Спасение.

Несколькими часами ранее… Раннее утро тихонько и медленно поглощало стан, окутывая его своей морозной свежестью, укрывая прозрачным, холодным степным воздухом. Вокруг стояла тишина, словно обволакивая меховой город, состоящий из юрт и шёлковых шатров, величественно раскинувшийся посреди заснеженной, огромной, местами непроходимой горной степи, окружённый холмистыми равнинами и густыми, старыми и мрачными лесами, лежащими у подножия скалистых, непокоримых, древних гор, подвластных только лишь монголам. Солнечные лучи осторожно, почти незаметно и словно с особой нежностью дотрагивались до стана, пробуждая природу вокруг него от своего глубокого сна, прогоняя ночь и раскрашивая небо в голубые, лазурные оттенки. Тархан медленно шёл по глубокому, хрустящему снегу, усыпавшему степную гладь в момент царствования ночной тишины, словно застилив её мягким, пушистым ковром. Он наслаждался этим отсутствием лишних звуков, отсутствием шума и вечного гула, который почти постоянно присутствовал в стане, накрывая его будто куполом. Молодой ордынец получал истинное удовольствие от того покоя и того умиротворения, которые словно обнимали лагерь Великого Хана своими нежнейшими, аккуратными крыльями. Неторопливыми шагами он приблизился к маленькой и тесной юрте, в которой томилась пленница, за которой теперь ему приходилось смотреть и следить. В его голове ещё раз прокрутилась навязчивая и неприятная мысль о том, насколько ему неинтересно и не хочется выполнять это поручение. Но это был приказ Субэдэя-багатура, и молодой воин просто не мог пренебречь им, пустив всё на самотёк. Он знал и понимал, что приказы должны выполняться чётко, слаженно, быстро и безропотно, поэтому выбора у него просто не оставалось, ведь он ордынец, воин Великой Орды! Эти слова, словно лозунг, прозвучали в его голове с какой-то особой, яркой, безудержной гордостью, которая эхом отозвалась в его сердце, заставляя взять себя в руки. Тархан медленно отодвинул ткань юрты и взглянул на девушку, которая лежала на тёплом полу, укрываясь овчиной шкурой, спасающей её от колючего, степного, зимнего мороза. Она спала. Молодой воин прошёл в тесную юрту. Девушка почувствовала шорох и звуки шагов, проносившиеся рядом с ней, от чего она проснулась, нервно вздрогнула и резко подняла голову, оглядывая свой шатёр, словно пыталась найти источник шума, который её напугал. Перед большими и сонными глазами девушки стоял Тархан, возвышаясь над ней, словно огромная скала, покрытая железом, и смотрящий ей прямо в лицо. Пленницу тут же сковало неприятное, противное чувство внутри, будто за ней кто-то наблюдает, пристально смотрит, разглядывает, изучает от и до, когда она об этом даже не знает и не догадывается. Это ведь действительно очень неприятно и заставляет чувствовать себя крайне не уютно любого человека. Но она находилась в стане Великого Хана, где абсолютно каждый считал её врагом, поэтому к подобным ощущениям нужно было привыкать, не рассчитывая на понимание, сочувствие, сопереживание и доброту. В эту же секунду она вспомнила про пожилую монголку, которая была единственным человеком из всех, кто отнёсся к ней действительно с некой убаюкивающей мягкостью и нежностью. Это удивляло её и в то же время будто успокаивало, даря какую-то призрачную, далёкую, непонятную, ускользающую надежду… Но всё же надежду. Роксана поёжилась, отводя свой взгляд морского цвета от ордынца, укутываясь в овчиную, тёплую шкуру, словно пытаясь утонуть в её меху, скрыться и спрятаться от холода. Спрятаться от пришедшего в её юрту воина, который вызывал у неё чувство внутреннего страха и опасения. — Проснулась? — прозвучал негромкий, но серьёзный голос пришедшего в юрту воина, смотревшего на неё, — Я принёс тебе еду. И воду. Пленница вновь взглянула на Тархана своими глубокими, синими глазами. — Спасибо, — чуть ли не прошептала она, ещё больше укутываясь в меховую шкуру, — Ужасно холодно… — Утро очень морозное, — тут же перебил её Тархан, будто специально не давая права говорить, ставя рядом с её спальным местом посуду, — Зимы тут суровые. Поднимайся и ешь. Его голос, украшенный яркими, стальными и жёсткими нотами, напоминающими стук барабанов, прозвучал как-то особенно, проносясь по юрте требовательной, волевой, чёткой командой. Девушка сразу же приподнялась, опасаясь не подчиниться, пытаясь окончательно освободиться от сна, который абсолютно не желал отпускать её из своих цепких, но таких спокойных и нежных рук, стараясь и дальше уложить хрупкую девушку на мягкие и такие тёплые шкуры, шепча успокаивающим, монотонным, размеренным голосом ночные истории и сказки, словно те, которые рассказывают на сон грядущий родители своим маленьким детям. — Как тебя зовут? — повернув голову в сторону пленницы, проговорил молодой, высокий, крепкий ордынец, внимательно наблюдая за её действиями. — Роксана, — ответила она, медленными и неторопливыми движениями поправляя свои густые, длинные, светлые волосы, взъерошенные после сна, — А вас? Как зовут вас? Услышав вопрос девушки, молодой воин блеснул своими тёмными глазами, словно что-то его задело, вызывая ответную реакцию, он не имел абсолютно никакого желания отвечать на вопрос, потому что не считал даже должным это делать, представляясь перед какой-то жалкой девкой, пленницей, перед врагом своего Великого Хана, перед своим ничтожным, не имеющим никакой значимости для него, врагом. — Тархан, — быстро и с явной тенью недовольства проговорил ордынец, — А теперь ешь. И хватит вопросов! Тесную юрту окутала мрачная тишина, давящая и заставляющая чувствовать себя напряжённо. Роксана ощущала недовольство молодого ордынца, который никак не скрывал его, демонстрируя то в своих резких, жёстких жестах, то в своём стальном, твёрдом голосе. Она осторожно принялась за еду, которую принёс ей Тархан, и старалась не смотреть в сторону воина, а уж тем более не сталкиваться с ним взглядами и глазами. Юный ордынец, вновь презренно посмотрев на пленницу, вышел из мехового шатра, оставляя девушку наедине с собой. — Тархан, — немного повысив тон своего дрожащего голоса, чтобы он её услышал, Роксана обратилась к молодому мужчине, заставляя его тем самым вернуться к ней в юрту. Ордынец отодвинул своей рукой ткань и пристально взглянул на девушку, укутанную в мягкую, тёплую, овчиную шкуру, пытаясь как можно сильнее и скорее согреться. — Я хотела спросить… Точнее попросить у вас, — Роксана явно мялась, не зная и не понимая, каким образом подступиться к этому напряжённому, явно недовольному, строгому и жёсткому мужчине, который смотрел на неё свысока, особым, презирающим взглядом, который было невозможно не заметить и не почувствовать на себе. — Ну?! — раздражаясь и словно подгоняя её, Тархан бросил свои железные слова в сторону пленницы. — Я хотела попросить у вас… Мне очень необходимо привести себя в порядок… Быть может, вы могли бы мне как-то помочь в этом..? Позволить мне… Роксана робко проговорила свою речь и отвела свои глубокие, большие, голубые глаза в пол, словно стесняясь и чувствуя себя совсем неловко от того, что ей приходится обращаться с такими вопросами к мужчине, к монгольскому воину и уж тем более к её стражнику, который был недоволен своей новой обязанностью, вызывающей у него лишь отвращение и злость. — Позволить привести себя в порядок? О чём ты? Забудь, — резко, словно разрубая топором корни дерева, ответил Тархан, отпуская меховую ткань юрты и вновь скрываясь от глаз Роксаны за пределами её тесной клетки. Он стоял посреди стана в нескольких шагах от юрты пленницы, вдыхая холодный, свежий, степной воздух, наслаждаясь последними минутами чарующей, приятной, умиротворяющей тишины, окружающей призрачной дымкой лагерь ордынцев. Тархан вновь вспомнил про приказ одноглазого военачальника, а потом тут же подумал про робкую и, казалось бы, незначительную просьбу Роксаны. Субэтэй-багатур приказывал любыми способами, любыми ухищрениями влиться в доверие к жалкой девке, узнав про неё как можно больше: кто она, откуда, из какой семьи, как ей удалось выжить, как она смогла покинуть разрушенный, разбитый, взятый и осаждённый монголами город, вплоть до того, в какой позе привыкла она засыпать. Молодой ордынец, поразмыслив, взвесив все за и против, вновь прошёл своими твёрдыми и уверенными шагами в юрту девушки. — Поела? — жёстко спросил он, свысока глядя на пленницу. — Да, спасибо вам, — тихо проговорила она, осторожно поднимая свои большие, синие глаза на воина. Он пристально смотрел в её лицо, словно знал и ожидал, что сейчас она должна вновь заговорить и обратиться к нему со своей жалкой, ничтожной просьбой. — Тархан… Но всё же? Позвольте мне, пожалуйста, привести себя в порядок? Разве это вас как-то обременит? Я сделаю всё быстро и бесшумно… Обещаю! — Хм, — ордынец стал медленно подходить к девушке, словно играя с ней, как кот с мышью, заставляя отстраняться её в сторону, — А что мне за это будет? Что ты можешь мне дать в ответ? — Я..? — прошептала пленница, пугаясь и страшась такой резкой, неожиданной и непонятной перемене в поведении молодого человека, — Но у меня ничего нет… Совсем… — Ты заблуждаешься, Роксана, — сквозь зубы проговорил молодой ордынец, склоняясь ближе к лицу девушки, словно стараясь заглянуть ей прямо в глаза, пугая и заставляя нервничать, — У тебя есть одна вещь, которая тут в абсолютном, в тотальном, я бы сказал, дефиците. Ценная вещь. — О чём вы говорите? У меня действительно ничего нет… Правда… — Ты женщина, — ехидно улыбаясь, проговорил Тархан, сверкая своими тёмными глазами, продолжая запугивать и издеваться над своей жертвой, наблюдая за её реакцией с особым интересом и наслаждением. Роксана тут же изменилась в лице, словно его накрыла тёмная, мрачная тень страха, разукрашенная, как яркими вспышками, ощущением паники и негодования. Она нервно сглотнула, не в состоянии найти слова и боясь наговорить лишнего, тем самым ещё больше разозлив воина, подливая масло в огонь. Пленница постаралась как можно дальше отстраниться, ощущая на своей нежной коже горячее дыхание молодого человека, которое вызывало внутри неё ужас, наполненный желанием исчезнуть прямо сейчас, просто раствориться в воздухе, пропасть. Ей было мерзко. Настолько противно, как не было ещё никогда. Она не знала, как себя вести, как реагировать, куда деваться от глаз своего устрашающего, неприятного ей собеседника. — Успокойся, — злобно смеясь от увиденной реакции и увиденного поведения девушки, словно добившись желаемого, бросил Тархан, отходя от неё в сторону, — Ты бы себя видела сейчас! Глупая! Я помогу тебе. Роксана нервно и с особым облегчением выдохнула, будто освобождая хрупкую шею от жестокой, беспощадной удавки, до сих пор не понимая, что произошло, и чего хотел добиться Тархан своими словами и фразами. Она ещё раз осторожно переспросила: — Поможете? Правда? Вы позволите?! — Кажется, я тебе уже говорил, что не буду и не стану повторять по несколько раз?! — вновь резко перебил её волевой ордынец, пристально посмотрев в её голубые, лазурные глаза, осаждая и будто указывая на неверное, неправильное, неразумное поведение. Девушка лишь покорно кивнула в ответ, соглашаясь и принимая его слова во внимание, всем своим видом давая понять, что он прав, что она его услышала, что она готова играть по его правилам. — Поднимайся. Одевайся. И иди за мной. Я провожу тебя до того места, где ты сможешь… Как ты сказала? Привести себя в порядок? — иронично спросил Тархан, стоя у выхода из юрты, смотря на девушку. Она тут же молнеиносно поднялась, принимаясь выполнять то, что сказал ей ордынец, чтобы не заставлять его ждать и не разгневать ещё больше, тем самым не лишив себя возможности сделать то, что ей было нужно, и не лишая себя этого неожиданного, но такого важного для неё позволения ордынца. — Да, — спешно проговорила Роксана, повторяя его слова и торопливо собираясь, — Привести себя в порядок… — И что это означает в твоём понимании? Чего же ты ожидаешь?! — Ну… Мне нужно всего-лишь помыться, — вновь замялась девушка, стесняясь обсуждать подобные темы с монгольским воином, особенно после его неожиданного и странного поведения, — Умыться хотя бы… Это необходимо… Поймите… — Я понял тебя. Идём, — перебил её Тархан, не желая слушать, как пленница мямлит и что-то бубнит себе под нос, кивая своей головой в сторону выхода, будто подгоняя и заставляя спешить, чтобы не терять ни минуты времени.

***

Тархан крепко сжимал своими пальцами тонкую кисть руки девушки, ведя её за собой по протоптанному снегу, при этом не произнося ни слова. Девушка послушно следовала за ним, стараясь не отставать и не задавать никаких лишних вопросов, которые так раздражали молодого ордынца, вызывая в нём некий, казалось, гнев, который пугал её и заставлял чувствовать себя слишком некомфортно. Она осторожно оглядывалась по сторонам, будто хотела и желала заметить что-то интересное, что-то новое, что-то, чего она до этого никогда не видела, что могло бы привлечь её внимание. Но всё было тщетно: вокруг было тихо, пусто и скучно. Меховые юрты, шёлковые шатры, усыпанные холодным, белоснежным, степным снегом, несколько воинов, сонно и медленно блуждающих по стану. Но её взор привлёк возвышающийся неподалёку глубокого синего цвета, огромный, шёлковый, играющий на солнце золотыми переливами, шатёр, от которого было просто невозможно оторвать свой взгляд. Он словно манил, очаровывал, притягивал к себе, сбивая с пути девушку своей помпезностью и бесконечной красотой. Казалось, будто роскошная юрта Великого Хана шепчет, зазывая пленницу к себе, соблазняя, заставляя раствориться в себе. Вокруг него словно замерло время, создавая невидимую, магическую вуаль, до которой невозможно было, но так страстно хотелось дотронуться. Роксана стала замедлять шаг, даже не замечая этого, продолжая вглядываться во всё это непостижимое, могущественное, божественное величие. — В чём дело?! Ты засыпаешь, что ли?! — жёсткий и стальной вихрь слов резко окружил голову девушки, приводя её в чувства. — Извините, — робко и испуганно ответила девушка, вновь принимаясь поспевать за Тарханом, увеличивая и прибавляя свой шаг. Юный ордынец шёл молча, погружённый в свои тайные, терзающие его, мысли, изредка поглядывая на жалкую пленницу, идущую рядом с ним, которая пристально и с очаровательным, детским интересом оглядывалась по сторонам, словно искала своими глубокими, большими, лазурными глазами что-то удивительное. Внутри себя он осознавал, что выводить пленницу из её юрты, ещё и при свете солнца, давая ей возможность осмотреть и оглядеть почти весь стан, будто собственноручно поднося его прямиком на ладони к её лицу, — не самая хорошая затея, неправильная и в корне ошибочная. Ведь он сам только что позволил ей увидеть всё, что происходит вокруг, подарил ей право узнать и понять, где что расположено, как можно пройти, какой дорогой можно обойти то или иное препятствие, встречающееся на пути. Это его очень беспокоило, вызывая в его искалеченной войной и гибелью отца душе едкие сомнения. Зачем он это сделал? Для чего? Ради того, чтобы выполнить её жалкую, абсолютно ничего не значащую для него просьбу? Наиполнейшая ерунда. Всё это сделал он специально, держа в своей голове определённый план. План, которым он собирался руководствоваться, чтобы как можно скорее выполнить приказ одноглазого военачальника и отделаться от этой неприятной, обременяющей его обузы, наплевав на то, что будет в итоге с этой никчёмной девкой. Всё равно она умрёт. Однозначно. Тархан решил для себя, что поможет Роксане в выполнении её скромной просьбы, позволив и дав разрешение, тем самым вызывая у молодой, глупой, наивной девушки доверие, что ему и было необходимо. Ведь не доверяя ему, она вряд ли станет излагать и преподносить к его ногам истину и правду, которая так нужна была ему. Была нужна ему, потому что того от него требовал Субэдэй-багатур. Он ещё раз задал внутри себя вопрос, правильно ли он поступает, разгуливая с пленницей, с врагом по стану? Ведь это совсем неразумно. Как знать, кто она есть на самом деле, почему вдруг она оказалась в лагере ордынцев, с чего вдруг она до сих пор жива? Ведь это действительно казалось странным и загадочным… — Мы на месте, — твёрдо проговорил воин, подводя девушку к небольшому, серому, не бросающемуся в глаза шатру, находящемуся где-то на окраине стана, неприметному и одинокому, указывая на него, — Там есть горячая вода. И всё необходимое. Роксана кивнула в ответ, спешно поторопясь войти, но Тархан с ещё большей силой сжал её руку, останавливая и заставляя взглянуть на себя девушку. — У тебя есть пятнадцать минут. Мне всё равно, успеешь ты за это время или нет. Как только эти минуты проходят, я зайду за тобой. Роксана вновь покорно кивнула молодому ордынцу, не произнося при этом ни слова. — Я буду рядом. Если ты хотя бы помыслишь о побеге или попробуешь бежать, я убью тебя. Тут же! Незамедлительно, — проговорил Тархан, заглядывая в глаза пленницы, приближаясь совсем близко к ней, — Время пошло. Иди. Девушка зашла в небольшой шатёр, скрываясь за его меховыми, толстыми тканями, тут же пропадая из вида ордынца. Он стоял рядом с шатром, явно нервничая и напрягаясь. Молодой воин надеялся, что обратно они смогут дойти также быстро и также незаметно, поэтому никто не узнает об этой нелепой ситуации, никто не будет задавать лишних вопросов, не нужно будет придумывать объяснения и искать слова. Если бы он мог, то непременно заставил бы минуты идти быстрее. Зато теперь он считал, что пленница станет больше верить ему, станет более откровенной и пойдёт на контакт, спустя какое-то время, рассказывая ему о себе и делясь своими внутренними, тайными, личными переживаниями. Помочь молодой девушке принять ванну. Что же может быть ещё более интимным, чтобы сблизить двух людей, заставляя говорить их на одном языке и призывая делиться самым сокровенным? Наивный молодой человек, пока не придумавший ничего более интересного, не находящий более верного и правильного пути, чтобы растопить сердце юной девчонки. Прошло не более десяти минут. Тем временем стан резко наполнился шумом. Он, словно необузданный конь, встал на дыбы, оживая и демонстрируя свою непоколебимую мощь. Начались поиски пропавшей пленницы. Тархан тут же заметил, что что-то явно не так, напрягаясь и переживая ещё больше, осознавая, что произошло и что повлияло на такую резкую, молнеиносную, яркую, как вспышка, перемену, нарушающую спокойное, тихое, размеренное утро. Он резко зашёл в шатёр к пленнице. От неожиданности Роксана вздрогнула и попятилась назад, пытаясь прикрыться своей одеждой. Она чувствовала себя ещё более неловко, чем в тот момент, когда молодой воин склонялся над её лицом, возвышаясь над ней и говоря странные вещи, которые вызывали в ней ужас и панику. Перед взором Тархана стояла полураздетая, молодая, хрупкая девушка, фигуристая, стройная. Её бледная кожа казалась такой мягкой и такой нежной, всем своим видом напоминая фарфор. Её напуганное лицо, выражающее сильное смутение, заставляющее краснеть её бледные щёки, казалось таким аккуратным, таким пленительным, а дрожащие пухлые губы источали какой-то особый алый цвет, напоминая спелую вишню. Казалось, что можно просто протянуть руку и полностью окунуться в этот пленительный, нежный, женственный омут, абсолютно целиком утопая в нём, наслаждаясь каждым прикосновением, каждым касанием, каждой секундой, проведённой в нём. Он словно смотрел на жалкую, никчёмную пленницу, но видел перед собой кого-то другого, наблюдал своими тёмными глазами что-то странное, чарующее, что было спрятано от него, а теперь, словно бушующим морем, вырвалось наружу, сбивая его с ног своей стремительной, неугомонной силой. Тархану казалось, что он находится в каком-то приятном, чудесном сне, вглядываясь во что-то столь прекрасное и красивое, что полностью поглощало его, не давая никакой возможности вырваться из него, пробуждаясь и освобождая свой разум от магической отравы. Словно выползая, раненный и погибающий, он резко проговорил своим стальным голосом, тем не менее оставаясь под чарами впечатлений: — Одевайся! Живо! Нам пора! — Но… Вы ведь говорили, что… — Одевайся! Не задавай никаких вопросов! Просто делай, что я сказал! — крикнул молодой ордынец, заставляя безропотно подчиниться пленницу стана Великого Хана. Через пару минут Роксана выбежала из небольшого и серого шатра, не понимая, что произошло, пристально смотря на своего стражника, продолжая смущаться и испытывать страх от вновь свалившейся на её голову неизвестности. — Тебя уже ищут. Казалось бы, невинная просьба, не правда ли?! — со злостью проговорил Тархан, вцепляясь своей мёртвой и сильной хваткой в нежную и хрупкую руку девушки, волоча её за собой, как бесчувственный, неживой мешок. — Подождите… Я не могу так быстро, — задыхаясь, проговорила Роксана, почти бежав за молодым воином, глотая холодный степной воздух. — Можешь! — вновь резко перебил её сильный, волевой ордынец, не давая никакой, ни единой поблажки, уверенно и быстро приближаясь к меховой клетке пленницы, откуда он её недавно увёл, выполняя её маленькую, незначительную просьбу. Впереди показалась её тесная юрта, окружённая воинами, которые вглядывались в сторону идущих к ним людей. Он заметил вдалеке развивающиеся чёрные и синие перья на ветру, которые скорее напоминали взмах крыльев могущественной, гордой птицы, принадлежащие багатуру Великой Орды. Тархан не мог сказать правду... Не мог позволить себе оправдываться такими нелепыми и глупыми объяснениями... За считанные минуты ему было просто необходимо придумать что-то другое, чтобы спасти себя от гнева одноглазого полководца.