Красивое имя

Не зацикливаясь на смущенном и без того Гарри, перейдем к интересному. К Волдеморту. Что думал второй участник нашей драмы в тот момент, пока Гарри, оставшись один, пребывал в некотором подобии ступора, вызванного тем, что он, с одной стороны, проклинал себя за беспечность и дурацкое это письмо, с другой даже радовался тому, какой гнев вызвала его провокация у князя тьмы? Логическая часть сознания говорила ему, что мальчик невероятно глуп, раз не согласился с его идеально выверенными доводами в пользу своего господства и подлости Дамблдора. Сколько можно повторять одно и то же? Не устраивать диких выходок, смириться, доказать свою лояльность и получить свободу — ну, относительную, конечно, — вот и все, что требуется! Но нет, нужно устроить сложность на ровном месте, терзаться мнимой виной перед старым интриганом... Казалось бы, тут есть от чего потерять всякое терпение, — но что-то в поведении Гарри вызывало пусть не одобрение, но хотя бы снисходительность к его выходкам. Может быть, то, что Гарри полюбил его имя, и одновременно с этим так его пугался, что это было почти забавно, и самое смешное — рассчитывал-таки на победу, крысенок этакий, и хотел даже великодушно сохранить ему жизнь. И ни разу не пытался даже применить против него непростительные заклятья, один только Экспеллиармус... В голову Тёмного Лорда закралось подозрение. На страх и благоговение поведение мальчишки не тянуло никак, особенно последняя дурацкая выходка с письмом о самоубийстве. Как, ну как можно было подумать, что он не следит за личной почтой Гермионы Грейнджер? Гриффиндорки, грязнокровки, которая мечтала убить его, оставленной в Хогвартсе лишь из его милости? А может, Поттер вытворил это специально, чтобы позлить его? Но ведь он боялся... Нет, что-то здесь не сходилось. Последняя новость о том, что мальчик хотел найти место, где он остановился, и вовсе сбивала с мыслей, казалась абсурдной, если только.... Если только мальчик не... Да нет, абсурдно! И все же, если мальчик только не добивался его внимания и интереса. И это был хороший знак. Может, он станет скоро готов видеть его не врагом, а старшим наставником, даже, — кто знает, — другом? Но если бы Гарри хотел, то давно сказал бы — впрочем, вероятнее всего признаться в смене отношения ему мешает гордость, — ничего, лорд Волдеморт выдернет из него это признание, и тогда он перестанет играть надоевшую и скучную роль героя-повстанца. Волдеморт отпил немного из бокала с вином и проанализировал все действия мальчика снова, шаг за шагом. От него не укрылись мысленные мольбы о "только не подходи" и то, как Гарри боялся его прикосновений. Не шарахался, как от зачумленного, а именно замирал, как кролик перед удавом. И зачем же, в таком случае, ему знать, где спит его ночной кошмар? Сам Волдеморт, естественно, выбрал себе спальню Ориона Блэка, которую Гарри попросту не нашел: дверь была скрыта чарами. Может, пригласить его к себе: пусть полюбуется? Волдеморт засмеялся. Надо думать, мальчик испугается и откажется заходить. Или... Или нет? Ведь в конце концов все эти симптомы — и дурацкие поступки, и заторможенность при виде него, Волдеморта, и смешанные ощущения страха и интереса, и боязнь прикосновений, — вполне указывали на... Любовь? Ну, хорошо, влюбленность. Слабую, не осознаваемую ещё им самим, — но что в этом удивительного? Обычнейшая подростковая влюбленность в свой идеал или яркую личность, или даже школьного учителя. И она могла стать козырным тузом в укрощении строптивца. Волдеморт допил вино, улыбнулся снова широко растянув тонкие красноватые от вина губы и отправился к себе, наверх. Спальня, круглая и большая, с запахом старых духов от шёлковых простыней, встретила его холодом и тишиной. Погас свет, Волдеморт лег, надеясь поскорей согреться (вопреки всеобщему мнению, он не был холоднокровной рептилией) и подумал — исключительно в юмористическом ключе — что живой, тёплый мальчик рядом мог бы, между прочим, отлично его согреть. В конечном итоге, решил он, нет такого предела, какой он не решился бы преодолеть, чтобы сохранить эту частицу собственной души. И в этом, возможно, была его ошибка. Волдеморт может, и понимал её, и предвидел, и сам опасался, что с мальчиком будет больше сложностей, чем выгоды (не умрёт же он сам, в конце концов?) — но неосознанная вера в пророчество и желание преодолеть его сопротивление взяли верх. Они встретились на следующее утро за завтраком. К великому облегчению Гарри, Волдеморт не казался как-то особенно взбешенным вчерашним происшествием, не грозил особыми карами, мирно спрашивал об учёбе и о том, чем планирует его подопечный заняться далее. — Аврором, сэр. Я хочу пойти в аврорат, но прекрасно понимаю, что вы будете против. — И что же навело тебя на такие сомнения? — Ну, работа аврора сложная и опасная, а вы боитесь, что я погибну. — Тем не менее, многие доживают до старости. Взять хоть вашего знакомого, Грюма. — И вы будете бояться, что я узнаю слишком много лишнего о вас и ваших приверженцах... И их грязных делах. — И ты решил начать своё расследование уже сейчас? — Сэр? — Кричер сказал мне, что ты исследовал сверху донизу весь дом, чтобы найти — кто бы мог подумать? — мою спальню. Внешне Гарри не был испуган; не краснел и не бледнел, но в ушах снова стучало: "Он знает, он знает, откуда он все знает?" — и этому сопутствовал привычный ступор. Волдеморт с едва заметным ехидством в голосе продолжал: — Не подскажешь ли, зачем она тебе понадобилась? Что тебе нужно там, а? — Н-нет. Ничего. — Впрочем, стесняться мне нечего; идём! С этими словами он порывисто встал со стула и, ухватив Гарри за руку, потащил прочь из-за стола. Прохладная рука крепко держала его за запястье, и Гарри приходилось бежать за ним. Первую слабую попытку вырваться Волдеморт пересёк с лёгкостью, подтащил к себе поближе и пригрозил иначе тащить зашиворот, как щенка. Приказал строптивому мальчишке слушаться, почему-то на парселтанге, видимо, как привык приказывать своей змее. Рефлекторно хотелось вырваться, убежать, укусить — что угодно, лишь бы Волдеморт не касался его, но упасть и волочиться по полу за ним, как капризный ребёнок, казалось и вовсе нелепым. Тёмный Лорд меж тем встал напротив ложной арки в холле третьего этажа, взмахнул палочкой, произнеся заклинание, которое Гарри, нервничая, даже не запомнил, и через открывшуюся в стене дверь утащил его внутрь. Если спальня Гарри была узкой, совершенно скромной, то опочивальня Блэка-старшего достигала не менее семидесяти футов в длину и обставлена была с поистине королевским размахом. Вся в чёрном бархате: и полог, и портьеры, и занавеси отдавали пылью, и разве что паутина, свисавшая со сводчатого потолка, сохраняла белесый цвет. Окна были завешены почти полностью, и через узкие оставленные щели падал тусклый дневной свет. В глубоком алькове, в совершеннейшей непроглядной тьме пряталась кровать под балдахином; но Волдеморт потащил его, конечно же, не туда — силой усадил в ближайшее мягкое кресло с резной спинкой, напротив окна, сам неспеша опустился в соседнее. — Так что же ты ожидал здесь найти, милое дитя? А? Доказательства моей непомерной развращенности и Беллатрису Блэк? Ах, нет, ты же уже почти год как занят поиском крестражей — и, как я понимаю, считаешь меня таким же идиотом, раз думаешь, что я стану держать все крестражи в одном месте. Тем не менее, разрешаю их поискать, даже посмотрю с интересом на тебя. Волдеморт начал реплику с обвинений, но окончил с извечной улыбкой чеширского кота, быстро стершейся с его лица, — и это сбивало Гарри с толку. Хуже того, Волдеморт воплотил только что его детские кошмары, затащил в свое логово монстра, но — что крайне удивительно — не растерзал. Но... Может, он собрался сделать что похуже? Совершить насилие другим способом, не таким болезненным, как круцио, но куда более унизительным? — Что же ты медлишь? — продолжал он. — Что ты тут хотел? Гарри вскочил с места и кинулся к дверям, — но тех не было на месте; потом он понял, что двери занавешены портьерами, запутался в них, наконец, кое-как откинув и нащупав ручку, принялся её дергать. Дверь была закрыта. Он беспомощно оглянулся на Волдеморта, все так же спокойно сидевшего в кресле. — Выпустите, выпустите меня отсюда! — Что нужно сказать? — Пожалуйста! Пожалуйста, сэр, прошу вас! — Ответ неверный. Сказать нужно было "Алохомора". — Волдеморт насмешливо фыркнул, поднялся и продолжил: — В любом случае, поздно. Теперь она не откроется. — Нет-нет-нет, пожалуйста! — панически простонал Гарри. — От чего это ты так разнервничался? Ума не приложу. — Он медленно приближался. — Не съесть же я тебя, в самом деле, хочу? Он подошёл вплотную, оперся о стену руками по обе стороны от Гарри, не давая вывернуться и посмотрел на него внимательно. — Да что с тобой? — Это ваше присутствие так на меня влияет. Гарри хотел бросить это с тем же лёгким оттенком презрения, что и Волдеморт — но свой тон показался ему дрожащим, оправдывающимся. — В самом деле? Ну, успокойся. Иди, ляг на кровать, можешь даже порыдать в подушку. — Нет! Ни за что. Никогда, никогда не стану... Истерика Гарри начала действовать Волдеморту на нервы, мальчик отворачивался от него, боясь показать лицо все в слезах, и Темный Лорд, теряя терпение, швырнул его на кровать, но, по правде говоря, не ради каких-либо посягательств: пол, вымощенный мраморными плитами, был слишком твёрд, а кресло — слишком вычурно украшено, и если бы Гарри неудачно ударился виском о какую-либо завитушку на спинке, Волдеморт мог бы винить в потере крестража себя одного. Сперва Гарри вскочил, но Волдеморт опрокинул его назад, навис над ним, как гигантский нетопырь. — Ну, тихо! Что же с тобой случилось, мой мальчик? Кажется, говорил, что боишься — и в тоже время так беззастенчиво и отчаянно провоцируешь. — Чем... провоцирую? — Провоцируешь тем, что в недавнем своём письме к мисс Грейнджер ты грозил расставанием со своей юной жизнью. Провоцируешь тем, что без конца влезаешь в мою. Тем, что никак не хочешь подчиниться мне, наконец! Волдеморт был близко, так, что слышно было сиплое дыхание, тяжесть и силу полузмеиного тела. — Хватит так играть со мной! Как будто... — голос Гарри дрогнул, раздался всхлип. — Как будто вы ничего не понимаете! — А что я должен был понять, скажи на милость? Что ты нервный неуравновешенный подросток? Это замечательно видно и так, мог бы не стараться демонстрировать мне очередную свою истерику. Слова Тёмного Лорда были холодными и не сдержали Гарри ни на секунду. Он чувствовал, как в горле набухает что-то, мешающее говорить, и силился, как мог: — Что я... Что я... Гарри не смог закончить. Волдеморт держал его за плечи, смотря внимательно, и, как ни странно, в последние секунды ему показалось, что взгляд у Волдеморта куда теплее, чем его голос. Волдеморт закончил фразу за него: — Полюбил меня. Понимаю и весьма сочувствую. Волдеморт нагнулся ещё ниже, и Гарри зажмурился от страха, ожидая, что тот вцепится в него мелкими острыми зубами — но нет. Лба коснулись мягко чужие, чуть влажные и прохладные губы. И это было так дико и непривычно, что Гарри замер, ловя это мгновение, чтобы запомнить его навсегда. Но Волдеморт быстро отстранился и ушёл, проскользил чёрной тенью за дверь. Недавнее желание было исполнено.