Красивое имя

— Ты никогда не будешь для меня кем-то большим, чем просто безумным тираном, который запер меня в своей темнице, — протестовал запальчиво Гарри, хоть и знал, что это не вполне правда. За словом "Волдеморт" для него скрывалось куда большее: и ненависть, и дань уважения хитроумию, и боязнь, и смущение, и жестокость, и борьба, и непонятно как возникшая притягательность. Нет, точнее, понять он мог, ведь все началось когда-то с восхищения странным, но красивым именем. Лорд Волдеморт. И имя его оправдывало. Гарри даже считал, что имя это сделало его тем, кем он стал сейчас, — господином магических судеб, Смертью, обрушивающейся на предателей чистой крови и недостойных маглов. Волдеморт ответил ему: — Ты не прав ни в одной из частей своего обвинения. Мы вдвоём знаем, что связаны друг с другом и являемся куда большим, чем просто пленником и хозяином, так не лги себе. Что же касается слов "навеки запер", то знай, что я делаю это не столько по причине страха за свой крестраж, сколько за спокойствие едва установившегося мира. — Спокойствие?! Да я больше чем уверен, что маги живут сейчас в непрерывном страхе! — Нет, нет. Ты не прав. Не берём в расчёт тех, кто разделял и разделяет сейчас мои идеи, пусть их и немало, — но и остальные живут вполне себе мирной жизнью, не обращая внимания на мышиную возню горстки повстанцев. — И кроме тех, чьих друзей или родственников вы убили. — Не драматизируй, их было меньше сотни, включая случайных маглов. Сотня, ну хорошо, тысяча недовольных против пятидесяти тысяч английских магов: два процента. Ничтожно мало. — Не могу проверить, но уверен, что вы мне лжёте. Волдеморт закатил глаза. — Могу устроить тебе встречу с твоими дружками, если хочешь. То, чего ты так хотел, но боялся попросить. — Без вашего присутствия, пожалуйста. Не под присмотром. — Бога ради. Но, разумеется, я не такой кретин, чтобы позволить вам беспрепятственно обсуждать способы сотворить очередную диверсию против меня. И, если ты не знал, на слово "крестраж" я наложил проклятие. Каждое упоминание не проходит мимо моих слуг. — "Вещь-которую-нельзя-называть". Элементарно. — Моё проклятие улавливает суть сказанного. Отдел цензуры доложит мне о происходящем через секунду. И, кстати говоря, последствия таких обсуждений бесследными не будут. Каждое упоминание повлечет за собой боль. — Ваше единственное счастье — вот оно: причинять боль другим. Радость использовать "Круцио" безнаказанно! Удовольствие видеть чужие слёзы! Как я мог забыть слова вашей верной Лестрейндж. — С круцио она будет несравнима ни в коей мере. Скорее напомнит тебе достопамятные отработки у Долорес Амбридж. "Я не должен лгать", написанное добрую сотню тысяч раз... Не припоминаешь? Да как это можно было забыть! Одно лишь упоминание заставило Гарри задохнуться от гнева. — Вы можете спрятать свою суть от других, ваша власть будет незаметной и относительно гуманной только в ваших мечтах. На деле вы как были, так и остались сумасшедшим. — А что ещё я должен делать? Позволить вам троим преспокойно обсуждать, как меня убить? Потом, ты не принимаешь во внимание общее благо. — То есть? — Как ты считаешь, Гарри, неспроста ведь твоя подружка Грейнджер не могла найти упоминания о крестражах, когда искала этот термин в библиотеке? Оно не упоминалось, это слово, ни в одной книге, — и это правильно. Есть знания, которые должны оставаться скрытыми. Поэтому я запрещаю вам беседовать о крестражах. Ну, что скажешь? Смысл встречаться резко пропал? — Вы не понимаете смысла слова "дружба". Я хочу видеть друзей несмотря ни на что. Знать, где они, что с ними, убедиться... — Твой приятель, младший Уизли, живет сейчас у родителей в Норе, его подружка Грейнджер завершает образование в Хогвартсе, вот и весь секрет. Всего-то! Кого желаешь увидеть первым? — Но... Разве они не вместе? — только и смог выдавить из себя Гарри. Новость казалась подозрительной, но он хотел увидеть всё своими глазами. Волдеморт пожал плечами: — Видимо, нет. Я не интересовался причинами их расставания, но ты можешь расспросить при встрече. — Тогда я хотел бы сперва повидаться с Герми. Какими бы близкими друзьями не были они с Роном, Гарри не питал особых иллюзий по поводу сообразительности Рона, Гермиона же могла подсказать идеи борьбы и выход из нынешнего положения. — Свяжемся завтра с твоим деканом, профессором МакГонагалл. Назавтра пожилая мадам декан была удивлена, чтобы не сказать шокирована внезапным вызовом Волдеморта через каминную сеть. Так или иначе, для Гарри приятным сюрпризом было то, что она осталась на своём месте. Возможно, тёмные силы понимали, что замена декана Гриффиндора повлечет за собой ещё больше неприязни к ним. Открытого противостояния они не хотели и предпочли оставить все по-старому. — Мадам МакГонагалл, добрый день, — начал Волдеморт вполне учтиво. Однако она не позволила выразить себе полностью все те чувства, которые переполнили её при виде лица бывшего ученика. Когда рядом показался Гарри, она дала выход чувствам. — О Мерлин! Мы уже не надеялись! Как он оставил тебя в живых? Ты в плену? — Вроде того. Но мне разрешили выбраться ненадолго. Миссис Макгонагалл, скажите мне, как поживает Герми? Мог бы я завтра её увидеть? На следующий день, на двенадцать тридцать назначили встречу. Гарри трансгрессировал к Хогвартсу в сопровождении Волдеморта и Малфоя. Руки никто не связывал за спиной, но он чувствовал, как они оба напряжены, разве что Волдеморт маскировал это за змеиным бесстрастным лицом более успешно, чем его слуга. Высланная за ними повозка с фестралами отвезла их к воротам замка, где пути троих разошлись: первые двое направились к кабинету директора Снейпа, а Гарри, справившись предварительно, помнит ли он, куда надо идти, отпустили в кабинет госпожи декана факультета Гриффиндор. Странное дело: никто не держал его, не выкручивал руки за спиной, и было множество возможностей сбежать хоть при подъезде к замку, хоть в нем самом, а все же Гарри не спешил этого делать. Он, конечно, решил для себя спрятаться в выручай-комнате, но только после беседы с Гермионой. Коридоры казались как никогда бесконечными, пустыми и чужими. Люди на портретах шепотом переговаривались, увидев его, недружелюбно или со страхом. Наконец он добрался до высокой дубовой резной двери и толкнул её: Минерва Макгонагалл ничуть не изменилась, разве что белоснежных волос прибавилось, но смотрела все так же строго, как на нашкодившего младшекурсника, хоть и с сочувствием. — Здравствуйте, профессор Макгонагалл. Знали бы вы, как мне жаль являться сейчас перед вами не победителем, а проигравшим. Простите, если я не оправдал ваших с профессором Дамблдором надежд. Она бросилась к нему, на полдороги остановилась, сдержавшись, но всё-таки улыбнулась и приобняла его за плечи, пусть и более сухо, чем хотела вначале. Казалось, что какие-то подозрения закрались к ней, и это было немного даже обидно для него. — Как ты, Гарри? — Меня отпустили от силы на час и скорее всего следят. Я хочу видеть Гермиону скорее. — Хорошо, я велю привести её. Она вся в делах, которыми, кажется, пытается компенсировать ваше неудачное предприятие. — Но мы... — Я не виню тебя. — Но что я мог сделать? — Вот именно. Ах, вот и вы, мисс Грейнджер, — последнее относилось к девушке, вбежавшей в кабинет и сквозь слёзы бросившейся к нему. — В таком случае, я оставляю вас наедине. Она удалилась прочь, обернувшись кошкой. — Ты жив, жив! Не могу поверить. Все считают, что он убил тебя... — Это не в его интересах. — Или что ты предал нас... — Нет! —...раз не смог его победить. Но я все понимаю. — Ты отлично знаешь, что мне для этого пришлось бы убить себя! Но даже после того оставались бы остальные крестражи. Руку будто пронзило током, заставив согнуться от боли и прижать запястье к себе — сработал запрет на произнесение того самого слова и на неугодные Волдеморту опасные разговоры. Как сквозь пелену донесся ответ: — Вот именно. Я понимаю, но остальные — нет. — А что Рон? Разве ему не позволили доучиться, как и тебе? Он ведь чистокровный? — В том-то все и дело. Он сказал, что считал нашу затею безумной авантюрой и не захотел возвращаться. К тому же, теперь отношение к таким, как я, сильно поменялось. Окружение давит на него, а я... Я пытаюсь справиться с этим всем. — Ох, Герми, — он обнял её вновь, — всем нам приходится. И я тоже связан сейчас запретом. Они побеседовали ещё немного о способах справиться с нынешним положением, но Гарри никак не мог упомянуть о необходимости уничтожить крестражи и сбежать, Гермиона же вообще сочла, похоже, что Гарри об этом и вовсе не думает. Он расспросил ее немного о Джинни и всех прочих, и час пролетел, как восемь минут, не дав обоим возможности подобраться к сути проблем. Как расправиться с Волдемортом за час? Само предположение казалось смешным. А в целом, этот разговор оставил самый неприятный осадок. Он был почти рад, что покидает эти ставшие такими чужими за полгода стены, и так задумался, что упустил из памяти свои обещания себе непременно попытаться бежать — да это и не удалось бы, учитывая намертво поставленный запрет на трансгрессию в Хогвартсе. А выручай-комната не попадалась на глаза, как он ее не звал. Зато очень быстро за спиной образовался Малфой-старший, один, без Волдеморта, не вызывавший у Гарри ничего, кроме презрения после того, как он наблюдал за всеобщим унижением гордого Лорда на собраниях Пожирателей Смерти. Волдеморт не отказывал себе в удовольствии поддеть гордость слуги его родством с маглами и оборотнями через Андромеду и Нимфадору Тонкс. — Идемте же, Поттер. Даже в голосе сквозил страх перед ним. Волдеморт наверняка убьёт его, если он вырвется из-под его конвоя... Было бы забавно, но так и не удалось: тот торопливо втолкнул его в карету, запряжённую призрачными лошадьми, и всю дорогу до момента трансгрессии держал его под прицелом палочки. Вскоре они вышли поодаль от школы, встав посреди поля, чтобы трансгрессировать. Люциус замешкался, разыскивая порт-ключ, пока Гарри лихорадочно оценивал возможность бежать, пусть палочки у него и не было. Строго говоря, ещё приятнее было бы доказать, что он готов напасть на Люциуса с голыми руками. Вот если бы они приехали в Мэнор в момент, когда Малфой утирал бы кровь с разбитого рта или носа! Однако фантазия живо дополнила эту картину двухчасовой лекцией о ненадлежащем поведении. Или Волдеморт не стал бы тратиться на слова и попросту запер бы его в клетке снова? Или отхлестал бы розгами, как обещал недавно? Казалось бы, достаточные аргументы против задуманной выходки, но какая-то озорная, неуемная его часть, без которой Гарри не был бы сам собой, скомандовала ему на ухо: "Давай!", — и он бросился на Малфоя. Тот не успел даже взмахнуть палочкой и сотворить простейшие защитные чары словами, как Гарри сбил его с ног. Они повалились на землю. Стоило обезоружить Малфоя, но Гарри отчего-то решил вырубить его сильным ударом и дать себе фору во время побега — но отчего-то оказалось, что так бывает только в остросюжетном кино, в реальности же Малфой даже с разбитым виском и расцарапанной скулой не спешил отключаться, больше того, сбросил Гарри с себя и, не тратя больше время, связал его быстрым взмахом палочки и трансгрессировал назад в Мэнор так скоро, как только смог. Единственное, что радовало Гарри во время разбирательства, так это злое лицо Лорда Малфоя, превратившееся в подобострастное, когда тот донёс Волдеморту, что мальчишка хотел сбежать. — Идиот. Если ты не смог с ним справиться, связал бы заранее! — Но на пути туда вы обошлись без Инкарцеро, и я решил, что это не нужно. — С какой стати ты решаешь что-то чуть поважнее выбора блюда на обед без моего приказа? Слышать это было приятно, но следующий этап речи Волдеморта относился уже к нему: — Что касается тебя, Гарри, мальчик, то ты зря ждёшь, что я проявлю такую же лояльность, как и Дамблдор. Ему было плевать на твои опасные выходки — ты был нужен ему безрассудным и смелым смертником. Мне — нет, и придётся тебя отучать от таких необдуманных решений. Фенрир проводит тебя в твою комнату. Я приду чуть позже. Здоровенный оборотень, лохматый, нечесаный полузверь одним своим видом подавлял всякое желание дернуться или вытворить что-нибудь. Он сграбастал его когтистой лапой и за шиворот отволок наверх, далеко под крышу, в его чулан, зашвырнул туда и захлопнул дверь с такой силой, что стена содрогнулась. Гарри приподнялся, потирая ушибленный затылок. Строго говоря, нападение не обернулось ничем дурным (пока что), но и не принесло ни малейшей выгоды. Глупо, и правда. Неудивительно, что Волдеморт воспринимает его как импульсивного малоумного подростка, не отягощенного особым воспитанием, копия кузена Дадли, разве что в два раза тоньше. Но разве он такой? Нет, вовсе нет. Но теперь любые попытки показать себя с лучшей стороны будут натыкаться на волдемортовское презрение и сарказм, и он почувствовал себя нашкодившим котенком, которого тычут носом в лужу, несмотря на то, что никакого наказания ещё не было. Но, насколько Гарри представлял себе Волдеморта, тот ни за что не оставил бы эту попытку вырваться и побить Малфоя без внимания. "Жди, — сказал он ему, — я разберусь с тобой позже". Что ж, Гарри ждал. Поужинал бутербродами с подноса, который приволок шустрый домовик, попытался даже лечь и расслабиться... Получалось плохо. Несмотря на внешнее безразличие внутри словно накапливался снежный ком из страха, обид, ожидания самого худшего. Когда дверь распахнулась, он вздрогнул и сжался, хоть и не желал показывать испуга. Волдеморт стоял на пороге чёрной тенью, в руке держа волочившуюся по полу длинную плеть. — Нет! Если бы у меня была палочка, я бы показал, чего стою в бою. — Ты прекрасно продемонстрировал мне, что позволять тебе колдовать сложнее простого "Люмоса" значит подвергать всех вокруг неконтролируемому риску. Ты ведешь себя, как мальчишка — и я буду наказывать тебя соответственно. Раздевайся. — Да ни за что. — Не хочешь по-хорошему — будет по-плохому. Инкарцеро! Руки оказались связаны. — Встань на колени возле кровати, будь добр. Мне не хотелось бы применять силу во второй раз. Тон казался издевательски покровительственным. Добрым. Гарри запоздало подумал, что Том Реддл мог бы стать уважаемым профессором, и вполне возможно, не уступал бы Снейпу в манере вести уроки. Возможно, девушки даже больше любили бы его: ему, в конце концов, не чуждо было некоторое очарование, привнесенное властностью, интеллектом и манерой поведения. Как ни крути, он много позаимствовал у Слизнорта. Чужие пальцы коснулись обнаженной кожи над поясом штанов, и он вздрогнул, опомнившись от раздумий. С ужасом подумал: что, если тёмный лорд читает сейчас его мысли и думает, что Гарри нарочно хочет отвлечь его, польстить этим предположением, и стало ещё стыднее. Учитывая, что тот и так знает об его интересе, этом влечении, неудобном и необъяснимом. Но если и случилось так, Волдеморт этого не выдал. Вместо этого раздраженно прошипел что-то, стаскивая с него джинсы. Прикосновения его сами по себе заставляли вздрагивать против воли, будто он обжигался каждый раз или его дёргало лёгким током. То, чего он так боялся всё своё детство: чёрный человек, который придёт и схватит, и утащит в свою нору, и будет творить с ним ужасные вещи... Можно было, конечно, попробовать вырваться и сейчас, но куда Гарри побежит со связанными руками и полуголый? Позор, а не герой магического мира. Он уткнулся лицом в покрывало. Сжался, втянул живот и напрягся, ожидая удара. Шорох и прохладный ветер от взмаха, который заставил взметнуться мантию Тёмного Лорда. Затем послышался свист от рассекшей воздух плётки. Затем — удар и ожог. Дурацкий, прямо по заднице, как будто он драл маленького ребёнка. И ещё один. Он покраснел и нагнулся ниже, чтобы только не показать этого. Но стоило только привыкнуть к этой обжигающей кожу боли, которая как раз отлично перебивала память о касавшихся его пальцах, как всё прекратилось, и только кожа пониже спины горела огнем. — На сегодня хватит с вас, мистер Поттер, — раздался за спиной холодный высокий голос, — поскольку я даже не знаю, вызываю ли у вас желание поостеречься или ещё больший интерес. Знал, знал как всегда, всё знал. Гарри молча лежал, шумно дыша, сдерживаясь из последних сил. Оборачиваться было стыдно.