Больше, чем нужно

      Записывать воспоминания оказалось хорошей идеей. Мне хочется продолжить, как только получится… Но весь день я отвлекался на что-то другое, а вечером Лэнс позвал меня к себе. Он канючил, что ему скучно, делать совсем нечего и что он на стенку лезет от тоски. Я сначала отнекивался – потому что, по правде говоря, это на него совсем не похоже, и ему на мое общество всегда было начихать. Ну, кроме тех моментов, когда у него между ног начинало чесаться…       В конце концов, я согласился. И не пожалел. Мы несколько часов играли в ретро-приставку, которую Лэнс с Пидж откопали на барахолке космического молла, пили ханковскую Кока-колу с грогери – «грогери колу», дурачились и много смеялись. Нам уже давно не было так весело. Устав от видеоигр, мы завалились в кровать Лэнса и смотрели вместе старый комедийный сериал, из тех, где все девушки – сильные и умопомрачительно красивые, парни – беспомощные, но обаятельные растяпы, а на заднем фоне то и дело звучит смех публики. Я сказал Лэнсу, что никогда не понимал, почему смех включают именно на тех моментах, на которых смеяться хочется меньше всего, на что он фыркнул:       – Это ты так думаешь, Кит, потому что ты скучный и чувство юмора у тебя атрофировано.       – Ничего у меня не атрофировано!       – Тогда скажи что-нибудь смешное. Пошути как-нибудь.       Мне не пришло в голову ни одной шутки, поэтому Лэнс остался довольным и при своем мнении. Переубеждать его мне было неохота, и я просто откинулся обратно на подушку и стал смотреть сериал. Даже улыбнулся пару раз, когда действительно было смешно.       Лэнс погладил меня по ноге. Его ладонь была теплой и легкой, он провел по моему бедру несколько раз – от колена почти до самого паха, и я почувствовал, что возбуждаюсь. Предотвратить это было сложно – у меня уже давно не было секса, к тому же, закрыв глаза на пару секунд, я ощутил, как приятно от Лэнса пахнет. Может, он принял душ до того, как я пришел? Лэнс всегда следит за такими вещами, я же – даже утром помыться, наверное, забыл.       Мы почти синхронно перевернулись на бок и, заглянув друг другу в глаза, стали целоваться. С экрана время от времени раздавались безудержные раскаты смеха, но это отвлекало только сначала. Лэнс умеет вытеснить собой все на свете.       Когда мы разделись, я спросил у него про контрацептивы, на что он только недовольно закатил глаза:       – О чем ты вообще?       – О презервативах.       – Господи, Кит, – Лэнс отодвинулся немного и, подперев щеку ладонью, непонимающе уставился на меня, – что с тобой сегодня такое? Ты сам на себя не похож…       – Потому что не хочу заработать какую-нибудь космическую гонорею?       – Да ты обалдел, моя сладкая карамелька,– Лэнс влепил мне затрещину – причем такую сильную, что я действительно обалдел. В ушах шумело. Я промямлил:       – Прекрати называть меня так.       – Ах, то есть "маллет" тебе больше нравится?       – Нет! Называй меня по имени, придурок.       – М-м, ну ладно, Ки-ит. Тебя это заводит?       С Лэнсом нельзя разговаривать серьезно, он сводит все к бессмысленной ерунде или сексу. Хорошо, что я в тот момент был не против второго.       Мы продолжили целоваться, и между поцелуями Лэнс сказал мне, чтобы я не волновался. Он очень осторожен в этом смысле. Но мы никогда не предохраняемся, возразил я, на что он улыбнулся и прошептал мне на ухо:       – Ну нам-то это ни к чему, моя глупенькая сладкая карамельная ириска.       Я совсем размяк. Никто еще никогда не говорил мне таких вещей, поэтому, услышав это, я понял, что окончательно пропал. Лэнс мог делать со мной все, что ему хотелось.       И, кажется, ему только это и было нужно.       Наверное, я слишком много времени провел с Лэнсом. Сейчас я сижу уже у себя на самом краю кровати и, сложив ноги по-турецки, разглядываю наполовину исписанный листок альтеанской бумаги, перечитывая то, что написал в прошлый раз. В голове сплошной сумбур, а по телу бродят окситоцин, дофамин и эндорфины. Даже странно, что обычный секс способен превратить меня в раскисшую, безвольную и ни на что не способную тряпку. Хочется свернуться в клубок и спать – так долго, пока мы не окажемся где-нибудь далеко-далеко.       Закрыв глаза, я – удовлетворенный и до ненормального спокойный – спрашиваю самого себя: «Если мы будем бесцельно дрейфовать в открытом космосе тысячу лет, то нас когда-нибудь занесет на Землю?»       «Смешное воспоминание, связанное с Лэнсом.       Ни для кого не секрет, что Лэнс пытается охмурить любое мало-мальски привлекательное существо, на свою неудачу попавшее в зону его видимости. Зачем ему это, я не знаю. Может, какое-нибудь отклонение в организме? Похоже, Лэнс не способен влюбиться, как Ханк или Пидж, например. Или Аллура с Широ. Ему просто все мало и мало.       На первых порах ему не очень-то везло, и его попытки флирта не всегда оканчивались успешно. Когда ему не удается завоевать объект его интереса, он начинает сходить с ума, и для непосвященного это может показаться признаками настоящей влюбленности, но мы-то уже слишком хорошо знаем, что тут к чему. Лэнс неисправим.       Раньше – еще перед тем, когда мы с ним начали заниматься этим друг с другом – он часто не мог удержаться от того, чтобы не подшутить над моей неопытностью.       – Упс, я сказал, она кончила через пять минут? Кое-кому в этой комнате еще рано слушать такие вещи…       Пидж закатывала глаза, а я чувствовал, как мои щеки пылают.       – По крайней мере, я не переспал с половиной Вселенной!       – Ой, обидно, слов нет. Завидуй молча.       Лэнс действительно гордится тем, что спит с кем попало. Мне бы его пустоголовость…       Это была одна из планет, с которых Аллура приняла сигнал бедствия. Эндерия, если я не ошибаюсь. Предполагалось, что мы должны были помочь ее жителям, но пока мы до нее добрались, все как-то уладилось само собой. Каждый из нас вздохнул с облегчением.       Эндерианцы все равно были благодарны нам, и мы провели у них пару дней. Эндерия – отличная планета, она похожа на Диснейленд, Лас-Вегас и грязевой курорт в одном флаконе, и ее жители всегда в прекрасном настроении. В первый же день Лэнс умудрился познакомиться с девушкой, которая разливала напитки за барной стойкой. Когда-то Эндерия была мирно колонизирована альтеанцами, а потом направила все усилия на развитие индустрии развлечений, поэтому девушка за барной стойкой выглядела как Аллура, только вернувшаяся после двух недель отпуска с Майами-Бич. У Лэнса разве что слюни не текли.       Но самым удивительным нам тогда показалось, что эндерианка будто и сама была не против. Она почти не отходила от нас и даже в разговоре упомянула, что ее смена оканчивается через час, но она собирается «еще немного оттянуться и выпить один-другой коктейль в соседнем заведении». Пока она говорила об этом, Лэнс не спускал с нее безумно влюбленного взгляда.       – А ты что собираешься делать сегодня вечером, синий паладин?       – А я… вероятно, то же, что и ты.       Лэнс решил флиртануть по-крупному. Я чуть не подавился вишенкой от своего коктейля, и Широ сочувствующе похлопал меня по спине. Девушка за барной стойкой лучезарно улыбнулась.       – Так даже лучше, красавчик.       Еще немного, и мы бы окончательно запутались, кто вообще с кем заигрывал. Через пару часов нам нужно было возвращаться в замок, но Лэнс, разумеется, остался на Эндерии, чтобы приятно провести остаток вечера.       Помню, что никак не мог заснуть в ту ночь. А потом, решительно встав с кровати, натянул на себя одежду и прокрался по коридорам в столовую.       Как оказалось, идти туда на цыпочках не было никакой необходимости. Никто из команды не спал: Широ с Ханком сидели на диване, а Пидж пристроилась над ними в одной из ниш в стене с планшетом в руках.       – Смотрите-ка, это Кит…       – Хэй, Кит, приятель! Не спится?       – Ну и ночь сегодня. Магнитные бури?       Я неопределенно повел плечами. Разговаривать не хотелось, поэтому, кивнув остальным, я молча опустился на диван рядом с Широ. Тот бросил короткий внимательный взгляд в мою сторону, но ничего не сказал. Широ знает, когда мне не хочется ни с кем говорить – не представляю как именно, но он это чувствует.       Пидж с Ханком продолжали лениво переговариваться друг с другом. Сначала темой их болтовни были упомянутые до этого магнитные бури, но потом разговор медленно, но верно перешел в сторону главного события вечера.       – Лэнс…       – Да уж.       – Интересно, как он там?       Ханк сокрушенно покачал головой, а Широ заметил – спокойно и довольно уверенно, в своей привычной манере:       – Не волнуйтесь за Лэнса, с ним ничего не случится. Он уже большой мальчик и может сам за себя постоять.       Ханк и Пидж были настроены более скептически.       – Но ты ведь видел эту девицу, Широ? Нет, мы, конечно, любим Лэнса, но чтобы кто-то вроде нее так явно пытался закадрить его… Может, профессионалка?       Это хладнокровное предположение поступило со стороны Пидж. Она уже полулежала в своей нише и, свесив левую ногу вниз, болтала ей в воздухе. Мне почему-то стало неприятно.       – Зачем мы вообще обсуждаем это?!       Все уставились на меня, и в столовой воцарилась неловкая тишина. Я понял, что сказал что-то не то, но не понял почему.       Положение спас Широ. Мягко положив ладонь мне на плечо, он встал на мою сторону.       – Кит прав. Нечего нам обсуждать такие вещи. Это касается только Лэнса, его личное дело…       Пидж и Ханк почти одновременно вздохнули, но возражений не последовало. Рука Широ все еще лежала на моем плече. Лэнса не было с нами, и судя по тому, как долго он отсутствовал, он отрывался там, где сейчас находился, как только мог.       Я понял, что немного – совсем немного – ревную, но осознание этого мне ничего не принесло. Будто бы мои чувства играли какую-то роль.       Мне захотелось положить голову на плечо Широ, но я не решился. Пидж вдруг сосредоточилась, вчитываясь в невидимый для нас текст на ее планшете. Через несколько минут она охнула и произнесла вслух:       – Парни?       Уже немного задремавший Ханк вздрогнул всем телом, проснулся и нелепо заморгал.       – Я тут кое-что об эндерианцах нашла. Точнее, об эндерианках…       – Да? И что же?       Я не знал, как Широ мог оставаться таким спокойным, у меня же внутри все перевернулось.       – Это касается их внешних половых органов и акта совокупления в принципе…       – Пидж, я не уверен, что мне хочется это слушать… – заскулил испуганный Ханк, но я резко прервал его:       – Продолжай.       Пидж приняла сидячее положение. Устроившись поудобнее, она переложила планшет в левую руку и прищурила глаза.       – На Эндерии половой акт предназначен не только для продолжения рода – у него есть еще и иная функция. Эндерианским женщинам он необходим для поддержания нормальной жизнедеятельности. Оргазм стимулирует в них выделение особого секрета, который склеивает их тело и тело партнера друг с другом…       – Склеивает?! – взвыл Ханк. Меня тоже стало немного подташнивать, Широ же был единственным, кто все еще сохранял спокойствие. Ну, или выглядел так.       – Именно. Склеившись с партнером, эндерианки начинают понемногу высасывать из него жизненную энергию. Это не чревато серьезными последствиями для здоровья партнера, но очень болезненно и неприятно… Внешние половые органы эндерианки трансформируются, увеличиваются в размерах и…       Тут уже нам всем стало нехорошо, но Пидж все равно дочитала до конца и подытожила:       – Несмотря на все описанные здесь страсти, секс с эндерианками в плане ощущений куда интенсивней секса с другими расами. Говорят, что к нему легко пристраститься, почти как к наркотикам. Так что, наверное, это стоит того… Как думаете?       Каждый из нас молчал, погруженный в свои мысли. Мы все еще были шокированы, но уже несколько меньше, чем в начале.       На следующее утро за завтраком я увидел Лэнса. Выглядел тот, если честно, еще хуже, чем я ожидал. Под глазами круги, губы растрескавшиеся, будто обветрились, а по всему телу синяки и маленькие красные точки, как при тропической лихорадке. Он жевал слизь безо всякого энтузиазма, а потом, положив свою ложку на край тарелки, обнял себя руками, словно его знобило.       Недолго думая, я пересек столовую, направившись прямо к нему.       – Лэнс, ты…       Лэнс поднял на меня мрачный взгляд.       – Да-да, Кит, злорадствуй и дальше…       Я опешил.       – Ты в порядке? Я просто хотел узнать, как ты себя чувствуешь…       – Как я себя чувствую? – Лэнс изогнул левую бровь. – Да просто классно, Кит! Обалденно. Спасибо, что спросил. У меня такое ощущение, знаешь, будто у меня не хватает пары ребер, меня скинули с крыши небоскреба и долго били ногами… А еще у меня походу аллергия на это, это… неважно на что. Но а в остальном – все отлично! Катился бы ты со своим сочувствием куда подальше…       Сглотнув, я растерянно моргнул – раздраженная тирада Лэнса выбила меня из колеи, я ее просто не ожидал. Ну, хотя бы у него были силы для сарказма… Я демонстративно нахмурился.       – Как скажешь.       – Да, вали отсюда. Не стой надо мной.       Внезапно для самого себя я разозлился.       – Ты сам виноват! Сам вечно влезаешь в подобные ситуации… Так что сочувствовать тебе – просто идиотизм!       – Кит…       Я услышал голос Широ слишком поздно. Ханк и Пидж пялились на нас с Лэнсом с явным интересом, а тот же сощурился и, окинув меня странным взглядом с головы до ног, ухмыльнулся:       – А ты прям за меня переживаешь больше всех.       – Я не…       – Да не переживай ты так, все было не так плохо. Мне даже понравилось. Эй, и знаешь еще что? На тебя она тоже запала, – Лэнс хихикнул, выдержав небольшую паузу для создания нужного эффекта, – постоянно про тебя спрашивала… Мол, а тот низкорослый парнишка с дурацкой прической тоже свободен? Ты не мог бы дать мне его номер, детка…       Лэнс смотрел на меня невинным и пустым взглядом, пока остальные давились едва сдерживаемым смехом. Я так и не понял, был ли он серьезен или просто все придумал. В конце концов, я буркнул, что рад тому, что он в порядке, чем вызвал новую волну хихиканья, и ретировался на другой конец стола к Широ.       Тогда мне, по правде говоря, было совсем не смешно. Но сейчас, подумав об этом, я улыбаюсь. Потому что знаю, что это воспоминание – каким бы идиотским оно ни было – очень важное. Оно принадлежит к нашей общей истории».       Те пару листов альтеанской бумаги, которые мне дала Аллура, постепенно наполняются записями. Мой почерк аккуратный, совсем нейтральный, будто образец в прописях. Таким почерком можно писать все что угодно: полевые заметки, любовные письма, предсмертные послания, списки покупок – что бы это ни было, слова будут казаться холодными, безличными и пустыми.       Разглядывание собственного почерка меня немного расстроило. Почему я пишу именно так, а не по-другому? Наверное, я так старался в младших классах, долго-долго смотрел на примеры прописных букв и еще дольше выводил их в тетрадке, чтобы только не отличаться от других, чтобы только не выделяться, смешаться с толпой, чтобы никто не понял, что со мной что-то не так.       «Воспоминание, связанное с Лэнсом.       Я пообещал записывать только смешные, только веселые и забавные воспоминания, но этот момент не принадлежит ни к одной из вышеперечисленных категорий, поэтому валяйте. Смело пропускайте его.       Потом вы, может быть, будете жалеть о том, что упустили что-то. Совсем как в жизни, да?       Это воспоминание не такое уж и давнее, в отличие от двух предыдущих. Случилось это, насколько я помню, около полугода назад. Я снова управлял красным львом, а Лэнс – синим. Все возвратилось на круги своя.       Наша миссия – хотя не уверен, можно ли было ее вообще назвать миссией – заключалась в том, чтобы добыть заменитель телудава с довольно отдаленной планеты. Ее название вылетело у меня из головы, но оно было длинным и ностальгическим. В переводе означало что-то вроде «Одиноко горящая на небосводе, холодная и светлая звезда на перекрестке галактических путей». Как можно было назвать планету таким образом?       Впрочем, сейчас неважно. Важно вот что: атмосфера этой планеты была почти идентична земной, только чуть более разряженной, как на вершине Эвереста. А еще там было и вправду холодно – вероятно, планета только начала переживать свой ледниковый период. Ни растений, ни каких-либо других живых существ – только замерзшая почва.       Когда мы приземлились, небо над нашими головами было затянуто белыми тучами. Добыча заменителя телудава, к счастью, полностью автоматизирована, и нам только и нужно было, что установить на мерзлую землю громоздкую машину, которой обеспечил нас Коран. Разобравшись с этим, мы немного побродили по окрестностям – никаких признаков жизни. Вообще ничего интересного, кроме оледеневших камней и разломов в почве – узких, но бесконечно длинных, простирающихся на сотни километров. Мы с любопытством заглядывали в них в надежде отыскать хоть что-нибудь, но находили только черноту. Мертвая, мертвая планета.       Но зато там был земной воздух. Настоящий кислород – стянув с головы шлемы, мы вдохнули его полной грудью, а потом, переглянувшись, улыбнулись. Он был таким разряженным, что у меня почти сразу из носа пошла кровь, но я не обращал на это никакого внимания. Мне хотелось дышать.       Когда нам уже было пора улетать, небо над нашими головами совсем побелело. Стало нещадно холодно. В воздухе пахло озоном. Я уже собирался забраться в своего льва, как вдруг увидел, что Лэнс застыл на месте. Он смешно зажмурился – на кончик его носа упала первая снежинка. А через несколько секунд небо разразилось настоящим снегопадом, и все вокруг стало серым, зыбким, ненастоящим.       Лицо у меня совсем замерзло, поэтому я торопился обратно, но Лэнс все никак не мог сдвинуться с места. Он стоял как завороженный, запрокинув голову вверх, и даже не моргнул, когда одна из снежинок приземлилась на его левый глаз. Разве что только пробормотал:       – Снег… Кит, боже, это же самый настоящий снег! Он такой красивый, такой холодный, такой обалденный…       – Да что с тобой?! Ты что, снег в первый раз в жизни видишь?! Мне холодно, давай убираться отсюда.       Я поступил по-свински и, не дождавшись его реакции, забрался в своего льва, но Лэнс так и остался на оледеневшей безжизненной планете смотреть в небо, вдыхать пахнущий озоном воздух и мечтать о Земле, о том, что мы оба уже давно оставили позади».       Подумав, я перечеркнул написанный текст. Лэнс и впрямь ни разу не видел снега, я забыл – или, если быть точнее, никогда не знал об этом. Я же снег видел уже сто раз, но что мне это дало?       Есть куча вещей, которые знает Лэнс и о которых я не имею никакого представления. Например, завтраки по воскресениям с семьей, когда все выспавшиеся и в хорошем настроении, а из кухни сладко пахнет жареным беконом; веселые и громкие семейные перепалки, искренние улыбки родных тебе людей, или когда кто-то радуется твоим детским достижениям, говоря тебе, что ты самый лучший, самый лучший на свете.       Если Вольтрон – моя семья, то можно сказать, что она у меня тоже есть? Или что она у меня была?       Сегодня я снова думал о доме в пустыне, ну, не могу же я его игнорировать? Это единственное место, куда я могу вернуться. Мне не стоит накручивать себя – я уверен, что Широ с Аллурой будут навещать меня. И Лэнс. И Ханк с Пидж.       Мы одна команда, ведь так? Но без нашей общей миссии, вот как сейчас, мне чудится, что связь между нами распадается, становится совсем тонкой, истирается и превращается в пыль, и однажды растворится в воздухе навсегда.       «Черные дыры» все еще запрещены. Безделье нас убивает. Пару часов назад Широ решил поднять командный дух и предложил нам всем вместе потренироваться, совсем как раньше. Я был рад его предложению, Ханк тоже не особенно был против, но все саботировал Лэнс. Почесав в затылке, он пробурчал:       – Я не собираюсь тратить свое время на бессмысленные вещи, а эта тренировка бессмысленна, так что…       – Лэнс, ты не можешь… – я почувствовал, как указательный палец Лэнса уперся мне в лоб.       – Еще как могу. Я делаю, что хочу, лапочка.       – Я не лапочка.       – Да уж, это мы уже заметили, Кит.       Криво усмехнувшись, Лэнс смотался в свою комнату – только его и видели. Ханк сказал, что без Лэнса он тренироваться не будет, и тоже ушел. Мы с Широ многозначительно переглянулись, но потом появилась Аллура со «страшно-неотложным-вселенской-важности» делом. Как всегда.       Широ спросил, стоит ли ему остаться и составить мне компанию, но я отказался. Сказал, что буду тренироваться сам. Широ покачал головой, но не то чтобы он мог возразить что-то Аллуре, поэтому через несколько минут его уже не было.       Я тренировался до тех пор, пока у меня совсем не сбилось дыхание, тело ослабло, зато мозги будто бы раскалились. Я понял, что страшно зол на всех остальных, даже на Широ. Я понял, что ужасно боюсь остаться один.       Лэнс обижен на меня по неизвестной мне причине. Я пытаюсь поймать его взгляд, но он даже не смотрит в мою сторону. Он разговаривает с кем угодно, кроме меня, будто я превратился в воздух.       Я спросил у Широ, не знает ли он случайно причины такого странного поведения Лэнса, но тот только вздохнул и развел руками.       – У Лэнса семь пятниц на неделе…       – Может, я чем-нибудь его обидел?       – Не думаю, Кит. Не переживай на пустом месте.       Ханк проходил мимо и подслушал наш разговор.       – Наверное, у Лэнса давненько не было… ну, этого, – он глупо ухмыльнулся, а я ощутил, что краснею. Никто не знает, что мы с Лэнсом занимаемся этим друг с другом, хотя мы и не договаривались о том, чтобы держать все в секрете. Само так вышло.       Широ не обратил внимания на идиотский комментарий Ханка, а только ласково потрепал меня по макушке.       – Он еще отойдет, Кит.       – Да, у него на днях разговор по «скайпу» с одной из его подружек, – доверительно поведал нам Ханк. – Это поднимет ему настроение, вот увидите.       Я бросил на Ханка сумрачный взгляд. Обнадеживает, ничего не скажешь… От ханковского нелепого замечания у меня самого настроение упало, поэтому я весь вечер провел в тренировочном зале. Вспотел так, что в моем теле не осталось ни воды, ни соли.       Наскоро приняв душ, я зашел в столовую выпить немного минералки. Там, к моей радости, никого не было, поэтому я посидел на диване какое-то время, рассматривая потолок.       У меня появилась идея, как поднять настроение Лэнсу. Мне не нравится, когда он хандрит или обижается на меня из-за непонятно чего. И потом еще эти панические мысли: а что если мы так и не помиримся до возвращения на Землю? Это значит, что я больше не увижу его вообще?       Я закусил нижнюю губу почти до крови. Вот это перспектива. Не могу представить, что Лэнса больше нет в моей жизни, что я никогда не смогу заговорить с ним, никогда больше не услышу, как он смеется, никогда не смогу поцеловать его… Меня затрясло.       Все тело жутко болело, и, если быть честным, секс мне представлялся как самое настоящее издевательство над собой, но я решил, что смогу собраться с силами. Когда Лэнс сверху, много делать не надо… Как-нибудь потерплю.       Встав с дивана, я, не колеблясь, направился в сторону комнаты Лэнса. Еще не так поздно, чтобы он лег спать… Я был настолько взбудоражен, что даже постучать забыл.       – Лэнс…       Замерев на пороге, я увидел то, что определенно не предназначалось для моих глаз: голограммный экран личного коммуникатора Лэнса размером со стену, обнаженную зеленоволосую девицу на нем – бледно-голубая кожа, тонкое тело, соски размером с орех и самого Лэнса на кровати, раздетого по пояс и с расстегнутыми брюками… Это было то, чего я ожидал меньше всего, поэтому несколько секунд я был просто не в состоянии пошевелиться или сказать хоть слово. Даже дышать перестал.       Услышав мой голос, Лэнс подскочил на месте. Какое у него было лицо… Я еще никогда не видел его таким. Экран коммуникатора погас, хотя аудио почему-то отключилось только через полминуты позже, поэтому мы оба еще какое-то время слышали невнятные, но страшно недовольные писк и шипение его инопланетной подружки.       Лэнс весь покраснел от смущения, и это было заметно несмотря на его смуглую кожу.       – Какого ХРЕНА, Кит?!       Он принялся поспешно застегивать брюки. Я все еще стоял на пороге.       – Ты вообще больной? Вырос в пещере и тебя не учили стучаться?! Ты хоть понимаешь, что это МОЯ комната?!       Невпопад я подумал о том, что Лэнс наконец заговорил со мной, хоть и на данный момент в этом определенно не было ничего хорошего. Я неловко попытался улыбнуться и сгладить неудобную ситуацию:       – Я почти ничего не видел…       – Почти?! – Лэнс взвизгнул. Он быстрыми шагами подошел ко мне и, вцепившись в мою футболку, разъяренно прижал меня к стене. Он тяжело дышал, и его худая медово-бронзовая грудь двигалась в такт с его легкими. От него остро пахло потом.       – Ты хоть иногда думаешь своей тупой маллетовой башкой или она у тебя просто для красоты?! Ах, как же меня все это бесит!       – Лэнс…       – Не надо тут «Лэнс»!       Он был слишком близко. Я не выдержал и попытался дотянуться до его губ, но в ответ получил такую сильную пощечину, что ударился затылком о стену за мной. Перед глазами поплыли звезды.       Лэнс все еще бесновался.       – Ты вообще знаешь, что такое личное пространство, придурок?! И не лезь ко мне… Я не для того ждал несколько дней и высчитывал временную разницу, чтобы трахаться с тобой!       Тут меня прорвало. Уж не знаю, что именно на мне так сказалось – возможно, вся последняя неделя. Я закричал на него в ответ:       – Личное пространство?! Какое такое личное пространство? Ты заявляешься ко мне посреди ночи и занимаешь полкровати! Ты думаешь, что я в любое время готов развлекаться с тобой, готов с тобой спать… Как будто у меня кроме тебя других интересов нет! Ты…       Ладонь Лэнса легла на мои губы, и я больше ничего не смог сказать. Она была теплой и соленой на вкус. Наклонившись вперед, Лэнс прошептал мне в ухо:       – Убирайся отсюда. И чтобы я тебя здесь больше не видел, моя сладкая карамельная ириска.       Отстранившись, он недобро ухмыльнулся, и по его глазам я понял, что он не шутит. В первый раз за все время, которое я его знаю, Лэнс был по-настоящему серьезен.