Спасение.

Взволнованный юноша бежал изо всех сил по хрустящему снегу, иногда поскальзываясь и чуть ли не падая на землю. Мокрый и противный снежный ветер дул прямо в глаза, поэтому дорога становилась ещё труднее, к тому же вес железных доспехов давал о себе знать. Добежав до ордынцев, сидевших в лесу на брёвнах некогда могучих сосен, он остановился и вновь попытался отдышаться, прежде чем передать воинам веление Бату-хана. Те, в свою очередь, что-то бурно обсуждали, спорили и не обращали никакого внимания на вновь прибывшего. — Величайший Хан приказал убить этих жалких свиней, — громко произнёс юноша, обращаясь к соратникам, — Пора выдвигаться. Догнать этих смертников не составит никакого труда! Воины замолкли, посмотрев на юношу, после чего резко встали со своих мест отдыха и принялись собираться в путь, вешая на себя мечи и колчаны со стрелами, будто это праздничные украшения. Это и был праздник. Кровавый праздник. Для любого ордынца выполнение приказа своего хана равноценно смыслу жизни, через который нельзя переступить ни при каких обстоятельствах, будь то угроза собственной жизни или самая могущественная и беспощадная природная стихия. Приказ есть приказ. Приказ есть всё для любого война могучей орды. — Повеселимся, — ухмыльнулся один из воинов, — Мой меч готов рубить любого из этих отбросов. Лес напоминал непроходимый лабиринт из снега, льда и колючих ветвей, которые то и дело лезли в лица и цепляли одежду со всех сторон. Он был мрачный, старый и слишком густой, поэтому даже утренние лучи яркого солнца не могли пробраться в это царство деревьев, чтобы хоть как-то, хотя бы немного осветить его и прогреть. Даже воздух там был пропитан жестокостью, болью и смертью… Так много людей полегло в нём от рук воинов доблестной орды. Вьюга стала усиливаться, но деревья, почти прижатые друг к другу, выступали щитами против неё. Царила невыносимая тишина. Тишина, от которой хочется кричать во всё горло, и лишь хруст под ногами напоминал о том, что в этом лесу есть что-то живое. Впереди идущий ордынец резко остановился, поднял руку, давая знак остановиться следующим за ним и не издавать ни одного звука. — А вот и они, — прошептал ордынец, — Охота удалась на славу. В тридцати-сорока метрах от воинов открывалась картина: несколько человек, укутанных в рваную одежду, еле-еле пробирались через деревья и глубокий снег, то и дело останавливаясь. Действительно, двое мужчин были сильно ранены. Один не имел возможности даже наступать на ногу, поэтому ему помогал идти более стойкий молодой человек, который тащил его под руку, останавливаясь каждый раз вместе с ним. Три шага, остановка… Ещё пара шагов, и вновь приходится останавливаться. Другой мужчина мог идти сам, но на нём явно прослеживались следы борьбы и алой крови, будто его рвал на части огромный, сильный и яростный зверь, пытаясь загрызть и уничтожить. Уставшим, раненным, голодным и обезвоженным людям было невыносимо сложно идти, но и снег, как на зло, будто смеясь и издеваясь, усложнял каждый сантиметр их шагов. Помимо раненых и паренька, что помогал бедолагам, рядом более уверенно шли вполне себе крепкие мужчины. У двоих из них на поясе висели мечи. Последний, не отставая, просто держался рядом, постоянно оглядываясь по сторонам, будто детёныш загнанного оленя, спасающегося от преследовавшей их угрозы. Вновь подул порывистый ветер. — Это запах страха, — улыбнувшись, сказал впереди идущий ордынец, и посмотрел на одного из воинов. Тот всё понял. Всё понял по глазам, полных злости и желания убивать. Бесшумно он взял свой лук, достал из колчана стрелу, прицелился, дёрнул за тетиву, и полетела стрела, пронзая снежинку за снежинкой, издавая характерный свист. Мгновение… Резкая остановка. Стрела попала прямо в спину здоровому мужчине, который успел лишь издать хриплый звук и упал замертво, окрашивая снег вокруг себя в красный цвет. Паника окружила людей, сдавливая им горло и разум, не давая понять, что произошло, откуда идёт угроза, что за новая напасть. Ещё одно мгновение — и все пятеро были уже окружены десятком воинов, вооружённых сталью до зубов. Мечи ордынцев никого не щадили. Они пронзали плоть до костей, рубили конечности, вскрывали горло, выпускали кровь из всего живого, что стояло у них на пути. Ни у кого не было шансов… Словно бесшумные ягуары, воины Великого Хана загнали свою жертву в угол и перегрызли ей горло. Снег уже не казался таким чистым, девственным и белоснежным. Он был раскрашен кровью, кишками и отрубленными конечностями. Повсюду части тел, повсюду трупы, повсюду смерть… Никто не выжил. Ордынцы оглядывались по сторонам, чтобы убедиться, что их оружие добралось до всех целей. Кажется, тишина. Ни дыхания. Но среди деревьев был замечен силуэт, который, метаясь, не знал в какую сторону ему бежать, как спасаться, у кого просить о помощи, что делать и как выбираться из этой снежной западни, как выбираться из этого кровавого ада. Один из воинов незамедлительно вновь сжал рукоятку своего острого меча и направился к этому беззащитному зверьку. Никого не должно остаться в живых. Ни одно живое существо не способно спастись от монгольских клинков. Бесшумно он подошёл к своей жертве, замахнулся своим беспощадным оружием и увидел лицо. Аккуратное, худое, красивое лицо: большие голубые глаза, будто два чистейших озера, смотрели на него, наполняясь волнами из слёз, пухлые губы, потрескавшиеся от мороза, дрожали, белая кожа с несколькими красными царапинами на щеке, будто следы когтей зверя… Это было женское лицо.