Красивое имя

Новое утро не принесло ничего радостного: после очередной ночи на холодном полу ломило все суставы и Гарри чувствовал себя семидесятилетним стариком, страдающим артритом, когда пытался размяться и встать. Зал не был пуст: вдалеке шныряли тёмные тени, слышались голоса. Пожиратели Смерти медленно собирались вокруг длинного стола. Многие задерживались у его клетки, Беллатрикс безумно расхохоталась, другие ухмылялись, довольные этим живым свидетельством своих успехов, но подходить близко никто не решался — впрочем, причиной этому было не какое-то особое уважение или страх, а приказ Волдеморта. Он явился последним и прошествовал медленно через зал. Мгновенно стало тихо и ясно, как его боялись: ни случайного смеха, ни шепота. — Я собрал вас здесь в знаменательный момент. Возможно, переломный в ходе нашей войны за очищение магического мира от всей той грязи, которая переполняет его! Наконец мы сможем избавиться от грязнокровок и всех им сочувствующих! Контроль над министерством перешёл в наши руки, равно как и Хогвартс. Недавно мы одержали третью победу, — и теперь знамя их борьбы, Мальчик-который-выжил, в наших руках! — он простер руку к клетке, где стояла его драгоценная добыча. Люди в чёрных мантиях поднялись, зашумели, поздравляя своего господина, захлопали. — Вы убьете мальчишку, хозяин? — спросила Белла, заглядывая ему в глаза. Гарри стало ясно, что Тёмный Лорд сохранил свою тайну и о крестражах его приближенные не знают. Это могло стать полезным. Можно было угрожать ему раскрытием секрета — по крайней мере, он решил попробовать. По крайней мере, это станет хорошей расплатой за прилюдный позор и за то, что он выставил его в клетке всем на потеху. Беседа лорда с остальными продолжалась, но стала тише: они обсуждали техническую сторону дела. Волдеморт подыскивал новых преподавателей и служащих взамен тех, кто отказался служить новой власти, решал, как проводить зачистки и как расправляться с повстанцами. Под конец он рьяно спорил со Снейпом относительно его полномочий, но Гарри его не слышал. Два дня потрясений и заключения вымотали его так, как не выматывала ни одна погоня или драка, и он отключился в какой-то момент. Не слышал, как Волдеморта спросили, будет ли он пытать мальчишку, чтобы узнать что-нибудь новое о его дружках, остававшихся на свободе, а тот отослал всех прочь, огрызнувшись, что это не их забота. Гарри очнулся от того, что кто-то тряс его за плечо. Волдеморт! Естественно. Хотелось если не скрыться прочь, то отодвинуться, но тело бессильно повисло на руках у тёмного мага. Тот влил ему в рот светлой, чуть сладковатой жидкости из высокого стеклянного пузырька, и Гарри закашлялся, пытаясь выплюнуть её, подавился, но уже через пару секунд понял, что это простое восстанавливающего зелье, каким мадам Помфри не раз поила его в больничном крыле. Ему стало даже немного неудобно перед Волдемортом: в то время, как тот хотел ему помочь, он так яростно сопротивлялся. Зелье приятным теплом разлилось по телу, и даже тяжелая давящая боль в затылке прошла. До странного доброе отношение врага вызывало подозрения. — Вырываться не советую. Лежи спокойно, пока зелье не подействует. Не думал, что ты так быстро сдашься, крысенок. Голос его был при этом лишен обычной стальной ненависти ко всему живому. Тон казался почти веселым. Впрочем, обольщаться не стоило — чему ещё тот мог радоваться, как не падению Министерства, всецелой власти над школой и обретению последнего крестража? — Я ещё не присягал вам на верность, если вы вдруг забыли. — Нет, я имел в виду всего лишь твоё здоровье. Не выдержал даже демонстрационного показа перед моими слугами, упал в обморок на их глазах. Решил, что лучше лежать в беспамятстве, чем терпеть позор? Может, это и к лучшему: они решили, что ты сделал это от испуга. — Поздравляю вас, — сухо ответил Гарри, — с новой победой, Лорд Волдеморт. Нравившееся ему имя он произнес со смесью презрения и почтительности. Пусть он не думает, что ему удастся запудрить мозги... Хорошо, каждый раз после нового разговора Гарри колебался, но сейчас упрямое, несгибаемое желание отдать должное Дамблдору вновь возобладало. — Ты, я надеюсь, поразмыслил на досуге о своем будущем. — Да. И решил, что с вами оно связано не будет. Никогда, никогда нас не увидят друг рядом с другом, я не стану о вас мараться, никто не сможет сказать, что Гарри Поттер стал предателем! — выкрикнул он ему в лицо. Волдеморт хранил олимпийское спокойствие, разве что рот сжался в узкую полосу, но что он прятал за своей мимикой, угадать было нельзя. — Понимаю твою подростковую твердолобость, хоть и надеялся, что ты будешь посообразительней. — Я и буду. Заметил, что вы, похоже, не слишком-то доверяете своим верным слугам? Не посвятили их в свои проблемы, связанные с крестражами. Как же неловко выйдет, если кто-то достаточно беспринципный узнает о вашем секрете и обернёт его в свою пользу! — Какой же ты, мальчик мой, неумный, — Волдеморт перешел на шепот, — надеялся выторговать в обмен на молчание жизни своих друзей? Или что? Не надейся: если до этого я ещё ждал, что ты поведешь себя взрослее и выберешь путь разумного сотрудничества, а не долгое и бессмысленное страдание, — но теперь моя вера иссякла. До этого я размышлял, не дать ли тебе свободу (в разумных, конечно, пределах), но теперь вообще никуда не выпущу. — Вы сделали бы так в любом случае. — Ты настолько не веришь мне и желаешь смерти — а меж тем я действительно отпустил бы тебя. — Нет, не верю. Докажите. — Поздно. Ты достиг пределов моего терпения, и я вижу, что ты всего лишь запутавшийся в себе и своих желаниях подросток. Который к тому же после по вине покойного ныне директора Дамблдора и тошнотворных приемных родителей-маглов имеет крайне дурное воспитание, печальные перспективы и нуждается в присмотре. Инкарцеро! Клетка распахнулась, Волдеморт заклинанием поднял связанного Гарри за шиворот, таща за собой, и медленно отправился прочь из зала в длинный коридор. По узкой лестнице они поднялись наверх и долго шли длинным путаным путем, пока не попали в узкую комнату с единственным маленьким окном — почти тот же самый чулан, в котором он жил у Дурслей. Но и это скромно обставленное помещение казалось дворцом, в нем ведь была заправленная постель с одеялом, и ковер на полу, и даже небольшой стол со стулом. Волдеморт опустил Гарри на постель и движением руки снял заклятье. Гарри затрепыхался, хотел кинуться на врага — но не смог даже подняться. От боли в мышцах сводило руки. — Совсем забыл распорядиться насчет еды — домовик принесет. Отдыхай. Но когда ушастый эльф с подносом робко проскользнул в комнатушку, Гарри спал крепким сном. Правда, через пятнадцать с лишним часов мертвого сна Гарри очнулся с новыми силами, которых хватило по крайней мере на то, чтобы подергать дверь (бесполезно — наглухо заперта) и опустошить поднос с принесенным накануне ужином. Время оставалось неизвестным, но по рассеянному бледному свету, падающему сверху через крохотное зарешеченное окно, можно было предположить день или вечер. Гарри хотел бы добраться до него и осмотреться, а также прикинуть, нельзя ли выбраться сквозь него наружу, но боль от вчерашних испытаний дала о себе знать. Голова болела — не резко или мучительно, как раньше, скорее общая мутная тяжесть и сонливость мешала соображать, и он счел за лучшее остаться в кровати и подумать насчет дальнейших действий, но вместо этого вновь уснул. А на следующий раз проснулся не от лучей солнца, а от холодной тени, падавшей на лицо. У кровати сидела высокая черная фигура. Гладкая бледная голова склонилась к нему. Волдеморт был здесь и смотрел на него. — Снова вы? — Тебя это удивляет? — Зачем вы опять пришли? Я и так никуда не денусь. — Хотел проверить твое состояние. — И как вы оцените его, герр доктор? — Присутствует некоторая слабость, но раз уж пациент очнулся и начал дерзить, значит, дело идет на поправку, — ответил, подыгрывая ему, Волдеморт. Можно было ожидать нового сеанса легилеменции или убеждения в своих благих намерениях, но нет. После этого он встал и вышел, — потому, естественно, что видел: мальчик слишком измотан произошедшим с ним и оттого цепляется так упорно за заветы Дамблдора, пусть и убийственные для себя. Что ж, в его интересах сохранить свой крестраж в целости и сохранности — и насколько он знал Гарри, насилием и принуждением здесь было ничего не добиться. Мальчик должен желать быть с ним. И он тянулся к нему, но пока что слишком уж боялся. Гарри удивился — не слишком сильно, как в предыдущие разы, но достаточно для того, чтобы выйти из сонливого состояния и начать разбираться в своих впечатлениях. Удивительно, что Волдеморт оказался на удивление гуманен и не применял к нему пытки или насилие, — ну, кроме ограничения свободы и наложенных ступефаев. Можно было даже подумать, что он бережет его сильнее остальных крестражей, поскольку ему и правда ничего не мешало превратить его в вещь или отправить в заточение, но он даже пытался поговорить с ним. Практически как наставник или учитель. Гарри мало с кем мог сравнить, но, пожалуй, по интеллектуальности Тёмный Лорд уступал разве что Дамблдору, не стремился ежесекундно уязвить его, как Снейп. Может, был не уверен, как же следует обращаться с живым крестражем? А может, нашел новую цель или способ добиться своего, а может, его просто ждали жестокие казни и завершающий этап переворота в Министерстве Магии. Тут Гарри вспомнились друзья, о которых он так и не успел спросить, пришла на ум школа — как они там под управлением Снейпа? Дисциплина, должно быть, на высоте, но он бы ни за что туда не вернулся. Лучше было бы погибнуть в борьбе с Волдемортом, но тот не собирался больше убивать его. Чего же он хочет от него? Повиновения? Страх поддаться его чарам был сильнее любопытства к этому человеку. Поскольку он был уже стопроцентно уверен, что стоит тому чуть плотнее заняться Гарри, он сам не сможет ему противостоять. Тем более теперь, когда он был один, вдали от друзей и знакомых. И это было страшно... И неотвратимо. Самое печальное, что сам разум будто бы предавал его, как нарочно сравнивая Волдеморта с остальными, кого Гарри знал, потому что подростковый ум искал ориентир, человека, который мог бы стать путеводной звездой, на кого он хотел бы равняться в мастерстве и умении управляться с данной им властью, но никто из тех, кого он знал, не подходил на эту роль. Дамблдор и Сириус Блэк были теперь мертвы, родители — недоступны, остальные профессора из Хогвартса, как ни крути, не могли сравниться с директором. Пусть Гарри и уважал их всех: И профессора МакГонагалл, и Флитвика, и мистера Уизли, и Ремуса Люпина, и многих, многих других, — но все они никак не годились в роли советчиков. Волдеморт же каждый раз оказывался кристально прав, и был уже не настолько страшен, как изображали его газеты и слухи остальных магов. Пожалуй, в своем окружении он казался интеллектуалом, а по части манер с ним мог равняться разве что Малфой — но Малфой был труслив, как страус, а Волдеморт равно умён и смел, хотя и употреблял свои способности лишь на дурные вещи. В конце концов, разве обязан наставник быть идеальным человеком. Дамблдор не был святым, — когда основная боль по его потере прошла, Гарри мог признать, что у того было немало скелетов в шкафу. Может быть, он сможет заимствовать ценные знания у Волдеморта в отрыве от того, чтобы разделять его знания. И даже сможет влиять на него сам? По крайней мере, если он хоть раз отведет его руку при казни невинных маглов, это уже будет благим делом. Так Гарри и решил поступить. Оставалось сообщить о своем решении самому Волдеморту. Но того не было ещё долго. Домовик на расспросы не отвечал, а больше Гарри никого и не видел. К счастью, в комнатке была полка с книгами по истории магической Британии и экземпляр "Фантастических тварей", а не то в одиночестве дни тянулись бы вовсе невыносимо долго. Может быть, именно из-за этого ожидания момент, когда тот явился, и взволновал Гарри так сильно. — Доброе утро, Гарри. — Здравствуйте, — Гарри чуть не вскочил от неожиданности. Всмотрелся в лицо, пугавшее его неделю назад до дрожи, теперь просто неприятное. "Разве оно важно? — убеждал он себя. — Главное — что стоит за ним". Лорд Волдеморт слишком долго был для него символом зла, а не личностью, с которой он смог ознакомиться ближе только сейчас. Глубокие глаза за красноватыми огнями казались зеленоватого, змеиного цвета — такие же, как у него самого. Узкий рот сжат. Правда, само настроение казалось почти приветливым. — Долго не появлялся. Зато дал тебе время хорошо подумать о себе... И своем выборе. Что скажешь? — Я хотел спросить, где мои друзья. Рон и Гермиона. И остальные. Как вообще вы можете требовать от меня лояльности, когда я даже не знаю, что происходит за стенами этого замка, где меня держат, — может, все они давно мертвы? — Я охотился за вашей троицей исключительно из-за тебя. Ну, мисс Грейнджер и мистер Уизли были мной отпущены вскоре после того, как вы расстались. И продолжают быть на свободе невзирая на то, что мисс Грейнджер не оставляла попыток разыскать остальные крестражи, которые, само собой, давно и надежно спрятаны отнюдь не там, где она их ищет. Тем не менее, в определенный момент она решила, что один из них может находиться в Хогвартсе, после чего проникла туда на пару с вашим рыжим другом. И практически сразу были обнаружены директором Снейпом, который, после пары строжайших выговоров, заставил их вернуться обратно к учебе. И я был бы тебе признателен, если бы ты намекнул друзьям, что искать остальные крестражи бессмысленно: они спрятаны надежным образом под моим присмотром. Более того, близок момент, когда они не понадобятся мне более никогда, и их попытки подорвать мою власть над магическим миром потеряют любой смысл. Они смешны и бесплодны уже сейчас, потому что министерство подчиняется моему ставленнику. Управление магической Англией под моим контролем, и немногие оставшиеся утешают себя разве что нелегальным радио и газетами. Думаю, я позволю им эти невинные развлечения — тем более, что реально угрозы они не представляют. — Звучит так, будто вы уже не сомневаетесь в своей победе. А что за секрет бессмертия? Вы уже нашли бузинную палочку и воскрешающий камень? Волдеморт кивнул с улыбкой не без самодовольства. — Я нашел хозяина старшей палочки. — И убили его? — Зачем? Он отдал мне ее сам, и обезоружен был совершенно бескровным образом. Это был твой давний ненавистник, Малфой-младший, кстати. — Ого. Но как? — Поразмысли ещё на досуге. Лучше скажи мне, ты понял, насколько бессмысленно было бороться со мной? Нет, не отвечай. Я слишком боюсь услышать очередное "Никогда, ни за что, память святого Альбуса" и прочее. — Да, но из этого следует другое. Наши судьбы связаны. А я не хочу иметь ничего общего с тем, из-за кого происходят убийства невинных. — Дорогим твоему сердцу грязнокровкам дана возможность покинуть Англию беспрепятственно в течение этого месяца. Оставшиеся же... Нет, не будут убиты. Я ограничу их в правах и не дам занимать посты в министерстве, но не более. Ты воображаешь меня не иначе, как среди рек крови, но, Гарри, разве это самое страшное? Куда хуже, если исчезнут все маги. Если однажды из-за глупой любви и толерантности к маглам они узнают о нас и захотят уничтожить? Мы слабеем из-за того, что их мир вторгается в наш; мы должны были бы править ими, но вместо этого ютимся на задворках. — Проникновенная речь. Я бы перешел на вашу сторону, не знай, что ваши прихвостни сотворили со многими моими знакомыми, с Сириусом, наконец, что вы сами сделали с моими родителями! Волдеморт тяжело вздохнул. Раздражения или злости не было — только тень печали и глубокая задумчивость. — Это была ошибка. Многое из совершенного тогда было ошибкой. Да, террор — не лучший способ заставить других разделять твои взгляды или заставить повиноваться. Сейчас я считаю иначе и стал другим. Может, даже похожим на старого интригана Дамблдора. Оправдывает ли это меня? Понятное дело, нет. Я, хуже того, не собираюсь просить у тебя прощения. Но произойди те события сейчас — я не стал бы допускать настолько бессмысленных убийств и истязаний чистокровных волшебников. — Да, это вас не оправдывает. — Но я думаю, что ошибка должна быть исправлена. Ты — волшебник с огромным потенциалом и способностями. И я чувствую свою ответственность за тебя. — Собираетесь взять на воспитание? Боюсь, немного поздно. Я уже не ребенок. — Но ещё не взрослый. Волдеморт накрыл его руку своей, и она оказалась на удивление не холодной, а тёплой. И сильной: когда Гарри захотел вырвать свою ладонь из-под его, сделать этого не смог. Правда, Волдеморт быстро отпустил его. — Не сопротивляйся своим же желаниям. Я не то чудовище, каким расписывали тебе меня директор и все прочие. А если и да — разве тебе не хотелось бы укротить такого монстра? — Нет. — Я видел твой интерес. Он снова взял его за руку в этом странном жесте, будто хотел показать, как они близки. Гарри вырывался только для того, чтобы в очередной раз убедиться, насколько тот крупнее и сильнее его. Волдеморт с легкостью опрокинул его на постель, на которой они вдвоем до того сидели, и навис сверху. — Не сопротивляйся папочке, мальчик мой. Так-то. — Вы мне не отец! — Думаешь, мне не удастся оформить опекунство? Вот правда? Дурсли будут рады отказаться от тебя и забыть навсегда, едва я появлюсь на пороге их дома. Сразу после этого ты должен будешь вести себя так, как хочу этого я, а не так, как вздумается. И не думай, что у меня не хватит духу наказывать тебя. — Круциатусом? — Розгами по заднице, — Волдеморт усмехнулся более чем язвительно. — Я не собираюсь воевать с тобой, мой мальчик, но дисциплина не помешает. Насколько помню, Северус говорил, что у тебя с ней большие проблемы.