чистый май

chapter 3.

Дни тянулись неимоверно долго. Казалось бы — вечность. Секунды сменялись минутами, минуты — часами, а я все еще бесцельно бродила по комнате. Мысли мелькают в голове и образы, глубоко упрятанные по углам памяти, принимаются копошиться следом. Я знаю, каково это — просыпаться с желанием заснуть обратно, не иметь сил существовать. Я живу с чувством, что это все бессмысленно. И все из-за своих переживаний, страхов, домыслов и тревог. От чувства вины и попыток всё контролировать. Я всегда думала, что иногда достаточно совершить один рывок, чтобы преодолеть свой страх навсегда, что нужно идти по пути, который тебе страшнее всего, только так ты сможешь стать сильнее и победить саму себя. И только так мне хотелось бежать, все быстрее и быстрее и не важно куда. Хотелось двигаться вперёд с огромной скоростью и не оборачиваться больше. Хотелось перевернуть мир и совершить поступок, заслуживающий внимания сотен людей. Но, кто бы понимал, как сложно оставаться абсолютно пустым внутри и как сложно вновь наполниться, вернуть себе жажду жить. Я медленным шагом подхожу к открытому окну. Солнце, казавшееся бледным из-за плотной пелены тяжелых облаков, закатилось за горизонт, уступая свое место на тусклом небе луне. Я прикрываю глаза, улыбка медленно тает, формируясь в горькую усмешку: более, чем странно задумываться обо всем этом сейчас, когда единственное, что ранее имело значение — это счастливая и беззаботная жизнь, которой теперь уже нет. Я кривлю губы в отстраненной ухмылке, слегка качаю головой и прикрываю глаза, стараясь сосредоточиться на словах, что так складно уживаются сейчас в моих мыслях, но почему-то не на языке. Поджав губы, кусая их с обратной стороны, я едва сдерживала наворачивающиеся на глазах слезы. Подобно лезвию, колющего сердце с каждым вдохом в сознание врывается знакомый, непрошеный образ — Кристофер. Он насквозь фальшивый, опытный манипулятор. У него в крови строгий, холодный расчет, яростное желание, продвижение к цели любыми путями. Почему это всегда происходит? Почему это происходит только рядом с ним? Не могу не поддаваться ему. Сопротивляться. Биться или же кричать до потери голоса. Делать хоть что-нибудь. Дикий животный страх парализует, не оставляя мне ни единого шанса на борьбу. Ненавижу. Ненавижу. Я крепко сжимаю зубы, зажмуриваюсь, изо всех сил стараясь загнать все это обратно — все слезы, все мысли, которые противны мне до одури. Воспоминания — отвратительные, причиняющие боль, мои воспоминания, которые навсегда со мной. Выдыхаю, загоняя безумное видение обратно в подсознание, хотя его обрывки все еще и витают в воздухе и еще долго буду нарушать мой покой. Я глубоко вдыхаю воздух и резко останавливаюсь: предчувствую за дверью чье-то присутствие, мгновенно отдаленные звуки. Шаги? Спохватываюсь тут же и как будто совсем теряю самообладание, подрываюсь с места, принимаясь озираться по сторонам, точно в поисках какой-то защиты, вообще хоть чего-нибудь. Я кидаюсь к тумбочкам, к ящикам, вытряхиваю содержимое наружу, но там лишь ненужные вещи, которые в защиту совсем не годятся. Я и не знаю даже, что ищу, зачем и почему, но остановиться не могу. Но все не спроста: трясущиеся пальцы мертвой хваткой сжимают железную рукоять черного револьвера, мгновенно нащупывают курок. Старая дверь тихо открывается, шаги становятся все громче. Дверь натужно скрипит и режет слух. Я поспешно передвигаюсь к противоположной стене, сжимая в руках револьвер. Упираюсь спиной в стену, наблюдаю, как Кристоф медленно шагает внутрь. Черты его лица ужесточаются, в глубине глаз плещется презрение и пустота. Я выдыхаю, усилием воли заставляю себя успокоиться, но у меня ничего не получается. Я отодвигаюсь на безопасное расстояние и отчаянно прячу взгляд. Лицо горит то ли от духоты, то ли от его его присутствия. В горле встает тугой ком, и я мысленно приказываю себе успокоиться. Один выстрел и он повержен. Всего лишь один выстрел. Секунда — и я упускаю из виду тот момент, когда он разворачивается ко мне. Он кривит губы в какой-то странной, отчужденной усмешке. С каждой новой секундой разжигает где-то внутри неоднозначные ощущения, а револьвер все еще направлен на него. — О как, — хрипит он. — убивать меня будешь? Его лицо с каждым словом приобретает все более строгое и до невозможности важное выражение. Это похоже на то, как будто он отчитывает меня. Я бездумно и молча смотрю в его глаза, теряюсь, одновременно с этим ощущая, как где-то изнутри медленно зарождается чувство необоснованной тревоги. Нервы сдают, ноги подкашиваются, револьвер выскальзывает из ослабевших пальцев и с тихим стуком валится на пол. Он застывает. Застывает, не в силах пошевелиться, смотрит с долей необъяснимой нежности и трепетом. Лишь на мгновение. Доля секунды и он резко срывается с места, мелькает тенью перед глазами и оказывается совсем рядом. Тяжелая рука вцепляется мне в горло и сжимает, почти до хрипа. — Отпусти меня, — едва слышно шепчу я, смотря ему прямо в глаза. Он коротко смеется и снова медлит, не торопясь с продолжением. Рассматривает. Я качаю головой и отворачиваюсь, не в силах выдерживать прямого взгляда. Почему? Почему он всегда так смотрит? Вдумчиво, изучающе. Будто проходя насквозь. Разве так бывает? Бездонные изумрудные глаза в мгновение посмотрели на меня. Я неосознанно сжалась под пронизывающим насквозь взглядом, заставляя сделать несколько шагов в сторону. В его глазах полыхал огонь гнева, стремительно перерастающего в ярость. Сердце бешено колотилось, все тело проняла мелкая дрожь. И только сейчас я поняла: я собственноручно подписала себе приговор, полный лжи и пустых надежд. Мне хотелось свернуться в клубочек и выть от бессилия. Все чувства во мне смешались, и я уже не понимала ничего. Я была повержена. — Впредь не рекомендую направлять на кого-то ствол, — произносит он, отпуская меня. — Не забывай где ты находишься, фройляйн. Еще одна такая выходка — и я лично позабочусь, чтобы ты до конца своих дней гнила в этом концлагере. Это я тебе обещаю. Поджав губы, кусая их с обратной стороны, я едва сдерживала наворачивающиеся на глазах слезы. Эмоции во мне переливались через край. Дернув плечом, я сделала полшага в сторону, чтобы увеличить между нами расстояние, и пристально смотрела ему в глаза. Его взгляд — сосредоточенный, пытливый — блуждал по мне, заставляя меня окончательно сдаться. Я чувствовала, как еще сильнее забилось сердце в груди и подскочил пульс. — Отдай мне его, — спокойно выдает он, протягивая руку. — Фройляйн, ты меня слышишь? Я прикрываю глаза, чувствуя, как боль и похороненное в углах сознания беспокойство взрываются под кожей, прорезают легкие пополам, и почти без труда отнимают самообладание. Я едва соображаю, почти задыхаюсь, чувствую, как ноги подгибаются, в глазах — темные пятна. Но я не падаю. Тяжелая рука съезжает ниже, по-хозяйски заключая в стальную хватку, не позволяя осесть на пол. Лицо Кристофа расплывается, когда он склоняется ко мне. Его губы шевелятся, выдают множество бессмысленных фраз, которые разобрать я уже не силах. Я чувствую, что буквально утыкаюсь носом в твердое плечо. — Officer! Bring Emilia zu mir! Sofort! (нем. — Офицер! Приведи Эмилию ко мне! Немедленно!) — Herr obersturmbanführer, aber… (нем. — Господин оберштурмбанфюрер, но…) — Keine «aber»! Wenn dir dein kleines Leben wichtig ist, dann befolge den Befehl! (нем. — Никаких «но»! Если тебе дорога твоя мизерная жизнь, то выполняй приказ!) Мысли все продолжают течь и течь в одном им известном направлении, а реальность продолжала неумолимо расплываться. Горло жжет, подступает тошнота, а все происходящее рябит и идет черными пятнами, искажается на миг. Усталость, неожиданная слабость медленно разливается по телу. Отрывистый стон срывается с губ и я чувствую, как мое тело пробирает дрожь. — Потерпи, прошу тебя, — произносит он, легко поглаживая меня по волосам. — Потерпи, сейчас врач окажет тебе помощь. Я медленно киваю ему и всматриваюсь в его лицо. Его губы плотно сжаты, глаза наполнены волнением и переживанием — возможно это мне все кажется. Внезапная вспышка боли скручивает, становиться невыносимо трудно дышать. Раз, два, три. Я закрываю глаза и не чувствую больше ничего.