образе его святости.
Страх перешел в панику, когда по ляжкам потекла смазка. Чимин в ужасе снял мокрые штаны, на подгибающихся ногах прополз к ванной, ища тот набор медикаментов, что Юнги советовал срочно принять в случае, если первый раз случится внезапно и без его участия рядом. Всего за один несчастный час Чимин ощутил все прелести фатума омеги. Он в истерике катался по кровати, разорвал подушку, пробовал удовлетворить себя, но всё безуспешно. Возбуждение выходило из-под контроля.
Усилившееся сердцебиение достигло пика, Чимин сжал пальцами простынь, взвыл, и все симптомы резко ослабли. Его отпустило. Проведя рукой по взмокшему лбу, Чимин забился в угол и, терпя озноб, укутался в одеяло. Тянуло ко сну и почему-то до слёз в нежные руки Юнги, к его бледной коже и утешающему голосу…
Его будто услышали. Юнги ворвался в комнату, но внутри шагал тихо, чтобы не разбудить, привлёк его к себе (воздух наполнился ароматом спелых яблок), осторожно снял одежды и, перевернув на живот, провёл по спине ладонью.
— Оставьте нас, — приказал Юнги персоналу, и когда двери закрылись, обратился к мальчику. — Всё будет хорошо, Чимин-ни. Я помажу тебя.
Чимин в полудреме уронил лицо в простынь и затаился, его накрывала невероятная слабость, слезливость. Тело словно пластилиновое. Держаться на плаву помогало безграничное доверие к действиям Юнги. К тому, что это он прикасался с завидной нежностью, а не кто-то другой. Натянув перчатку, Юнги собирался проделывать заученно стерильную процедуру.
Сдавило грудь. Чимин невыносимо привлекателен. Он тихонько постанывал, мурлыча что-то под нос. Конечно, в его состоянии это считалось нормой, Юнги ли не знать. Сглотнув, док обмакнул пальцы в бальзаме и провёл по промежности. Чимин послушно раздвинул ноги и чуть выгнулся, затем приподнялся на локтях и потёрся щекой о собственное запястье, теперь всё приносило ему сплошной кайф.
Капельки с упругих ягодиц стеклись на бедра.
— М…можно я лягу на спину? — Чимину было трудно держаться в одном положении.
Юнги откашлялся и разрешил, продолжил медленно наносить подсушивающий успокаивающий бальзам. Видеть хмель в его глазках, подернутых пеленой желания, сложно. Юнги по-настоящему сочувствовал. Он считал, что омеги не заслуживали подобных страданий, и что мир, где всё вертелось вокруг цели создания идеального плода, обречен на погибель. Это лишь вопрос времени - когда.
Чимин горячо выдохнул и взял Юнги за свободную руку, переплетая с ним пальцы, отбрасывая беды и проблемы, заворачивая Юнги в их общий, ни с кем не делимый мир. Происходило что-то из ряда вон. Юнги никогда прежде такого не чувствовал, всеобъемлющего, согревающего. Желания защитить кого-либо, прикрыть собой, возникни такая потребность. Базовый инстинкт и объединявшее их сходство должны были напрочь исключить возникновение какой бы то ни было тесной связи.
Чимин активно начал наталкиваться на пальцы, застонал чаще, извивался, пока не кончил. Хватило малейших касаний, чтобы дать ему хоть немного разрядиться. Ошарашенный, Юнги не смог продолжать, вздрогнул. Резко подтянувшись, Чимин обхватил его за шею, и их приоткрытые губы в непосредственной близости так и продержались в натяжении на расстоянии нескольких сантиметров.
— Юнги… Юнги… — жалостливо звал Чимин и прижался к нему, ворвавшись в невольные объятия.
Не соображая, как в бреду и плену, Юнги чмокнул его в макушку, пригладил волосы и услышал:
— Побудь со мной, ладно? Чуть-чуть.
Чимин помнил, как просил сказку на ночь, как Юнги прилег с ним и долго гладил живот, а после, дождавшись прихода исцеляющего сна, наверняка вернулся к работе.
В ту ночь Юнги действительно вернулся к себе, но не спал ни минуты.
***
После операции Чонгук не находил себе места. Вовсе не потому, что просыпались инстинкты или обнаружилась тяга к различного рода приятным запахам и ощущениям. Он не принимал таблетки, не пил назначенных микстур и не посещал больше половины занятий. Бунтовал не открыто, но заметно. Единственное, где он находил отдушину - физподготовка, там Чонгук выкладывался на все сто. В остальном его крайне тяготила навязанная идеология, Чон отказывался верить в философию нового света и откровенно не понимал, как можно вестись на этот абсурд о вселенском спасении посредством узаконивания отношений и рафинированной семейной бурды. Другие альфы, ему подобные, слушали преподавателей с открытыми ртами и внимали их словам. Несмотря на то, что альфам позволялось вступать в споры и выяснять отношения чисто по-мужски, все равно никто не бил друг друга в кровь и не устраивал шумных разборок. Расширенные грани дозволенного словно бы нейтрализовали саму возможность их перейти.
На днях Сехун, рассерженный и недовольный, вызвал Чонгука на ковер, обсудить нюансы его неприемлемого поведения. Среди своих Чонгук смотрелся белой вороной, более того, временами он напоминал по духу Чанёля: один взгляд - и охота скулить, поджав хвост. Но как для подчиненного альфы, в нём чересчур много спеси.
— Я поражён твоими достижениями, — Сехун поднялся, отложил планшет и снова посмотрел исподлобья. — Ты посетил всего две лекции на неделе.
— Похвально, да?
— Очаровательно. Не пойму, чего ты добиваешься.
— Просто делаю, что нравится, извини, — издевательски ответил Чонгук.
Ему бы поменьше ума - и закинул бы ноги на стол, перегнул палку. Сехун бы не удивился.
С другой стороны, Чон быстро понял, что от него требовалось. Послушание, покладистость. То, что терпеть он не мог еще когда-то давно, то, против чего они выступали с Тэхёном, когда воздухом еще можно было дышать.
Тэхён.
Чонгук просыпался с мыслями о нём и засыпал с ними же. Лишь бы не выпустить из памяти его образ, лицо, улыбку. Чонгук помнил и вкус его губ, и бархатистость кожи. Знание о Тэхёне, его родинках, родимых пятнах и шрамах, давало Чонгуку понимание о том, что они существовали вдвоём, а также уникальную возможность не сойти с ума в утопически прекрасном (нет, ущербном) обществе. Чонгук не представлял, как вообще можно было сойтись с омегой, он скорее бы оторвал себе яйца, чем трахнул кого-нибудь из этих мягкотелых нимф. Да и вообще кого-нибудь кроме Тэхёна. Никто не мог перебить какой-то одуряющей смазкой его очарования, обаятельности, сумасшедшинки. Никто не мог тягаться с его влиянием на Чонгука.
Что-то подсказывало Чонгуку, что следовало заработать доверие и авторитет, выбиваться в лидеры и показать деланное послушание, прежде чем активно действовать. Признав, что альфой быть - самое то, Чонгук как бы заручился поддержкой Старшего. Сехун на первых порах даже поверил, радостно сообщал Чанёлю с Хосоком, что «не могила, а еще одного горбатого исправил». Чонгук смеялся про себя и продолжал вести скрытые наблюдения за тем, как устроен корпус. Найти слабое место не составило труда: оно же - самое охраняемое, круглосуточно.
Шанс попасть за лакомые двери представился Чонгуку случайно. В обозначенный день вязки в корпусах, как правило, было чуть больше суматохи, чем обычно.
Сехун в кабинете занимался какими-то подсчетами, а параллельно переговорами по коммуникатору, и это позволило Чонгуку запрятать в пиджак нож, так и манивший из коробочки с коллекцией серебряных приборов. Сехуну нравились такие штучки, а Чонгуку и подавно, ведь настоящего оружия достать было негде.
После часа отбоя Чонгук выждал где-то сорок минут, прежде чем позвонить в службу медпомощи. Камеры наблюдения в жилых коридорах всяко бы помешали вылазке, и единственный способ пробраться - слиться с персоналом. Тупость машин играла Чонгуку на руку. Пока бы его хватились, он успел бы сделать многое.
Разобравшись с докторишкой (он приложил его виском о стену, не смертельно), Чонгук натянул его халат, сделал пробор на другую сторону, взял очки без линз из ящика с аксессуарами, какой-то левый пропуск и вышел. Как он и думал, камеры не считали его за чужого, здесь не допускали и мысли о побеге, а потому за мониторами следил искусственный интеллект. Что позволило почти без проблем дойти до точки икс.
Чонгуку уже приходилось убивать. Странно, но кукольные люди не сопротивлялись, они словно сами подставляли шеи для ударов. И Чонгук наскоро расправился с ними, перерезав глотки. Шесть тел упали подряд. Чонгук счёл это за какой-то сбой и ошибку. Не роботы, не люди. Что-то среднее. Крови не много.
Затылок Чонгука вспотел, когда прикладываемый пропуск вызвал на табло надпись:
«В доступе отказано». Квалификации медбрата маловато. Мудреные технологии. Не впадая в панику, Чонгук подхватил пропуск одного из убитых. Полный идиотизм, если бы тот подошёл. Тяжело передать изумление Чонгука, когда красная надпись сменилась на зеленую.
«Доступ разрешен», а двери разъехались.
«Какого, блять, ебаного хрена они дают доступ этим тряпкам?!»
Такое стечение обстоятельств нервировало Чонгука еще сильнее. Он предчувствовал, что лез на рожон, в самое сердце ловушки, но останавливаться и возвращаться - поздно. Очевидно, эта авантюра могла стать последней. Правда, чем жить без Тэхёна, и впрямь - смерть вероятное спасение.
Помещение, до которого Чонгук дошёл, петляя по коридору, сначала казалось крохотным, а мелькавшие в темноте огоньки, невзрачным звездопадом. Весьма прохладно. Чонгук передвигался тихо, ожидая нападения, но вокруг поразительно мирно. Он нащупал в темноте выпуклость, опустил рубильник, зажглась иллюминация.
Впереди две оборудованные рабочие зоны полукруглых столов, похожие на пилотные кабины космических кораблей. Над терминалами с множеством кнопок огромные плазменные экраны, где на табличках, диаграммах и графиках постоянно менялись какие-то данные и цифры. Разбираться и вчитываться Чонгуку некогда, поджимало время. Всё, что он заметил - бросавшийся в глаза лейбл:
«Chrysallis».
В противоположной стороне комнаты - арка, пройдя которую, Чонгук увидел перепутья проводов и шлангов, услышал механическое журчание, похожее на работу серверных. Удручающая полутьма, таившая угрозу.
Следом цилиндрообразная лифтовая шахта, что уходила глубоко вниз, сколько пролётов - не сосчитать. Чонгук смотрел сквозь стеклянный пол и мысленно ругался. Больше от шока, чем страха. Рядом стоял поисковой терминал, какие находились в корпусе. С интерфейсом Чонгук знаком, так что решился использовать по назначению. Он дрожащими пальцами вбил:
«Ким Тэхён». Их таких высветилось столько, что зарябило в глазах. Чонгук напрягся и в меню расширенного поиска вбил дату рождения, возраст, рост, вес, примечательные признаки, всё с точностью до нолей. На удачу не надеялся, но... Область поиска сократилась до шести строк. Распечатав себе координаты с нужными этажами и номерами капсул, Чонгук зашёл в лифт и нажал кнопку.
Коробка спускалась медленно, точно специально давая осмотреться. Чонгук проплывал мимо уровней подсвеченных колб, наполненных густой жижей. И внутри, куда ни глянь - томились люди. Они спали и видели сны о прошлом. У Чонгука закружилась голова. Первые три человека, соответствовавшие запросу, не являлись искомым, и он уже почти отчаялся, когда на пятой попытке подходил к чёртовой капсуле.
Он будто парил в воздухе, среди пузырей болотной мути. Чонгук прильнул к стеклу, влажными глазами разглядывая все до мелочей. Да, это его волосы, заостренный подбородок, тонкие запястья, щиколотки, крупные ладони и ступни, узкая талия, пушистые ресницы и родинка на кончике носа. Как у него, Чонгука. Это Тэхёнов шрам под ребрами (он упал с велосипеда), родимое пятнышко на внутренней стороне бедра, его аккуратный животик и обрезанный член, линии длинных ног и красивых икр. Чонгук обнимал капсулу, шепча:
«Боже, как хорошо, что ты здесь». Он убедился, что не слетел с катушек, что они с Тэхёном - живые, настоящие. А всё остальное - фикция и глюк.
— Я тебя вытащу… — и Чонгук, не зная, что делать, колотил по бронированному стеклу.
Он готов состариться здесь и сдохнуть, только бы рядом. Больше, чем радость, ликование, вперемешку с сожалением и накатывающей ненавистью за беспомощность. Вдруг - липкий ужас от осознания того, что кто-то стоял за спиной.
— Что и требовалось доказать.
И в Чонгука под напором ударил поток ледяной воды, сбивавший с ног. Он прикрылся руками, силился удержаться, но руки соскальзывали. Гремящий голос Сехуна звучал ниоткуда и отовсюду одновременно, а Чонгук ловил воздух ртом, его забивало, унося от Тэхёна прочь.
— Наказание, принятое кодексом! Ты его читал.
Захлебываясь, Чонгук кричал, кожа мертвела от холода, и грудная клетка сжималась, дыхание опаляло глотку. Когда Сехун выключил воду и отбросил шланг, скрючившийся в углу Чонгук, стуча челюстями, обнимал себя за плечи. Его колотило.
— Ты посмел нарушить правила, гадёныш,— Сехун пнул его мыском лакированного ботинка. — Пусть они и хреновы, но они есть.
Тогда Чонгук поднял воспаленный яростный взгляд, с усилием подался вперед и показал ему средний палец.
— С...с...сука.
Сехун растянул губы в улыбке, обернулся.
— Сехун?...— раздался властный голос Верховного. — Что произошло?! Что ты делаешь?!
В глазах Чонгука помутнело.
— Чанёль, прикинь, у нас тут бунтарь. Я дал ему поиграть по его правилам и слегка остудил пыл. Всё честно.
Чанёль выступил вперед, задев Старшего плечом, затем накрыл Чонгука своей мантией и, укутав, взял на руки. Чанёль - здоровенный и теплый, это Чонгук отметил где-то на краю сознания.
— Сехун, живо свяжись с Хосоком, уберите тела и выставьте охрану. Никому ни слова о том, что случилось, — и Чанёль без всяких подозрений взглянул на капсулу, на которую смотрел дрожащий Чонгук. — О, один из самых красивых альф, каких я когда-либо видел. Он тоже скоро проснётся.
Чонгук давненько так не радовался.
Ему до смерти хотелось обнять Тэхёна и рассказать, как же всё галимо, когда они в разлуке.
