Красивое имя

Гарри полежал немного, уткнувшись в постель, затем встал, натянул неуклюже джинсы и упал на кровать обратно. Лучше бы тёмный лорд упражнялся на нем в язвительности до утра, лучше бы подвергал круциатусу или любой другой пытке, но нет, — решил унизить его, как ребёнка. Хуже всего в этой ситуации была совершенная неясность: что Волдеморт думал по этому нечаянно обнаруженному интересу? Вариантов была тьма: мог считать его частью себя и своей собственностью, мог представлять его своим преемником, мог — соперником. "Ничего подобного, не лги себе, — говорил ему внутренний голос, рассудочный и неприятный, — он считает тебя просто глупым мальчишкой, развращенным, дурно воспитанным, недостойным!" "Стоп, стоп, — возражал Гарри сам себе. — Не достойным чего? Быть приближенным к своему величию? Не могу поверить, что страдаю сейчас из-за этого... Из-за невозможности дотянуться до своего врага". Что не предпринимай — все без толку. Гарри останется для Него неуправляемым зверьком, которого нужно держать в клетке и который опасен даже сам для себя: неужели через это мнение не пробиться, не заставить его считаться с собой? Не вырваться отсюда? Можно было в кровь разбить кулаки о дверь, пусть даже выломать ее к черту и убежать, но куда и что в этом толку? Крестражи, сказал Волдеморт, под его присмотром, — значит, где-то недалеко. Или наоборот, на дальнем затерянном острове в океане, за которым лорд Волдеморт наблюдает ежедневно сквозь зеркальный шар? И как всё-таки узнать, что он думает? Это неизвестно. Один выход все же был, и он пришёл на ум Гарри, как только тот немного успокоился: в конце концов, не один Волдеморт владел искусством узнавать чужие мысли. Он, Гарри, тоже сможет это сделать, если сконцентрируется как следует, — ну, или хотя бы попробует. Стоило только улечься поудобнее, закрыть глаза и обратиться к чужой части своей души. Мрачный настрой поспособствовал этому, и вскоре можно было слышать прямо в своей голове чужой мрачный, усталый немного голос волдемортовых размышлений. Гарри удалось погрузиться в иное сознание не сразу, пробираясь сквозь тьму и паутину чужих мыслей, но когда нашел путеводную нить, представив себе своего врага и покровителя, то ему показалось, что он с головой нырнул в темный холодный омут. Там были одни дела, одни обязанности, и никакого счастья, никаких даже следов его, одна усталость и разочарование во всем, но одновременно и бесконечная сила справляться со всем этим. И цель — сияющие холодным ярким светом картины будущего. Того времени, когда маги станут свободны от необходимости скрываться, превратятся во властителей мира, а не в летучих мышей, скрывающихся на его задворках. И всяческой грязи не будет места в их рядах, поскольку они должны быть чище и лучше маглов, и свободны от им присущих пороков. Но первое место занимали текущие, сиюминутные проблемы: Волдеморт беспокоился о том, как тяжело оставлять под империо нынешнего министра, и о том, что надо удержать министерство магии в своих руках, а значит, самому появляться там чаще, и о том, как же установить контроль за границами Англии, и как завоевать доверие большинства, — и Гарри казалось, что этим скучным мыслям не будет конца и края. Но мысли текли все тяжелее и медленнее, успокоились, начали скрываться за короткими замечаниями о происходящем, — Гарри увидел, как Волдеморт на скорую руку ужинает, устраивая попутно выволочку Эйвери и Розье за нападение на маглов в центре Лондона, а после поднимается и уходит прочь. Ложится спать в небольшой гостевой спальне, и, кажется, совсем готов провалиться в сон... Это вызвало вздох разочарования: значит, о нем он не думает вообще, значит, Гарри не удостоился ничего, кроме мельком брошенного "так, этот надёжно заперт, на комнату наложены чары". Все эти годы, пока Гарри жил в привитом ему страхе назвать его проклятое имя и старался не вспоминать о нем лишний раз, в то время как мысли словно в насмешку возвращались к окутанной тайной фигуре, сам Волдеморт считал его не более чем препятствием на своём пути. Мелким, досадным недоразумением. И как же было неприятно осознавать это, и обидно, и больно: он был одержим им, считал его целью своей жизни... Ну хорошо, целью своей победы, — а Волдеморта заботили совсем другие вещи, Гарри был для него ребёнком и никем больше. Гарри наблюдал, как Тёмный лорд опустился на постель и почти почувствовал, как он вытянулся с усталой болью в мышцах и расслабился, готовый провалиться в сон. И вдруг: — Кажется, Мальчик мой, ты огорчен тем, что я уделяю тебе слишком мало времени? Слова прозвучали так явственно и близко, что Гарри оглянулся по сторонам: не подкрался ли тот сзади, чтобы прошептать это ему на ухо? — Ты боишься меня, но в то же время никак не можешь выкинуть из головы? — хрипло шипел он ему. — Ну же, признайся. — Нет, нет. — Милый наивный Гарри, который совсем не умеет лгать. Он так и не понял, были ли это мысли, или Волдеморт и впрямь обращался к нему, скрываясь где-то неподалёку. Волдеморт представил его себе в этот момент, и Гарри, заглядывая в его мысли, увидел себя со стороны, но образ был будто бы совсем не такой, каким он сам представлял себя со стороны, а сглаженный, приятный... Идеализированный? И тёмные волосы не торчали непослушным ежиком, а лежали чуть аккуратней, и выражение лица стало спокойнее, и глаза... Как никогда в этот момент Гарри понял, что у него глаза матери, зелёные, задумчивый взгляд с таящейся на дне озорной искрой. Неужели именно таким видел его Волдеморт? Или хотел видеть? Это было удивительно и приятно в то же время, пусть он и не мог понять, почему Волдеморт так представляет себе его: и правда видит его таким, увидев мельком пару раз и не присмотревшись повнимательней или дразнит сознательно, узнав, как Гарри нравился его псевдоним. Откуда иначе эти выражения и снисходительный, но благодушный тон? Возникла в мыслях внезапно страшная догадка: может, Волдеморт принял интерес и любовь к своему имени за нечто большее, за чувство симпатии к самому себе или даже хуже, за то, о чем Гарри сам и помыслить боялся? А страшнее всего было, что он и сам не был ни в чем уверен: так долго он запрещал себе думать о личности Тёмного Лорда, так долго натыкался на всяческие запреты и всеобщее молчание, связанное с его именем, — что теперь не знал, откуда берет начало та завороженность и боязнь, в которую он впадал каждый раз. Почему он и правда не чувствовал никогда желания броситься, отомстить убийце своей матери? Невилл, который был даже в чуть лучшем положении, чем он, ненавидел Беллатрису Блэк, пытавшую его родителей, и бросился на неё, не раздумывая, а Гарри оставался спокоен. Желал разве что обезоружить врагов, чтобы прекратить бессмысленную жестокость. Он боялся этих размышлений и пытался оправдать себя: хорошо, невольно он полюбил красивое имя Тёмного Лорда, затем был привлечён таинственной недоступной фигурой во мраке тайны, слышал без конца об ужасающих вещах, которые тот творил, чувствовал возложенную на него надежду, что лишь он, Гарри, сможет победить его, — что же поразительного в том, что он казался себе одержимым им? Но не смог победить, увы. И это было больно осознавать. Дверь открылась неслышно, и к нему вошёл неведомый ночной гость, сливаясь со тьмой, свидетельствуя о себе только еле ощутимым движением воздуха. Нет, он не застанет его врасплох! — Я знаю, что это вы. Не притворяйтесь. — Боже упаси. Едва вошёл, и с порога слышу обвинения невесть в чем. Люмос! Зажегся бледный свет, выхвативший хмурое лицо. Гарри встревоженно дёрнулся, хотел вскочить, но Волдеморт стоял вплотную к его кровати, и встать значило бы столкнуться с ним. Тот продолжил: — Хотя их должен слышать ты, а не я. Снова лез, куда не просят, а, крысенок? Хотел узнать мои мысли? С этими словами он навис над ним, опираясь на руки, взглянул в глаза резко и пронзительно, и Гарри почувствовал, как резко и бесцеремонно он вторгается в его мозг в отместку, ворошит недавние размышления, выхватывая все скрытое и тайное, включая то, что он сам хотел позабыть и не извлекать никогда, — а самое страшное, что при этом он не мог даже сопротивляться ему, чтобы выкинуть его из своей головы. — Прекратите! Не надо, не надо! — Гарри закрыл голову ладонями, точно это могло помочь, и хотел вывернуться из-под его испепеляющего взгляда, — но не смог, поскольку Волдеморт крепко удерживал его на одном месте. Схватив за плечи, он всматривался в мысли мальчишки, ожидая увидеть там наполеоновские планы на победу, смертельную обиду и вместе с тем страх перед собой. Но куда сильнее было другое чувство: благоговение? Одержимость? Привязанность? Ясно было одно, — что образ его не шёл у Гарри из головы, и в мелькающих мимо его внутреннего взора фантазиях он то и дело видел свою чёрную высокую фигуру, спрятанную за туманом страха и ожиданий. И это действительно льстило, и никакими уговорами мальчик не добился бы от него смягчения своей участи, как добился он этого, против воли приоткрыв часть своей души. И Тёмный Лорд решил сыграть на его чувствах. Он пошёл от противного: — Легко могу представить, что из-за гибели отца и матери имя моё не вызывает у тебя ничего кроме ненависти, и всё, чего ты хотел бы — это избавиться от меня навсегда, но тебе придётся смириться с моим присутствием в твоей жизни, какое бы отвращение ты не ощущал. Я чувствую необходимость завершить твоё воспитание и долг мой — не оставлять тебя, пока ты не повзрослеешь окончательно, раз уж все твои наставники и близкие оказались мертвы по моей воле. "Ну и не отпускать свой крестраж никуда, а заодно вытравить из головы все опасные для меня идеи", — подумал он, но не сказал вслух, естественно. И Гарри принялся опровергать его с жаром, свидетельствующим об его наивности. — Но это не так! Вернее, не совсем. В ваших руках опасная власть, и я хочу предотвратить дальнейшие смерти невиновных ни в чем. Чтобы вы просто прекратили их, и все. И ни отвращения, ни ненависти не чувствую вовсе... Поверьте. Вы искусный маг, хоть и злонамеренный. Он замолчал ненадолго, набираясь решимости для дальнейшей речи, вдохнул и продолжил: — Больше того, я думал все это время. И решил, что хотел бы, чтобы вы учили меня... Но не могу обещать, что это знание не обернётся против вас. Волдеморт при этих словах улыбнулся снисходительно. — Это первый признак преемственности, Гарри. Знания Дамблдора и Слизнорта обернулись против них самих, ты за них отплатишь. Правда, в тебе часть меня, и затея может выйти убийственной. — И я хотел бы, чтобы вы отпустили меня. И вернули палочку! — С тем условием, что ты останешься рядом. — Останусь. Мальчик выглядел мрачным, но было ясно, что на самом деле он удовлетворён, хотя боится показать это. — Тогда ты свободен. Я не буду запирать комнату на ночь. Палочку тебе вернут завтра. Надеюсь, у тебя хватит ума не сбегать зимней ночью в глухой лес. — Не бойтесь, — отозвался Гарри мрачно. Гарри впервые за длительное время спал спокойно и долго, и утром почувствовал себя вполне соответственно этому в хорошем настроении. Решение показалось ему верным несмотря на то, что позавчера он считал бы себя предателем. Борьба до последней капли крови, до последнего вздоха, какой он воображал её себе все эти годы, обернулась химерой. Старшая палочка была в руках Волдеморта, равно как и остальные крестражи с ним самим в том числе. "Даже если я убью себя, что с остальными? — проговаривал он мысленно в который раз. — В конце концов, я не смирился и стану пресекать любую несправедливость, какую увижу. И как только смогу, выступлю против него, поскольку знаю, что он неправ", — так обещал он себе. На ум тут же пришли слова Волдеморта о Дамблдоре и о том, что Гарри идёт на поводу у него, и что великий маг сам разделял идеи господства чистокровных волшебников над остальными. Углубиться в эти дебри значило запутаться ещё сильнее, а мир вокруг звал к действию, да и сам он, устав от заточения, горел желанием исследовать место, где находится. Дверь, как и обещано, была открыта. Полутемный узкий коридор петлял, часто поворачивая, но привел-таки его к лестнице, также тёмной и предназначенной, очевидно, для слуг. Спустившись на несколько маршей вниз, чтобы достичь, по своему расчёту, первого этажа, Гарри оказался в чуть более широком коридоре и вышел в холл. Забавно, но ноги, видно, сами привели его в исходную точку здешних злоключений. По правую руку открылся его взгляду сквозь высокие полуоткрытые двери огромный зал, тот самый, в котором Волдеморт допрашивал его и демонстрировал собранию Пожирателей: сейчас там было пусто, а от клетки и следа не осталось. Стоял длинный накрытый стол с высоким вольтеровским креслом во главе его, весь призывающий усесться за него, — точно ловушка в жилище людоеда, что приглашает сесть и отведать редких фруктов и вина, — и при этой мысли есть сразу расхотелось. Гарри пошёл обратно, дивясь пустому огромному дворцу и его богатству, которое сейчас, при свете солнца, виднелось во всей красе. Полы из наборного паркета, лепнина на стенах и под потолком, терявшимся в высоте, росписи и золото, золото везде, и много белого с прожилками мрамора, и старого потемневшего дерева, и светлой штукатурки. Но он так и не понял, где оказался, пока не поднялся по парадной красной лестнице наверх и не оказался в библиотеке. "Фамильное древо рода Малфоев", старый пергамент, висевший в рамке на почетном месте, явно намекнуло на хозяев замка. Гарри прошёлся вдоль рядов книг, выхватил даже одну и сел на кушетку, но читать не стал: задумался. Что теперь будет? В Хогвартс возвращаться не хотелось, и тут он отлично понимал Рона. Не было желания не потому даже, что неприятно было бы ловить на себе сочувствующие и разочарованные взгляды, — нет, скорее потому, что за последние полгода, прожив взрослой жизнью, он понял, как мало роли в ней играют книжные знания, как много зависит от тебя самого и твоей находчивости. Что теперь толку учиться? Да Волдеморт и не отпустит его. Наверняка не отпустит! Что-то подсказывало, что вместе с тем он даст ему любую должность, какую он пожелает. А если он захочет стать аврором, как было прежде? Конечно, для этого нужно было бы сдать финальные экзамены, но Волдеморт наверняка убедит профессоров принять их экстерном или, зная вредный въедливый характер Снейпа, хотя бы позволит ему учиться заочно. Только вот... Зачем теперь Авроры и от кого они защищают? Его кумира Кингсли в их числе уже точно не было. В зал влетел сквозь слуховое окно под потолком крупный чёрный филин, покружил над ним и сел в изголовье кресла, вперившись в него оранжеватыми, почти что золотистыми глазами. Наверняка эта птица принадлежала хозяевам, но едва Гарри отвернулся, как тот клюнул его больно в плечо, привлекая внимание, чтобы заставить Гарри выскочить и развернуться, потом протянул к нему когтистую лапу с привязанным к ней письмецом с печатью, явно желая, чтобы он ознакомился с этим посланием. Гарри отвязал его осторожно, приблизил к очкам — печать Министерства Магии! Как он не узнал ее раньше! Оно развернулось само собой, и, бегло проведя глазами по ровным строчкам, которые были написаны чуть трясущейся рукой, хоть и аккуратно, он понял, что его вызывают явиться туда для оформления опекунства над ним. Имя его будущего покровителя не называлось прямо, но сомневаться не приходилось, и новость сия его ничуть не обрадовала, пусть он вчера и дал своё согласие на эти действия. Заключил мир с врагом, который теперь... Который... А чем Темный Лорд ему, строго говоря, может угрожать? Выходило, что ничем, кроме шантажа жизнями друзей, — но уж этого он не допустит, будем надеяться. Гарри снова вздохнул. На другом конце зала раздались быстрые шаги, и в зал вошёл плохо знакомый ему Пожиратель смерти с равнодушным лицом и жестокой складкой у рта. Эйвери, кажется, — Гарри плохо помнил. — Ты получил предписание? — бесцеремонно, но без лишней грубости заглянул он в маленькое письмо у Гарри в руках. — Тогда летим в министерство. Он взял было его за запястье, намереваясь потащить за собой, но Гарри с отвращением отдернул руку. — Я сам пойду. — Ладно, но ты смотри мне, не дури. Я с тобой нежничать не стану, если что, — отозвался тот. По аналогии вспомнилось, как тащил его в свою комнату Волдеморт: да, так же грубо, может, даже сильней, но отдергивать руку тогда не хотелось. Гарри запоздало подумал, что не дался бы в руки никому из этой шайки, кроме одного лишь Волдеморта. При нем он чувствовал дрожь, страх и заключённую в этом страхе невозможность противиться. Эйвери меж тем вытащил его на аллею у парадного входа. Вдалеке виделись кованые ворота с большой буквой "М", украшенной завитками, — ещё одно свидетельство того, что он находится в Малфой-Мэноре. Снова стало неприятно и захотелось улететь прочь, что они и сделали вскоре, трансгрессировав в главный холл Министерства. Гарри едва успел оглядеться, пока спутник не утащил его быстрым шагом прочь оттуда. Достопамятную статую, изображавшую дружбу магов и магических созданий, убрали — а вместо неё стоял теперь не групповая скульптура с Пожирателями в масках, не прижизненный памятник Волдеморту, не череп с выползающей изо рта змеёй, наконец, а простой чёрный обелиск. Но пространство холла сразу стало казаться строгим и печальным, собравшись вокруг него и фокусируясь на его вершине. Эйвери уводил оглядывающегося Гарри прочь, и они погрузились в хитросплетения коридоров и переходов, достигли через несколько минут нужной двери и прошли внутрь небольшого круглого зала. Кажется, там собралась небольшая комиссия, нескольких пожилых волшебников можно было вспомнить по Визенгамоту: выглядели они не слишком довольными жизнью, и почти каждый избегал смотреть ему в глаза, думая, что толкает мальчика в лапы монстра. Волдеморт вошел через секунду после них, похожий на живой труп, высокий, с просвечивающей тонкой голубоватой кожей, под которой виднелись синими извилистыми линиями вены, и все разговоры смолкли, люди поднялись и сели только после того, как он махнул им рукой — садитесь, мол, — а потом главный из пожилых магов обратился к нему не без робости: — Заседание комиссии по усыновлению Гарри Джеймса Поттера объявляется открытым. Согласно заявления, поданного в комитет опеки и попечительства, предыдущие опекуны мальчика, маглы Вернон и Петуния Дурсль, считают невозможным более выступать в роли опекунов и выполнять свои обязанности по его воспитанию, в связи с чем они и подали прошение... Прошу меня простить... — отвлекся пожилой маг, углубившись в ворох пергаментов и отыскивая нужный, а когда нашел, бросил беглый взгляд на Гарри, будто ожидал от него взрыва гнева. — Так вот, мистер Поттер, перед комитетом встал вопрос о том, кто теперь будет отвечать за вас и выступать законным вашим представителем, пока вы не достигли ещё совершеннолетия. Поскольку желание взять вас под свою опеку выразил Том Марволо Реддл, лорд Волдеморт, мы рассмотрели его условия и нашли их удовлетворительными для того, чтобы обеспечить вам всё необходимое. Место жительства у вас имеется — это перешедший к вам по наследству особняк на площади Гриммо, где вы и поселитесь под присмотром опекуна. Тут он прервался на секунду, сглотнув, снова глянул на Гарри, который, к большому его облегчению, молчал, и продолжил уже спокойнее: — Опекун будет следить за вашим благополучием, управлять вашими средствами на счёте в Гринготтс, без права тратить их на свои нужды, естественно, а также будет ответственен за ваше обучение, если вы, мистер Поттер, захотите вернуться в "Хогвартс". — Гарри выразил желание учиться дома, что и будет сделано — под моим присмотром и под мою ответственность, — прервал его Волдеморт. — Необходимые ресурсы и средства у меня имеются, не сомневайтесь. — Мерлин упаси. Мистер Поттер, вы... — Я согласен. Глава комиссии удивленно вскинул брови, но тут же удовлетворенно кивнул. — В таком случае, прошу вас подписать вот здесь. И вас, мистер Реддл. — Отрадно видеть вашу оперативность в подготовке документов, — тихим хриплым голосом сказал ему Волдеморт, а тот поклонился угодливо с нервным смешком. Должно быть, старый маг и сам чувствовал себя в этот момент не более, чем прямоходящей крысой, но страх перед вернувшимся и возрожденным тёмным лордом был сильнее. Итак, очень скоро необходимые формальности были исполнены, и они покинули этот зал. Первым вышел Волдеморт, чуть позже, задержавшись, — Гарри. Значит, все? Выбор сделан, пути назад нет, — и он побрел медленно за чёрной мантией, удалявшейся по коридору. Люди шли вокруг, расступаясь перед ними. Волдеморт обернулся на него, дожидаясь, пока Гарри не догонит его, прошипел раздраженно: — Надеюсь, нет нужды тебя вести за руку. — Я иду за вами. — Будь добр, быстрей. У меня нет столько лишнего времени, чтобы ждать, пока ты не придешь в себя. Гарри хотел было огрызнуться, но затевать скандал на виду у всех не улыбалось, и ускорил шаг, чтобы догнать своего нового покровителя. — Но подождите! Куда мы сейчас? — На площадь Гриммо, само собой! Думаю, Малфой-мэнор изрядно надоел не только мне, но и тебе. Это было правдой. Ещё большее облегчение, должно быть, испытал бы при этом известии сам лорд Малфой. — А как же мои вещи? — Я распорядился забрать их. И вместе с ними тебя ждёт новый комплект учебников для седьмого года обучения. К освоению упущенной (из-за погонь за мной) школьной программы можешь приступить уже сейчас.