Красивое имя

— Вы не сможете, — возразил Гарри, отодвинувшись подальше на всякий случай. Улыбка была лукавой. — Ошибаешься, мальчик. — Волдеморт достал бузинную палочку, постучал ею о ладонь, пробуя, как плетку. Смерил Гарри полупрезрительным взглядом, в котором плясали тем не менее смешливые огоньки. Но в этот раз строгий холодный тон не возымел того действия, что бывало раньше, во время их первой встречи в министерстве магии, например, — Гарри его не слушал. Взгляд у него был затуманенным, а еле заметная непроизвольная улыбка довершала образ человека, ушедшего в себя. Волдеморт собрался было произнести колкую фразу, но понял, что она вряд ли дойдёт до адресата: очевидно, мальчик был сражен произошедшим пять минут назад поцелуем и ему требовалось время на осознание случившегося и на то, чтобы прийти в себя. "Если так пойдёт и дальше, мальчишка ошалеет от счастья. Строже надо быть, строже. Я определённо порчу его", — подумал Волдеморт, поднимаясь и покидая спальню. Гарри опомнился только когда хлопнула входная дверь. Он вскочил было остановить Волдеморта, но быстро сел обратно. Ощущение прикосновения чужих губ не отпускало — тем более если он сразу вслед за этим вспоминал, кто его целовал. Безумие, и притом опасное безумие — вот что это было. Но самое главное, осознание того, что для Волдеморта он тоже что-то собой представляет, что тёмный лорд вообще может что-то ощущать кроме сытого змеиного удовлетворения чужой болью, было для Гарри открытием. Он запоздало думал, что напрасно демонизировали его все эти годы его учителя с директором во главе и школьные друзья. Ещё он подумал, что, пожалуй, еще никто не пытался разобраться в том, что он чувствует: его либо боялись, либо обожали. А Гарри хотел теперь — и ещё хотел следовать за ним неотрывно. Особенно сейчас, когда главный барьер был сломлен. Наутро они рука об руку вышли из особняка на площади Гриммо и трансгресировали в министерство магии. Время было утреннее, начало службы, и в двери потоком тянулись вереницы ведьм и колдунов, шумных и молчаливых, весёлых и грустных, одетых во всё серое или пёстрых, как попугаи; но при виде них толпа расступилась. Гомон, правда, не стих, разве что шепота стало чуть больше. Волдеморт шёл, и остальные давали ему дорогу. В глазах магов был страх, но без откровенного ужаса. Никто не пытался напасть, крикнуть что-то вслед, к его спутнику тут как будто бы успели попривыкнуть. Некоторые, ещё год назад любезно улыбавшиеся Альбусу Дамблдору, даже кланялись ему, и в этот момент Гарри мог убедиться в лицемерии большинства чиновников. Он назвал их мысленно продажными крысами, но тут же подумал, что они люди подневольные, да и получившие власть пожиратели смерти могли запугивать их, угрожая карой за отступничество. Вскоре они поднялись на несколько лестничных пролётов вверх и вошли в огромный зал, высокий, полутёмный, ничуть не меньше обеденного зала в Хогвартсе; все места в нем, и партер, и ложи были заняты. На передних местах сидели отдельной группой приближенные из числа пожирателей, но рядом были и другие маги, и молодые, и старые, сановитые, из числа тех, что Гарри помнил еще по Визенгамоту. Сидеть в этой компании было бы неуютно, но к его облегчению тёмный лорд потянул его за собой, на кафедру, с которой намеревался произнести речь. Гарри устроился поодаль, в углу сцены — но и там под сотнями глаз было неловко и хотелось спрятаться за занавесом. Зал был полон носившегося над рядами шума, который смолк, едва Волдеморт неспешно поднялся и встал за кафедрой. Ему не пришлось стучать палочкой о стол или кашлять, чтобы привлечь к себе внимание, поскольку люди замолчали, едва увидев его. В зале стихло, раздавался иногда тихий шорох или шёпот, и ничего более. Ни смеха, ни голоса, одни глаза, устремлённые к возвышению и готовые ловить каждое движение нового господина магической Англии. — Драгоценные друзья, спутники и соратники, — раздался хриплый голос. — Я собрал вас здесь в особый день, который ознаменует начало новой эры для нашей страны. Отныне магическая Британия и маги, населяющие ее, станут свободны от векового гнета страха, от подчинения глупым законам маглов, от засилья невежества, от грязи в своих рядах! Многие из вас — я знаю это — не согласны с моими методами, но лишь они приведут нас к великому триумфу. Нам не будет нужды скрываться. Магия станет править миром. Среди магов не будет больше низших или изгоев, поскольку маглы станут служить нам. Нет больше нужды прятаться на задворках их мира! Послышались аплодисменты; сперва несмелые и редкие, затем перешедшие в шквал хлопков и выкриков, но довольно быстро стихшие. Волдеморт говорил хрипло, не слишком громко, тянул шипящие, но проникновенно, и все внимали ему как никому другому: страшная слава ещё не выветрилась из памяти, и ему не требовались угрозы, чтобы заставить считаться с собой. Он рисовал перед магами картины сияющего счастьем будущего, перспективы и панорамы которого очаровывали. Те же, кто не верил в утопию, были успокоены по крайней мере тем, что Волдеморт обещал навести порядок в Министерстве, повысить жалованье рядовых чиновников, не запрещать деятельность отдела исследований и дать маглорожденным право покинуть Британские острова. В конце он представил нового министра магии — Люциуса Малфоя — и спустился с кафедры под шум оваций, но не ушёл: сел тут же, в приготовленное для него специально кресло с высокой спинкой и принялся со змеиной улыбкой слушать ответные речи. Взволнованно и с некоторым страхом благодарил его за оказанную честь Малфой, сдержанно и немного мрачно, что и неудивительно, поздравил с победой Снейп... Потом Гарри быстро заскучал, выслушивая одно за другим трусливые славословия министерских магов Волдеморту, тому, кого все эти люди ещё полгода назад считали чудовищем, а год назад и не знали вовсе в большинстве своём. Запоздало трепыхнулась в нем мысль сбежать, но, отогнув занавески, он понял, что никакого глубокого задника там нет. Была, правда, дверь — может, в кладовую, — но запертая. Гарри с тоской посмотрел на ближайший выход из зала: как раз у сцены, но путь к нему пролегал по открытой всеобщему вниманию площадке. Да, раньше бы он рискнул, непременно рискнул сразу, не медля, а теперь, задумавшись, начал взвешивать "за" и "против". Волдеморт ведь не оказался таким уж чудовищем, не бил, не унижал — ну, почти — что там, вообще почти не присутствовал в особняке Блэков. Обещал сейчас показать, что убийства маглорожденных и маглов сошли на нет... Решающим аргументом стало то, что он обещал Волдеморту во всем убедиться, — и это значит, что он остаётся. Решено. Волдеморт в свою очередь искоса посматривал на мальчика. Вдруг тот решит-таки вытворить что-то безумное? Хотя этот вариант казался проницательному Темному лорду маловероятным, его не следовало сбрасывать со счетов: спонтанность и непредсказуемая глупость были вторыми именами Поттера. В этот раз ему не требовалась легилеменция, чтобы понять, что тот рад бы сбежать, но не решается; достаточно было заметить, как Гарри осторожно вытягивает голову, подсматривая, что за занавесом, затем оборачивается, прикидывая расстояние до двери, но так и не решается убежать. Для Волдеморта нерешительность эта значила много: мальчишка научился оценивать свои поступки с точки зрения будущего результата. А может, и привязался к нему настолько, что не хотел покинуть. Он дослушал доклад очередного оратора и жестом отпустил его. Поднялся сам. — Я благодарен вам за сказанное в мой адрес — и надеюсь, слова подтвердятся верностью мне и нашим идеалам. Знаю, многие были предубеждены по отношению ко мне, но за прошедший месяц я сделал многое, чтобы оставить сомнения позади. Помните, что вы стараетесь не для меня, а для прекрасной магической Британии будущего. Спасибо. Отдельные приказы и послания к отделам будут переданы позднее. На сегодня я покидаю вас и передаю в руки нового министра магии. До свидания. С этими словами Волдеморт лёгким жестом чуть поклонился залу и развернулся, уходя, а заодно кивнул Гарри на дверь. Тот поспешно вскочил и выбежал чуть не раньше его. — Рад, что ты все-таки решил не сбегать, — обратился к нему Волдеморт. — Снова читали мои мысли? Тотальный контроль не лучший метод. — Для этого не требовалась легилеменция, поверь. Достаточно было заметить, как ты ерзаешь на месте и косишься на выход. — Извините, — Гарри слегка смутился, —там было невыносимо скучно. Вот правда. — И ты совсем ничего для себя не вынес? — Прежде всего, я хочу сказать, что ваши слова, я надеюсь, не были притворством и вам не придётся больше прибегать к силовым методам. — Я тоже надеюсь. Пойдём в мой кабинет, ознакомишься с доказательствами того, что воображаемый тобой геноцид маглорожденных волшебников не подтвердился. Тут Волдеморт остановился у очередной высокой резной дубовой двери, произнёс пароль на парселтанге и вошёл внутрь. Гарри несмело двинулся следом, осматриваясь. Это был не кабинет, а скорее небольшой зал с узким длинным столом человек на двенадцать — должно быть, для совещаний. Каменные стены, тяжёлое тёмное от времени дерево и стрельчатые окна, выходящие на набережную указывали на то, что Кабинет находится в старейшей части министерства магии. Волдеморт неспешно прошёл к столу в самом конце, кивнул Гарри на стул напротив, и уселся сам, потянувшись к папкам с бумагами. Гарри не дал ему отвлечься: — Скажите, почему вы не стали министром магии сами? Хотите править как серый кардинал? — И это тоже. Видишь ли, даже если одно из решений будет непопулярно, народный гнев падет не столько на меня, сколько на Люциуса — ведь он будет проводником моей воли. — Вы коварный. — Скорее, предусмотрительный, — он наконец нашарил в кипах бумаг среди папок несколько нужных и подал их Гарри. — На, держи. Можешь ознакомиться. Здесь данные обо всех убитых моими приближенными магах. Здесь — о маглах. За последние полтора года, конечно, не раньше. Данные секретны, но я позволяю тебе прочитать их. Ты можешь убедиться во всем сам. Гарри взял их. Руки отчего-то тряслись, хотя, казалось бы, что ему нервничать, уж его-то Волдеморт убивать бы не стал ни при каких обстоятельствах. Но память о тех, кого он потерял за последний год, нахлынула, вызывая резь в глазах и комок в горле. Папка, отведённая для данных по волшебникам, была тонкой, не более ста листов. Отдельные тонкие страницы с именами. Нет, знакомых ему оказалось не так уж много, но все же, все же... Папка с данными о маглах была чуть толще, но ее Гарри читать даже не хотелось. Он бросил ее на стол. — Ненавижу вас! Он вскочил, но убегать не стал. — Сядь, Гарри! — Нет! Не хочу здесь находиться. Перенесите меня обратно или я трансгрессирую сам. — В одиночку не получится, — устало, как капризному ребёнку, разъяснил ему Волдеморт. — Вы не сможете даже найти выход из министерства, молчу о том, что вы даже не вспомнили, у кого ключи от особняка на площади Гриммо. Гарри пришлось подчиниться, несмотря на желание вырвать руку из холодной крепкой хватки Волдеморта. Вскоре они уже были в гостиной Блэков. Полет охладил пыл Гарри, который ещё минуту назад готов был не прерываясь орать на Волдеморта, как он ненавидит его за то, что он остался по его воле без всех, кто был ему дорог. Теперь, упав в ближайшее мягкое кресло, он насупленно замолчал. Ведь строго говоря, директор Дамблдор был обречён и без убийства, их с Гермионой и Роном пути разошлись бы тоже, и везде Темный лорд выступал лишь косвенной причиной, проверкой на прочность. Но смерти множества магов, пусть и не близких ему лично, он не собирался забывать. — Все равно это все ужасно. Уже одни эти смерти не дают вам права на законную власть. А самое печальное — то, что их наверняка станет больше. — А кто из политиков обходился без этого, Гарри? Сможешь назвать хоть одного, по чьей вине и по чьей воле не умирали люди? Маглы ведут войны, и их правители ответственны за это. Я даже не буду оправдываться, просто скажу, что жертвы среди них — обычное дело. Но конкретно эти поспособствуют моей цели сделать так, чтобы с нами считались, не заставляя прятаться. Да даже и не это главное. Сохранение магической крови, а не ее размытие и потеря — вот моя цель. В моих же интересах не допускать гибели чистокровных древних родов и отдельных магов. — Я не могу до конца верить этим документам. Кто поручится, что вы не пытаете никого в этот момент в своих застенках, не возглавляете травлю против грязнокровок, не подтасовали эти данные, наконец? — Можешь отправляться со мной вместе в Министерство каждое утро и лично убедиться в том, что я не отдаю приказов о пытках и массовых казнях. — Но кто поручится, что ваши слуги из числа Пожирателей смерти не занимаются этим по собственному почину? — Что ж, вступи в орден сам и поинтересуйся у них, — пожал плечами Волдеморт. — Вы издеваетесь! — Ну, воспользуйся мантией-невидимкой и проследи за кем-нибудь из них. — Нет, серьёзно? Вы сами не знаете, чем они занимаются, выходит! — Знаю, конечно. Большей частью они вошли в состав разных отделов министерства. Кто-то в аврорате, кто-то в исследованиях, а от кого-то пришлось, увы, избавиться. Гарри сдался и замолчал. Истина сейчас казалась зыбкой и относительной, — кто бы мог подумать, ведь ещё месяц назад он ни в чем и не думал сомневаться. — Я устал. Устал даже ненавидеть себя и вас. — Вопреки внутреннему желанию следовать за мной, заметь. — Да. Не понимаю, откуда во мне это чувство. — Если не веришь своим чувствам, рассуждай логически. Спиши все на крестраж, если тебе от этого станет легче. — Какое тогда будущее у меня? Я не хочу становиться вашей вещью. Волдеморта немного кольнула эта фраза — он понял, что не отказался бы от всецелого подчинения со стороны строптивого мальчишки. Но подчинить его себе исподволь, а не грубо ломать его волю было увлекательнее. Он устало потер виски. — По-моему, мы проходим этот разговор в сотый раз. Я уже говорил, что не стану препятствовать твоему желанию стать аврором. Но и ты не забывай, что для этого требуется освоить как минимум программу седьмого курса! — Я учу! Волдеморт поднялся с места, отреагировав на этот истеричный выкрик. Подошёл вплотную к креслу, где полулёжа свернулся Гарри, нависнув над ним черной тенью. Широкие полы мантии загораживали солнце. — Посредственно, Поттер. Весьма посредственно. Я уже сам начинаю разочаровываться в своих педагогических талантах и размышляю, не отдать ли тебя назад в надёжные руки профессора Снейпа. — Нет, пожалуйста! Он меня ненавидит. При нём я кажусь себе ещё большим дуболомом, чем он считает. — А я? — А вы заставляете стремиться вверх. Это было верно ещё для тех времён, когда Дамблдор только начинал натаскивать его на борьбу с ним. Не ради финального поединка ли Гарри учил сложные заклинания, тренировал ловкость и прочее, и прочее? Высокая, сильная фигура Волдеморта, возвышающаяся над ним, сейчас в прямом смысле слова заставляла его поднимать голову выше и сесть прямо, как на уроке. — Хотелось бы верить. Не забывай, кстати, как важно для аврора знать защиту от тёмных сил. И здесь у тебя будет самый лучший наставник. Гарри не ответил, но зато посмотрел на него: во взгляде было и опасение с недоверием, и надежда, и желание. — А теперь отдохни. Завтра я отправляюсь на неделю в континентальную Европу, а ты наконец сможешь посвятить себя спокойному изучению программы. — Почему "наконец"? — Потому что мне кажется, что я тебя только отвлекаю. Спокойной ночи. Дверь захлопнулась, Гарри снова остался наедине с собой. Хорошо, он не будет отвлекаться, но что Волдеморт скажет, если он не выучит ничего? Пожалуй, это отучит его исчезать на неделю и запирать Гарри здесь. Нет, он, конечно, выучит все, просто сделает вид... — с этой мыслью Гарри провалился в крепкий сон. Но на практике вынести неделю в одиночестве и спокойной учебе оказалось куда сложнее, чем представлялась. Он возвращался к мыслям о Волдеморте даже днём, а вечером, в час перед самым сном, они становились попросту неотвязны. Хотелось услышать голос, хотелось, чтобы продолжилось то, что началось не так давно в спальне Ориона Блэка. Ощущать тяжесть чужого тела, болезненный укус, да что угодно и насколько угодно неприятное — лишь бы это исходило от него! Но Волдеморта все не было, и приходилось с новыми силами нырять в учебник, читая один и тот же абзац по два-три раза.