Красивое имя

Первое время после этого поразившего его и такого неожиданного поцелуя Гарри ещё долго лежал в совершенной прострации, осознавая и запоминая в деталях этот странный жест. Нервная дрожь через пару минут прошла; он открыл глаза с опаской, огляделся — никого. Дверь была растворена, — выходи и не бойся, — но ему до последнего казалось, что это мираж. И даже подозрительным казалось, что тёмный лорд не запер его у себя, и вообще все его поступки казались дикими и совершенно неправильными. "Волдеморт со своей стороны наверняка думает обо мне то же самое", — подумалось Гарри. Мысль эта чуть не вызвала у него улыбку, но он сдержал её, задумавшись о себе и о своём пути, и обо всем том, что происходило вокруг. В случившееся десять минут назад уже не верилось. Неужели Волдеморт, воплощенное зло, поцеловал его? Не укусил до крови, не кинул в него непростительным заклятием... И было в этом поцелуе нечто покровительственное, почти отеческое. "Интересно, — подумал Гарри снова, — будь жив мой отец, целовал ли бы он меня так же?" — и, как ни странно, ему казалось, что нет. Джеймс Поттер, как знал он его по рассказам Ремуса Люпина и крестного, был отличным другом, всегда почти был весел, временами грубоват, и такой жест никак не вязался с ним. Может, Волдеморт и впрямь надеялся заменить ему отца? Если это и было притворство с его стороны, то весьма натурально сыгранное. Нет, нет, он не должен поддаваться его чарам, он должен помнить, кто здесь мастер лжи и обольщения! А что, если нет? Строго говоря, до сих пор Волдеморт вёл себя гуманно. Так по-отцовски, заставляя Гарри вспомнить свои мечты, надежды и страхи... Жаль только, что Гарри испытывал к нему далеко не детское чувство, — и сам боялся назвать его вслух. Так что это был ещё вопрос, кто кого провоцировал. Стыдно и совершенно ужасно — да! — но Гарри был не против повторить этот опыт. Пожалуй, он даже знал, как этого добиться: просто думать почаще об объятиях этой гигантской чёрной летучей мыши с плоским носом, вспоминать мягкое касание чужих губ, — и он знал, к сожалению, что будет делать это даже против собственной воли. И пусть тогда Волдеморт, невовремя воспользовавшийся легилеменцией, сам стыдится чужих грязных мыслей. С этими мыслями и истинно подростковой наглостью он успокоенно уснул, забыв даже при этом, где находится. Волдеморт, вернувшийся спустя час, застал свою спальню по-прежнему занятой. Правда, он теперь и дневал и ночевал в Министерстве, пересматривая старые законы и стараясь как можно лучше продумать пути воплощения своих идей в жизнь, — так что он посмотрел на сопящего носом мальчишку, развернулся, вышел из особняка и трансгрессировал к месту нынешней дислокации Пожирателей Смерти, где его ждала гора неразобранных дел и проблем. Избавиться от маглорожденных волшебников оказалось во много раз сложнее, чем казалось вначале. Орден Пожирателей смерти отказался от их казней; не потому, конечно, что Волдеморт стремился выполнить данное Гарри обещание прекратить череду смертей, а потому, что слухи об убийствах начинали доходить до магов в соседних странах, а это, в свою очередь, угрожало магической Англии — вернее, власти Волдеморта над нею. Захватить ее и усадить своего приближенного, Малфоя, в кресло министра магии оказалось куда проще, чем удержать эту власть в своих руках, и теперь Волдеморт отчаянно балансировал между сокращением прав маглорожденных магов и сохранением спокойной обстановки. С тоской и светлой грустью вспоминал он о Хогвартсе, который когда-то был его изначальной целью. К счастью, тот был вверен в надежные руки Северуса Снейпа, и насчёт него можно было успокоиться — зато Министерство Магии грозило стать вторым его домом. Кто же знал, во что все выльется? Волдеморт саркастическим тоном сказал сам себе, что через десяток лет и здешние запутанные коридоры станут ему родными: остаётся только ждать. Правда, не было никакой уверенности, что муторные рутинные проблемы затмят яркие впечатления детства — что ж, в его руках перекрыть их ещё более яркими и приятными воспоминаниями. Нет, в Министерство он не будет входить как безвестный полукровка. Он войдёт в него как триумфатор, — пусть многие и боятся его, это лучше, чем если бы о нем никто так и не узнал ничего. Установление новой власти следовало отметить во внутреннем кругу Пожирателей смерти: Волдеморт наметил праздник через три дня. И решил появиться на нем с мальчишкой. Пожалуй, это будет даже забавным и привнесёт долю риска. Десять часов рабочего дня пролетели как один, и Волдеморт оторвался от анализа статистики и прочтения отчётов только глубокой ночью. В Министерстве стало тихо и пусто, а далекое шарканье шагов ночного сторожа сливалось с этой с тишиной и усиливало ее. Волдеморт поднялся, с трудом разогнув спину, посмотрел в окно на ночной Лондон, полный сияния белых и желтых огней, втянул запах прохладной влажной февральской ночи, подумал, не вернуться ли обратно в особняк Блэков и вернулся мыслями к Гарри. Не мешало бы посмотреть, чем тот занят в сей полуночный час. Формальная логика твердила ему, что мальчишка обязан спать, но житейский опыт и память своих юношеских лет напоминала, что ночной сон — удел малых детей и пенсионеров, а Поттер наверняка почти занимается какой-нибудь присущей его возрасту дурью: играет на своём странном маленьком цветном экране, обследует закоулки блэковского дома в наивнейшей попытке найти крестражи, — да что угодно делает, но только не спит. Тем более, что он отлично выспался ещё днём. Волдеморт прикрыл глаза полупрозрачными веками с синеватыми прожилками и обратил свои мысли к Гарри Поттеру. Тот, как ни удивительно, лежал в кровати, но не спал: поток его мыслей почти оглушил Волдеморта. "Поцеловал, поцеловал, господи, как он вообще мог до меня дотронуться, о боже", — кричало его сознание. И через секунду: "Хотел бы я повторить это вновь!" Последняя эта фраза шокировала Волдеморта, насколько это возможно. Нет, конечно, от мальчишки только и приходилось ожидать какой-либо сумасшедшей выходки, да и жизнь с маглами никак не должна была способствовать душевному здоровью, но это было слишком. У него промелькнула мысль о провокации, но тон казался искренним, вернее, типично нервным для Гарри, пополам с истерикой, да и потом, следовало ожидать чего-нибудь подобного. "Хорошо. Возможно, это будет травматическим опытом, но ты его получишь," — пообещал он себе и ему. Кто виноват, что ты дал Темному Лорду такую хорошую зацепку — изобразить отеческую, покровительственную заботу, опираясь на желание иметь родителей, которые, в отличие от равнодушных Дурслей, будут волноваться и заботиться, может, даже подавляя отчасти волю? И он был прав, трактуя психологию Гарри в таком ключе. Волдеморт исчез на время, чтобы мальчик начал волноваться, почти скучать, и ныряя в чужие мысли каждый вечер, неизменно обнаруживал желание видеть себя, похожее на одержимость. Страх и любовь. И это было приятно, это могло бы даже растопить сердце, если бы оно было у него, но Волдеморт так давно подавлял всякие свои искренние чувства и желания, что не был в этом уверен. Гарри старался не слишком себя накручивать, но все же похолодел, услышав через три дня вечером знакомые тихие шаги вдали по коридору. Театрально вырисовалась на пороге темная фигура; Волдеморт был в маске, но быстро её снял. — Здравствуй, Гарри. Хриплый голос давно должен был стать привычным, — но нет, пробирал до мурашек. Пришёл он наказать его или просто рассказать усталым голосом список уроков на завтра? Холодность завораживала. — Здравствуйте. Зачем вы пришли? — Кажется, ты много думаешь обо мне. — Вам только кажется. — Да? А я уж было решил, что ты скучаешь по мне, мой мальчик. Сказано это было будто бы с насмешкой, но Волдеморт быстро вернулся к серьёзности, не спеша вошёл и сел на край его кровати, будто нарочно игнорируя стул. Гарри отодвинулся, натянув покрывало до плеч. — Скучаю? По садисту и психопату? Увольте. Не испытываю к вам ничего, кроме... — Ты лжешь. Лжешь, как всегда, и даже не понимаешь, как смешно это выглядит со стороны, мой мальчик. — Не ваш. Гарри отодвинулся так далеко, как мог — не более пары дюймов — и окончательно вжался в спинку кровати. Интуиция сигнализировала ему о том, что сейчас что-то случится, но что, если наверняка следивший за ним Волдеморт окажется не готов к такому безумному желанию, взбесится, снова сочтет все за провокацию? В этот момент Гарри осознал вдруг, что будет рад чему угодно: даже если строгий наставник ударит его сгоряча, или снова отходит плеткой, или воспользуется каким-то лёгким вариантом круциатуса. О взаимности он запретил себе мечтать, да и о какой вообще взаимности может идти речь между ним и давним его кошмаром, врагом, убийцей родителей? Она предполагает равенство, хоть какую-то общность взглядов и интересов, но они не были равны, больше — были диаметрально противоположны, и гораздо проще для Гарри было думать, что это кусок чёрной души Волдеморта внутри него тянется к своему хозяину, чем признать, как притягивает его взгляд и мысли Лорд Волдеморт, как он хочет видеть его неотрывно... И ощущать. А тот продолжал вкрадчиво: — Не мой? Точно? Но ты очень хочешь стать моим... Да? Ну же, не лги ни себе, ни мне! Думаешь, я не видел твоих мыслей в эти три дня? А? — Я слишком сильно боюсь вас, вот и все. А вы пользуетесь. Это была такая откровенная ложь, что он сжался в преддверии взрыва гнева. Но его не было. — Но это был вовсе не страх, поверь. — Волдеморт рассмеялся еле слышно и добавил: — Грязный, грязный мальчишка. На его губах была улыбка, тонкая, но широкая. Он нагнулся к нему близко-близко и приник к шее. Поцелуй, похожий на укус, обжег кожу. Гарри неосознанно откинул голову, поддаваясь ему, хотя потом ни за что не признался бы себе в этом. Горячий, влажный язык и мелкие острые клыки заставляли вздрагивать от каждого прикосновения. Стало жарко, хотя до этого гостевая спальня не отличалась хорошим отоплением. — Нет, нет, не надо...— тихо простонал он, хоть и сам понимал, что смысла мало: тёмный лорд давно все понял. Волдеморт ответил: — А ты попроси меня получше. Сейчас твоё "нет" звучит как "да". Но Гарри промолчал. Этот поцелуй, которого он и ждал, и боялся себе признаться, заставил его вздрагивать от желания, но едва он представил, какие должны остаться следы — как стало ещё жарче. Волдеморт накрыл его своим телом, почти лежал на нем, опираясь только на ладони, огромный (по крайней мере, крупнее самого Гарри), и у него даже не было сил сбросить его или вывернуться — да и желания не было. Как и когда страх перерос в желание — Гарри не знал, но понимал только одно — что хочет, чтобы этот момент не кончался. Даже лёгкий укус на шее не болел, а зудяще покалывал, и хотелось, чтобы мягкие, еле тёплые губы касались шеи снова; в то же время Гарри боялся выдать себя слишком громким и откровенным стоном. Лицо змеи-вампира было совсем рядом, и приоткрывая украдкой глаза, Гарри мог видеть, как Волдеморт втягивает носом запах его кожи, а узкие ноздри дрожат от предвкушения. Вопрос был только в том, как далеко собирается он зайти? Настойчивый сильный укус вывел его из задумчивого плавания по волнам и показал ему, что намерения больше чем серьёзны. И с новой волной холодного ужаса Гарри понял, что никак не ожидал такого развития событий. Он был к ним не готов. Впору было снова себя проклясть. Как только Волдеморт оторвался на секунду, Гарри вырвался, преодолевая одолевшую его слабость, и уткнулся лицом в угол, стараясь не всхлипывать слишком громко. — Нет, пожалуйста, сэр. Не надо. — Что с тобой снова? — Я не готов к такому. — Зато в области провокации ты мастер. Это был сомнительный комплимент. Он понял, что краснеет. — Уйдите, прошу вас. Голос из-за подушки звучал глухо. — Не прячься, это по-детски. Гарри вздохнул глубоко, подвинулся назад и повернулся к нему. Волдеморт потянулся к нему снова, но в этот раз дотронулся до его руки и взял её в свою. — Почему бы не перестать скрываться от себя? Только не начинай рассказывать мне про предательство светлых идей бывшего директора. Я не вынесу в третий раз объяснять, почему он не был таким святым, каким казался. — Я и не прошу. — Ты переосмыслил его роль в своей судьбе? — Я понял, что Дамблдор исходил из собственных интересов, скажем так. Но он был хорошим учителем. — Тем же могу стать я для тебя. — Вы уже стали. Ваши методы действенны, хоть и опираются на насилие. — Но ты даже начал испытывать ко мне некоторую привязанность, как я вижу. — При этих словах Волдеморт усмехнулся, но уже без тени жестокости. — Кстати говоря, хочешь убедиться своими глазами в том, что никакого террора в отношении маглорожденных волшебников нет, равно как и представленных тобой страданий? Можем отправиться завтра в Министерство Магии вдвоём. — Я — на правах вашего трофея? — Нет, отчего же, — подопечного. Ученика. — Вы понимаете, что обо мне подумают? — Думаю, верные твои друзья найдут оправдание для тебя. Решат, что ты под империо, что я тебе угрожаю, что это вообще не ты, а некто другой в твоём обличье. — А остальные? — А остальные слишком заняты собственными проблемами, чтобы беспокоиться ещё и о тебе. Поверят первому дошедшему до них слуху — и забудут через минуту. Вот и все. — Всё-таки я боюсь, что друзья будут думать обо мне плохо. — Значит, не такие уж они тебе и друзья. — Поймут, что я поддался... Да я и сам ненавижу себя за это. — Это ложная совесть. Прекратить стонать. — Легко вам говорить — у вас совсем никакой нету, — возразил Гарри, но тут же рассмеялся. Он просит своего худшего врага выдумать оправдание тому, что они появились вместе не во время дуэли или схватки! Трагикомедия, и только. — Чудовищно наглый и хамский мальчишка. Думаю, Дурсли излишне мягко тебя наказывали. Но я положу этому конец.