***
— Великий Хан, — в роскошном шатре раздался мужской голос, нарушая гробовую тишину, — Будут ли какие-то указания? Хан Батый восседал на своём мягком троне, окружённый мягкими, расшитыми красивейшими узорами, подушками, погружённый в изучение своих карт и древних свитков. Он плавно поднял голову и взглянул на воина, стоящего у выхода из его степного дворца. — Нет. Иди, — спокойным и ровным голосом проговорил повелитель. Воин поклонился и собрался было уйти, но тут на него вновь обрушилась новая волна бархатных звуков. — Хотя, стой. Охота. Я желаю отправиться на охоту, — еле заметно хан Батый улыбнулся уголком губ, будто вспомнил о чём-то очень ценном и любимом его холодному, расчётливому сердцу, блеснув своими чёрными, глубокими глазами. — Сегодня очень холодно, Великий Бат-хан. Возможно, позже начнётся большая метель, — робко проговорил мужчина, предостерегая своего владыку. — Я еду на охоту. Ступай, — прервал его хозяин степи. — Да, Великий Хан, — мужчина поклонился и быстрыми шагами вышел из шёлкового дворца. Зимнее солнце освещало стан, будто старалось прогреть его своими лучами. Было действительно холодно. Очень холодно. Стоял самый настоящий мороз. Но даже в такую погоду природа вокруг поражала своей красотой. Белоснежные просторы манили своей чарующей и такой холодной магией, деревья в снегу напоминали великанов в белых шубах, голубое небо было похоже на лазурный океан, в котором можно запросто утонуть. Эту красоту не могло нарушить ничто. Даже снег, казалось, не смел падать, чтобы не портить эту потрясающую утреннюю картину в степи. Хан Батый, облачённый в красивые, узорные доспехи с синими переливами и в тёплые, согревающие меха, вышел из своего шатра, оглядываясь по сторонам, будто оценивая своим пристальным и величественным взглядом всё вокруг. Его пояс украшал меч с серебряной рукояткой, которая, будто яркими вспышками, играла на солнце, сверкая и переливаясь. Колчан с острыми и быстрыми стрелами, также украшенный серебром и разноцветными, драгоценными камнями, блестел в лучах зимнего, степного солнца, красуясь на мужественной спине повелителя. — Великий Хан, — проговорил ордынец, подводя к своему правителю коня, — На кого мы будем охотиться? — На самого опасного врага скотоводов, — чуть заметно улыбнулся хан, подходя к лошади, произнося слова так, словно предвкушая интересную игру, — На волков. Хан Батый провёл своей ладонью по чёрной гриве, будто с какой-то особой, необъяснимой, глубокой нежностью. Это было его животное. Его любимый конь. Его верный, быстрый, крепкий жеребец. Статный, красивый, мощнейший, мускулистый, ухоженный. Его цвет напоминал самую глубокую, самую непокорную ночь. Грациозное, преданное, терпеливое создание. Хан Батый залез на своего коня, источая то самое величие, которое исходило от него в каждом его движении. В эту же минуту подоспели воины, человек десять, которые должны были сопровождать своего хана на охоте, также, как и их повелитель, украшенные доспехами, шкурами и опасным, беспощадным, смертоносным оружием: мечами, стрелами, длинными копьями.***
Снег хрустел под копытами десятка лошадей, будто в каждой снежинке, лежащей на холодной земле, под тяжестью ломались кости. Во главе отряда величавым течением двигался Бату-хан, окружённый своими преданными воинами, которые, будто защищая его от всего внешнего мира, рассредоточились по бокам, спереди и сзади, восседая на резвых скакунах. — Великий Бат-хан, — прозвучал стальной мужской голос, — Позвольте к Вам обратиться? Повелитель медленно повернул голову в сторону говорившего и плавно кивнул ему, не произнося ни слова. Мужчина потянул лошадь за поводья и подъехал к своему хану, словно хотел, чтобы их разговор оставался незамеченным для всех остальных. — Зачем Вам нужна эта грязная, полудохлая девка? — спросил крепкий воин, глядя на хана, — Позвольте мне добить её! — Нет, — пронёсся голос ровным, спокойным, размеренным тоном. — Но, хан… От неё нет и не будет никакой пользы. Она уже труп. — Забавно получается, — хозяин степи посмотрел на своего воина, будто доставая своими глазами до самой души, — Твои воины ослушались моего приказа, твоего приказа. Привели её в мой стан. А теперь ты говоришь об этом так, будто не при чём. — Великий Хан, — робко начал отвечать мужчина, будто пытаясь загладить свою вину. — Ты меня утомляешь, — бархатная лавина звуков сошла на собеседника хозяина степи, словно молниеносно спустилась с высоких гор. Мужчина молча склонил голову в ответ своему владыке, не найдя нужных и правильных слов. — Прикажи воинам поить и кормить её. А также следить за её юртой. Она не должна умереть, — хан вновь направил свой магический и глубокий взгляд на ордынца. — Как прикажете, мой повелитель, — по-военному чётко проговорил мужчина, кивая в ответ, отводя свой взор куда-то вперёд, вглядываясь в белоснежный горизонт перед собой. — Великий Хан, — осторожно проговорил другой ордынец, обращаясь к своему владыке, — Охотники часто замечали тут волков. И возвращались с хорошей дичью в стан. Нам стоит замедляться и быть более внимательными. У этих зверей сейчас сезон гона, и они держатся стаями. Мы на их территории… Повелитель половины мира бесшумно и бессловно кивнул в ответ своему воину, сбавляя скорость своего чёрного коня. Воцарилось молчание. Отряд хана сам напоминал стаю бесшумных, хищных, непокорных и опасных волков, охраняющих свою огромную степь от непрошеных и незваных гостей. А сам хан, будто предводитель и вожак стаи, уверенно двигался вперёд, пронизывая своим сильным и волевым взглядом степные окрестности. Где-то впереди послышался шум. Странным эхом зазвучало некое далёкое рычание, будто где-то в снегу происходит мелкая возня. Не оставалось сомнений, что ордынцы настигли своих несчастных будущих жертв. Отряд во главе с хозяином степи остановился, пристально изучая всё вокруг. Ветер с новой силой заиграл со снегом, поднимая его с земли и унося куда-то в сторону, словно срывая мелкие белые цветы в летний, погожий день. Двое ордынцев слезли со своих скакунов, беря в руки лук и острые стрелы, аккуратно ступая по хрустящей снежной глади, внимательно всматриваясь по сторонам. Чувствовалась нарастающая тревога. В заснеженных и невысоких кустах, в метрах пятидесяти от охотничьего отряда, вновь послышалась неприятная возня, казалось, что кто-то будто жалобно скулит, а потом грозно и устрашающе рычит, словно переговариваясь между собой. Мгновение, и серые звери без оглядки помчались по снежным сугробам, будто со всех ног убегая от злейшего и опасного врага. Воины не успели заметить, как в одну секунду Великий Хан, величественно восседая на своём чёрном коне, помчался следом, поднимая снежную пыль. Для него это было развлечением. Самой настоящей игрой, будоражащей и вызывающей чувство адреналина в крови. Хозяин степи любил охоту, этому он научился ещё в раннем детстве, когда отец брал его с собой для поимки диких свиней, оленей и прочей дичи. Маленьким мальчиком, он часто слышал истории о том, как его несокрушимый и непобедимый дед Чингизхан часто отправлялся на охоту и возвращался оттуда победителем. Однажды Чингизхан охотился на дикого кабана, но свалился с лошади. Лёжа на земле перед животным, он старался не двигаться, ожидая, что же произойдёт дальше, но клыкастый зверь лишь взглянул ему в глаза, а потом тихо, бесшумно удалился прочь, не тронув хана. Эта легенда подстёгивала Бату-хана, возбуждая в нём то самое внутреннее пламя, способное сжигать и испепелять всё вокруг. Он чувствовал эту магическую, огромную, нескончаемую силу своего рода внутри самого себя, наслаждаясь ею, гордясь ею, восхищаясь. Повелитель мчался за небольшой стаей, будто тигр, преследующий мелкую, никчёмную добычу. Остальные воины мчались за ним, рассредотачиваясь по правой и левой сторонам, будто пытаясь сузить круг, чтобы загнать свою жертву, лишая её всякой возможности на бегство. Великий Хан схватился за своё длинное и острое копьё, целясь в серого зверя. Его глаза заиграли новыми чёрными бликами, а красивое лицо выражало огромное сосредоточение на желании поймать эту быструю, опасную дичь. Резким движением руки повелитель замахнулся своим копьём, готовый уже пронзить свою жертву, но послышался пролетающий, характерный свист, разрезающий холодный воздух, и от копья отлетела стрела, падая на мягкий снег. Великий Хан повернул голову в ту сторону, откуда летела стрела, и волевым движением повернул поводья, направляя свою лошадь к тому месту. Воины последовали за ним. — Окружайте хана, — раздался громкий, мужской крик, — Защищайте хана! Воины, словно укрывая своего хозяина мягкой шкурой от мороза, окружили его, защищая и оберегая от неожиданной напасти. Впереди показались люди, бегущие по снегу в сторону деревьев, будто пытаясь спрятаться. Отряд ордынцев быстро и уверенно приближался к ним, топча копытами белую, заснеженную землю. Ветер раздувал яркие перья на их шлемах, чёрные волосы и пушистые меха, морозными порывами ударяя по их злым лицам с оскалом. Вновь в отряд полетела стрела, шумно пролетая мимо, никого не задев. Ордынцы настигли своих врагов. Хватаясь за мечи и копья, безжалостной волчьей стаей они накинулись на мужчин, словно на оленя, и принялись терзать их со всех сторон. Брызги крови оросили белый снег, раскрашивая его алыми красками. Напавшие на монгольский отряд воины всячески пытались отразить молнеиносный, жёсткий удар, но всё было тщетно: монгольские клинки с особой жестокостью врезались в их тела, пронзая плоть за плотью, а копья, будто гром среди ясного неба, обрушивались на них сверху, забирая жизни и всякие шансы на победу. Белоснежная, мягкая, снежная гладь под копытами резвых скакунов совсем утратила свой первоначальный цвет, становясь грязной и пугающе красного оттенка, будто было пролито несколько бочек с вином. Ужас, страх и крики заполнили степь, словно отравляя её смертоносной силой. Звуки железных ударов мечей заполняли собой пространство, а скрежет разрезающейся плоти, казалось, не прекращался ни на секунду. В миг всё затихло. На снегу, среди отрубленных конечностей, мёртвых и безжизненных тел, на литрах вражеской крови послышалось хриплое дыхание. Ордынец подошёл к полумёртвому юноше в глубоких ранах, порезах и ударах, хватая его за шиворот и ставя на колени. Хозяин степи медленно и грациозно спустился со своего пышногривого коня, плавно ступая по алому снегу, будто плывя по этой кровавой реке, подходя к израненному существу ближе. Сверху вниз холодным взглядом он посмотрел на почти мёртвого бойца, не скрывая своего равнодушия. — Ваши попытки добровольно умереть меня умиляют, — прозвучал спокойный, глубокий голос, — Вы словно мелкие мыши, пытающиеся бороться с огромным, могучем тигром. Ордынец задрал голову юноши так, чтобы Великий Хан мог видеть его глаза, а вместе с тем и остатки той никчёмной жизни в них, которая почти угасла, вырываясь наружу с каждым новым хрипом. — Посмотри вокруг, — вновь зазвучал бархатный голос, — Всё, что ты видишь, принадлежит мне и моей могущественной орде. Неужели ты думаешь, что у вас были шансы бесшумно напасть и одержать победу? — Когда-нибудь победа будет за нами, — еле проговорил раненный юноша, посмотрев на величественного мужчину снизу вверх. Среди отряда послышались едкие смешки. — Ваша глупость крайне забавна, — Великий Хан сделал несколько аккуратных шагов вперёд, а после взял свой меч. Моментальный замах. Доля секунды. И на снег, рядом с поверженными телами, частями человеческой плоти, упала отрубленная голова, будто с дерева сорвалось яблоко в осеннем саду.***
Тем временем в стане всё было спокойно. Воины занимались своими делами, рассказывали друг другу истории про великих, сильных, смелых военочальников, которые так отчаянно когда-то очень давно завоёвывали города и страны, точили свои и без того острые мечи, смеясь и хвалясь своими подвигами на поле боя друг перед другом. — Где Великий Хан? — раздался голос пожилой монголки. Ордынцы посмотрели на старушку, а после переглянулись. — Великий Хан отправился на охоту, — ответил один из молодых воинов, осторожно подавая пожилой монголке руку, чтобы той было легче ступать по протоптанному снегу. — Я хочу увидеть девушку, которую вчера доблестные войны привели в наш стан, — будто убаюкивая, с нежной улыбкой произнесла старушка, беря за руку воина. Молодой ордынец проводил пожилую женщину до той самой юрты, в которой томилась незваная пленница, подводя её к самому входу. Тухай осторожно зашла в маленькую юрту и взглянула на девушку, сидящую на тёплой шкуре. — Как прошла твоя ночь? — с нескрываемой улыбкой заговорила женщина, — Ты выспалась? От неожиданности девушка вздрогнула, а после взглянула на пришедшую к ней старуху сонными глазами. — Это снова вы? Пожалуйста, объясните мне… Я не понимаю, — затараторила пленница. — Успокойся. Я не причиню тебе вреда, как и говорила ранее, — спокойно и как-то по-матерински ответила монголка, чуть приближаясь к ней. — Почему я здесь? Кто вы? Что значили ваши слова? Что вам от меня нужно? — не унималась голубоглазая, хрупкая и юная девушка. — Я не могу ответить на все твои вопросы. Да и не обязана это делать, — прервала её Тухай, — Но я могу лишь сказать одно… Женщина подошла ещё ближе, будто хотела как можно внимательнее разглядеть девичье лицо, заглядывая ей в глаза. — Ты должна быть послушной… Ты не должна перечить Великому Хану и его воинам… Если ты, конечно, хочешь жить. — Я не понимаю, — продолжала настаивать на своём пленница, чувствуя, как по её спине пробегает неприятный холод, сковывая позвоночник. — Ты поймёшь, когда придёт время, — мягко ответила пожилая монголка, — Так как прошла твоя ночь? Степной воздух лечит и действует лучше любых трав, способных усыпить человека… — Я даже не помню, как уснула, — проговорила девушка, опуская свою голову, — Отпустите меня, пожалуйста… вы говорите сплошными загадками! Ни одной душе я не расскажу о том, где была, что видела, кто меня окружал! Я готова поклясться своей жизнью, что никому и никогда ничего не расскажу! Просто отпустите меня… Я умоляю вас… — Тише, — всё с той же нежностью и мягкостью ответила старушка, направляясь к выходу из юрты, — Я скажу, чтобы тебе дали одежду. А также я дам распоряжение, чтобы у тебя была возможность привести себя в порядок. — Подождите, — голос молодой девушки задрожал, а глубокие, лазурные глаза стали вновь наполняться солёными каплями, которые вот-вот готовы были с грохотом упасть вниз, срываясь с больших, чёрных, пушистых ресниц, — Я прошу вас… Монголка ничего не ответила, а лишь спокойными и ровными шагами вышла из тесной юрты, направляясь к себе и оставляя несчастную пленницу вновь наедине с собой, снова с огромным комом вопросов без ответов, вновь один на один с пугающей, ужасной неизвестностью, которая уничтожала её и разрывала всю её душу своими острыми когтями.