Спасение.

Хан Батый пристально посмотрел на докладчика и чуть заметно кивнул ему в ответ. Ордынец вновь покорно поклонился Великому Хану и собрался было уходить, но бархатный голос неожиданно обрушился на него, будто могучая снежная лавина сошла с высоких гор, сметая всё на своём пути. — Веди, — проговорил повелитель орды, посмотрев ему в глаза. Мужчина поспешил вперёд. Хан Батый плавной поступью проследовал за ним. Величавая походка больше напоминала морскую гладь… такая же спокойная, размеренная, бесшумная. Даже снег под ногами хана, казалось, хрустит тише, нежели под шагом всех остальных, признавая его величие и непоколебимость, боясь нарушить тишину, опасаясь гнева Великого Хана. Гул и шум становились более громкими. В ушах стоял отчётливый звук лязгающего железа и ржание красивейших, пышногривых, ухоженных коней, которые также, как и солдаты, верой и правдой служили хозяину степей, отдавая за него жизнь в бою. Проводив своего повелителя, солдат указал ему на воинов, стоящих в нескольких метрах от них. Перед глазами хана открылась картина: ордынцы, облачённые в могучие доспехи, на которых виднелись рубцы и царапины от оружия, блестели на солнце, тёплые меха, согревающие их от ледяного мороза, были украшены алой россыпью, будто вышитыми узорами, от крови врагов, что брызгами летела из ран, наносимых острыми, беспощадными мечами и меткими, быстрыми стрелами. Воины смеялись и разговаривали между собой. Их смех больше походил на резкие и жёсткие удары в военные барабаны, устрашающие и предупреждающие об опасности всех, кто окажется рядом. — Великий Бату-хан, — резко и достаточно громко промолвил ордынец, который привёл своего повелителя. Воины тут же замолкли, будто чьё-то дыхание неожиданно задуло свечи, обернулись и смиренно поклонились, приветствуя Великого Хана. — Великий Бат-хан, — проговорил командир отряда, — Мы выполнили Ваше поручение. Абсолютно все мертвы. Их тела и отрубленные конечности оставлены гнить в лесу и на съедение диким волкам. Хан Батый без всякого интереса посмотрел на говорившего. За спинами ордынцев послышалось тихое шевеление. Резким движением руки он приказал расступиться воинам. Солдаты безропотно подчинились. В ногах ордынцев, на холодном снегу, на коленях сидел человек, укатанный в рваные тряпки, грязный и помятый. Он с опаской оглядывался по сторонам, пугливо реагируя на каждое движение, на каждый звук, на каждый шорох. Человек дрожал и дёргался от дикого ужаса, что терзал его изнутри, от пугающей неизведанности, от страха перед смертью. Великий Хан сделал неторопливый шаг вперёд, не отрывая своего взгляда от замученного, ободранного живого существа. Это была та девушка, которой каким-то невероятным чудом удалось избежать жалкой участи в лесу, которая настигла её спутников монгольскими клинками и стрелами. На лице повелителя появилась тень некого жгучего раздражения. Всё также плавно и грациозно он поднял свою голову и посмотрел на своих воинов. Ему не нужно было говорить, ему не нужно было спрашивать. Всё было в его чёрных глазах. В них можно было углядеть куда больше, чем в словах всех языков мира. Было заметно, как ордынцы занервничали, переглядываясь между собой и не решаясь заговорить. — Великий-хан… Повелитель, — вновь заговорил командир отряда, склоняясь перед своим владыкой как можно ниже, — Она была с ними. Мы выполнили Ваш приказ, нещадно рубили Ваших… наших врагов. Но после боя заметили тень среди деревьев, — пытался невнятно что-то объяснить ордынец, глотая половину слов. — Мы решили… Мы подумали взять эту девку с собой… в качестве небольшого поощрения для солдат, — нервно подхватил другой воин, оправдываясь перед Великим Ханом, боясь заглянуть ему в глаза. Хан Батый вновь посмотрел на девушку, пробегая по ней своим острым соколиным взглядом, и снова повернул голову в сторону своих воинов. — Солдаты давно вдали от дома, вдали от своих жён, — продолжал ордынец, — Мы хотели поразвлечься с ней, а после убить эту жалкую свинью. Великий Хан… Мгновение. Казалось, что всё случилось в одно мгновение. Хозяин степи, будто когтистый, огромный, опасный тигр, подлетел к воину, резко выдернул его меч из ножен, и остриё молниеносным порывом прорезало доспехи солдата, погружаясь как можно глубже в плоть, вскрывая кожу и органы живота. В глазах ордынца застыл каменный, неописуемый ужас, будто смертоносный клинок разрубил пополам его душу. В эту же секунду преданная охрана, стоящая позади хана, схватилась за своё оружие и приняла оборонительную позу, готовясь рубить головы во имя своего полноправного властелина. — Мы дома, — на одном дыхании ответил хан, заглядывая в уже почти полупустые глаза своей несчастной жертвы, и также резко выдернул меч. Бездыханное тело упало на землю. Бату-хан разжал свои тонкие пальцы и плавно опустил руку, будто поправляя рукав своего кимоно, и оружие полетело на белый снег, ударяясь о землю и оставляя на ней кровавый, тонкий след. Абсолютно бесстрастно он отвёл свой взгляд от упавшего трупа молодого солдата, не испытывая при этом ни малейшей жалости. Он был так решителен в своих действиях, так холоден. Каждый его жест будто был покрыт тонким слоем обжигающего льда. Воины в страхе отступили назад, боясь поднять свои головы и посмотреть в чёрный омут глаз своего хана. Теперь они опасались даже шевельнуться. А девушка, лежащая на заснеженной земле, в панике зажмурилась, прикрывая своё лицо руками, будто пытаясь спрятаться от неминуемой погибели. — Привести в порядок. И потом ко мне, — абсолютно спокойно проговорил Великий Хан, с отвращением посмотрев на неё, а потом на воинов, но в каждом мускуле его красивого, благородного лица прослеживалось недовольство, а тень злости бушевала в глубоких глазах, разжигая в них всё большее пламя. Шлейф кимоно зашуршал по мягкому снегу, затрагивая каждую снежинку, и на мужественной спине показался золотой дракон, вышитый шёлковыми нитками, готовящийся взлететь в любую секунду и спалить обжигающим пламенем всех вокруг.

***

Ордынец схватил девушку за шиворот и куда-то потащил, не давая ей даже возможности встать и идти самой. Любые попытки вырваться из его рук на свободу, любые попытки побежать или хотя бы один шаг сделать в сторону были абсолютно тщетны. Он не реагировал ни на крики, ни на всхлипы, ни на невнятные слова. Вокруг царила полная суматоха, но девушка чувствовала на себе взгляды. Ненавистные, едкие, пронизывающие взгляды, будто каждый смотрящий на неё мысленно вонзал в её сердце нож. Уверенным движением ордынец втолкнул девушку в тесную, меховую юрту. — Отмой эту шкуру от грязи, — вымолвил он и вышел. Девушка попыталась встать с колен, чтобы осмотреться. В юрте горели десятки свечей, освещая её, но света всё равно было мало. В углу показалось движение. Это была женщина. На вид лет пятидесяти. Высокая женщина с толстой, чёрной косой, туго заплетённой и спадающей с плеча. Женщина была облачена в меха и толстую ткань, которая делала её ещё больше, чем она есть на самом деле. Она подошла к девушке. Мокрая, но мягкая тряпка дотронулась до её лица. — Отпустите меня, прошу вас, — принялась умолять пленница дрожащим и жалобным голосом. Женщина молчала и продолжала свои действия, пытаясь оттереть лицо девушки от засохшей грязи и запёкшейся крови, но это удавалось с трудом. — Я умоляю вас, дайте мне уйти! Пожалуйста, я прошу вас, — взмолилась она, а глаза стали блестеть, наполняясь солёными каплями. Но женщина вновь лишь вытерла слёзы тряпкой и направилась к ёмкости с водой, чтобы намочить её. — Почему я здесь? Что со мной будет? — не унималась она, — Я прошу вас… Умоляю вас… Помогите мне… Дайте мне уйти… Девушка подошла к высокой женщине ближе, будто пыталась докричаться до неё, достучаться до её сердца, добиться от неё хоть какого-то ответа. — Не перечь Великому Хану, если хочешь хотя бы не сразу умереть, — обернувшись, сказала женщина, вновь принимаясь умывать лицо пленницы. — Пожалуйста… Послушайте… — Не говори, пока тебя не спросят, — твёрдо промолвила женщина, — А если начнёшь отвечать, то говори коротко и ясно. Девушка смотрела на неё, чувствуя, что сердце вот-вот выскочит наружу, упадёт на землю и разобьётся на тысячи мелких, никому ненужных осколков. — И не вздумай лгать Великому Хану, — продолжила женщина, — Возможно, это спасёт тебе жизнь. Она медленно убрала от лица тряпку, и в этот же момент ткань юрты, заменяющая дверь, распахнулась с каким-то особым грохотом, которого не было слышно, но который яростным порывом отозвался в душе. — Великий Хан ожидает, — громко, будто гордясь всей душой, произнёс ордынец.

***

Всё в том же роскошном, шёлковом шатре на своём мягчайшем троне восседал Бату-хан, окружённый своими преданными полководцами, приближёнными и советниками. Он сидел выше всех, будто на другом уровне, будто над землёй, будто надо всеми. Это читалось и было заметно абсолютно во всём. Светящееся величие, исходящее от хана, освещало юрту, будто наполняя её особым светом, куда более ярким и обжигающим, чем свет самого небесного солнца. Чёрное кимоно, расшитое шёлковыми золотыми нитями, напоминало звёздное небо. Повелитель половины мира будто был воплощением самого Востока, самой мудрости, самой силы, самой восточной красоты, которая способна свести с ума любого, кто с ней столкнётся. — Великий Хан, — проговорил мужчина, обращаясь к своему правителю, — Убить! И дело с концом. Хан просмотрел в сторону говорившего, но в эту же секунду в шатёр зашли ордынцы. Силой они кинули девушку на колени перед владыкой, прижимая её тело к полу. Девушка боялась шевельнуться, чувствуя, что сейчас взорвётся громкими рыданиями. Страх перекрывал дыхание, будто удавка с огромной силой затягивалась на её шее. Хан Батый свысока наблюдал за этой картиной, не произнося ни одного слова, после чего он взглянул на статного воина, сидевшего к нему ближе всех. — Великий Хан желает знать, кто ты, — громким, твёрдым, стальным голосом произнёс он. Девушка дрогнула. Сердце стало биться сильнее. Ордынец, стоящий рядом с ней, резким движением схватил её за волосы и поднял её голову, давая хану разглядеть её лицо. — Отвечай, — угрожающе проговорил воин. — Меня зовут Роксана, — чуть ли не задыхаясь, ответила девушка. — Как ты тут оказалась? — На нас напали в лесу, — перебирая слова, молвила допрашиваемая, — Всех убили, а меня привели сюда… Хан Батый равнодушно смотрел на худую и хрупкую девушку, которая пыталась заплетающимся от страха языком что-то объяснить людям вокруг. Её большие голубые глаза были полны слёз, а белый цвет кожи напоминал снег, который целыми днями падал звёздами с неба. Дрожащие губы медленно двигались, по телу проходил озноб. Это было заметно. Это чувствовалось даже в воздухе. Она казалась такой жалкой, такой беспомощной, такой никчёмной в глазах повелителя бессмертной орды. Она была настолько мала по сравнению с ним, по сравнению с его величием, что уничтожить её можно было одним лишь взглядом, одним лишь тихим дыханием в её сторону. — Куда вы шли? — вновь прозвучал всё тот же железный голос. Руки ордынца крепче сжали русые, спутанные, длинные волосы. — Я не знаю, — еле прохрипела она. Сильный и волевой мужчина, будто голодный степной волк, блеснул глазами в сторону солдата, стоящего рядом с ней, и тот одним движением, неожиданно наклонил девушку, прижимая её к полу, будто пытаясь раздавить. — Я не знаю! Я правда не знаю, — шёлковый шатёр наполнился громкими, горькими женскими рыданиями, — Мой город был уничтожен! Повсюду были лишь трупы и разрушенные дома! Я убежала в лес, пытаясь спастись от смерти! Я не знала, куда иду, зачем, для чего… В лесу меня заметили воины… Их было пятеро. И я пошла с ними… Иначе я бы погибла! Но они не говорили, куда держат путь! А я и не спрашивала… Я просто шла за ними… Я просто хотела выжить, — заливаясь слезами и задыхаясь от истерики, вопила девушка. — Есть ли в лесу ещё такие же доблестные и сильные воины? — ехидно и пренебрежительно, издеваясь и насмешничая, проговорил мужчина. — Я не знаю… Мы были вшестером… И за два дня пути не встретили ни души… Великий Хан не отрываясь смотрел на пленницу, будто пытался вытянуть из неё не только слова и объяснения, но и всю душу без остатка. Полностью. До последней жалкой капли. Он знал, что она не лжёт. Он читал это в её напуганных глазах, он замечал это в её охрипшем от слёз голосе, он чувствовал это в её невнятной речи. Она не могла врать. Такого права у неё просто не было. Хан Батый перевёл взгляд на ордынца, и тот незамедлительно поднял тело девушки от земли, всё также держа её за скомканные волосы. Она продолжала сидеть на коленях, не решаясь посмотреть на человека, который, не издавая ни одного слова, повелевал людям делать то, что ему нужно, на человека, уважение окружающих к которому чувствовалось даже кожей. — Великий Бат-хан, мы узнали всё, что нам нужно, — обратился к владыке военачальник, который допрашивал это жалкое существо, сидевшее на полу, охваченное ужасом, сдавливаемое слезами и безысходностью. Бату-хан вновь просмотрел на девушку. Всё с тем же равнодушием, с той же отрешённостью, так присущей ему. — Увести, — прозвучал ровный, бархатистый голос повелителя, окутывая роскошную юрту своей ледяной мелодичностью.