Не тот улов

      На следующий день в море мы до рассвета не вышли — батя и парламентарии после заседания похмельем мучились. И даже матушкины крики не помогли. Батя невразумительно клялся, что, как отлежится, так сразу и рыбачить. Королева наша, конечно же, ему не поверила.       Весь я извелся и места себе не находил — так в море хотелось, да быстрее. Почему-то искренне верил, что именно сегодня опять его увижу: «раньше, чем думаешь» ведь. И еще, ну вот знал, случится что-то… хорошее или плохое, но случится. А потому молился всем богам, демонам и домашним духам — пусть батю от похмелюги избавят.       А позже явилась без приглашения Береника, почетная королевская ведьма. Батя стражам приказал — не пускать, но она грозилась наслать на них проклятье немощи, да так страшно кривыми руками махала, что вояки бравые расступились без вопросов. Батя их, конечно же, не казнил — они ему пятиюродными кузенами приходятся, да и не сыскать на острове стражей хороших-то. — С чем пожаловала, колдунья?! — монарх наш такие вопросы с видом, как ему кажется, грозным задает, но, на самом деле, брови хмурит очень смешно и похож становится на садового гнома или орка, чихать собравшегося. Береника зло на меня зыркнула и затараторила: — Не ходи, Фрэд Окаянный сегодня в море! — Дай-ка угадаю, не тот улов?! — так, батину ярость не замечать нельзя.       Эх, вот тогда-то лишился он и позолоченного скипетра. Запустил им в ведьму. Ну, она и не уворачивалась, заклятье какое-то выкрикнула и скипетр расплавленным металлом по полу растекся. — Не тот, августейший! — завопила Береника, будто и не случилось ничего. — Грибов дурманных обожралась?! — хотел было батя на нее броситься, но его матушка схватила, а из ее медвежьих объятий не так-то просто высвободиться. — Тогда ошиблась, но вот сегодня — точно привезешь! — рявкнула ведьма и сгустком табачного дыма в воздухе растворилась.       Батя ногой в дырявом, стоптанном ботфорте топнул, да так сильно, что пряжка посеребренная от него отвалилась. — Августейший, — ох, милый голос матушки обмануть не может — сейчас отдаст какой-нибудь дурацкий приказ, и точно, — не плавай ты хоть сегодня в Гиблое Место! — Там рыбы много… — запротестовал было наш монарх, но тут же наполучал обильный урожай тумаков и затрещин. — Мне лучше знать!!! — уж если матушка заорет, то ясно всем, все и сразу. — Ладно, не пойду, — поспешно сдался батя. Но сдержать свое обещание ему не удалось.       В море мы в тот день все-таки вышли. Наверное, молитвы мои добрые боги услышали. Полный штиль — ну, все и налегли на весла, включая батю, и затянули угрюмую моряцкую песню. Курс Фредерик наш Окаянный приказал выбрать исключительно согласно пожеланиям королевы: в обход Гиблого Места. Вот только ветер вдруг поднялся, да сильный. Дул исключительно в одном направлении — на север. Как ни гребли под батины вопли, как жрец наш по палубе в ритуальных танцах ни скакал, а потащило наш корабль! И в Гиблое Место! Да так потащило! Будто и вода с ветром вместе нас туда понесли! За ненадобностью пригрозил разъяренный батя жреца за борт выкинуть, но его соратники парламентарии уж больно мрачно да косо на него глядели, и августейший наш присмирел: понял — жреца-то выкинут, а следом и его самого, да еще и в сеть пустую замотают, чтоб уж точно не всплыл, богохульник.       Ветер стих будто по волшебству, и сразу, как только суденышко наше Гиблого Места достигло. Тогда батя шустро велел всем на весла налегать. Он, бедолага, понимал уже, что быть ему жинкой злобной за вихры тасканным и по всему тронному залу. И все за ослушание, пусть и невольное, наистрожайшего ее приказа. Ну, гребли наши отчаянно и матюкались так, что на материке слышно было и вовсе не из-за бати. Дичь какая-то на морюшке родном творится, а потому — боязно. Но вот не сдвинуть корабль с места и все! Словно кто невидимый держит! Батя вопил, плевался за борт и даже сплясал со жрецом вместе ритуальный танец — не помогло. И, чтоб уж совсем авторитета в глазах команды не потерять, решил рыбачить. Ну, не только он решил-то. Один из батиных парламентариев с очень странным именем Обри О`Дийр даром видения обладает. Правда, видит исключительно после третьей бутылки и всех последующих. Но монарх наш, да и дворяне относятся к нему с опаской и уважением — с миром духов ведь общается. Вот он-то и заявил: — Раз прибыли — будем рыбачить!!! Жрец наш было спорить надумал, но живо язык прикусил — так недолго и правда за борт отправиться. Тогда батя приказ и отдал: — Рыбачить, сукины вы дети! Раз уж приплыли!       Забросили сети и вытащили их полнехонькими! И рыба вся крупная! Никогда раньше у нас такого улова не было! Возрадовался батя и начал ораторствовать. Вот, так оно, баб-то безмозглых слушать! Что ведьм, что королев! Да разошелся на целую речь, мол, слушать их нужно, но только с одной целью — все наоборот делать!       Закинули сети второй раз — чуть спины не надорвали, когда назад тянули. Улов… еще лучше прежнего! И батя расхрабрился настолько, что пообещал матушку, в целях воспитательных, в подвале запереть. И тогда закинули сети в третий раз. И я уже знал, кого мы в них вместе с рыбой из моря вытащим. С самого утра уверился, как чертовщина вся эта на море началась. «Раньше, чем думаешь».       Сразу он на глаза не показался. И вот что удумал: сеть с рыбой туманом скрыть. Поверье у нас есть: случается такое, если чего ценное, вроде золота в улов попадет. А потому обрадовались и тянули с удвоенной силой. И еще говорят, что нечисть морская ни на корабль, ни на сушу попасть не сможет, если люди сами ее туда не впустят. И этот запрет сумел мой русал обойти. Ну прям гордился своим хитрецом, а потому сеть тянул сильнее всех. Ведь знал, что и он в ней, вместе рыбой окажется.       А когда туман рассеялся и батины матросы его вместо золота увидали — сеть кинули и вопя истошно защитные заклинания, к корме удрали. Разве что со страху за борт не попрыгали. Ну, оно и понятно — вдруг там еще такие?!       Прежде, чем кто из команды опомниться успел, бросился к нему и плеча его влажного всей пятерней коснулся. Ладонь мне обожгло, будто угли из камина ухватил али металл раскаленный. Он вздрогнул, дернулся и посмотрел на меня, да пристально так. Заволновалось море, порыв ветра ледяного в паруса дунул ниоткуда и стих. И показалось, будто одни мы и не вопят вокруг батины матросы и не скачет по палубе жрец в ритуальном танце.       Согласно древнему обычаю, все благородные у нас должны мечи носить, хоть на суше, хоть в море с ними не расставаться. А обычаи мы соблюдаем без раздумий — иначе остров под воду уйдет.       Но вот мне-то клинок и вправду пригодился — сеть разрубить. Батя точно разъярится и чинить заставит, но позже. Залюбовался. С каждым разом, когда видел, он мне все красивее казался. Рыба свежепойманная вокруг трепыхалась, но брезгливости не почувствовал.       Когда из сети вытащил — сам изумился: вместо хвоста — ноги. И… одежда, и ботфорты на нем появились, да красивые, но из моды давно вышедшие. — Вэл… — шепнул, тихо так, лишь один я и услышал.       Вознамерились батины собутыльники изрубить Дэмиана. И кинулись к нему, о рыбу спотыкаясь. И ведь не разучились, во диво-то, клинками махать! Ну, я, как и подобает истинному рыцарю, путь им преградил. Ох, не зря батюшка моему учителю фехтования платил! Дрался-то я очень неплохо, и уж точно лучше своих противников.       Что же до бати, то он вдруг резко вспомнил, что я его сын, хоть и непутевый и пошел на своих придворных с матюками, да кулаками, но потом, все же, про меч свой королевский вспомнил. Честно, немного удивился, что батя меня не бросил.       И неизвестно, сколько бы все это безобразие продолжалось, но прежде, чем ранить или заколоть кого успели, волна огромная поднялась, через корму перехлестнула и утащила батиных собутыльников-соратников всех за борт. Остались на палубе только мы с Дэмианом, батя, да жрец — он потому, что к мачте себя привязал. Разозлился на морского хитреца — испытывает, не верит! — Чего ж ты сразу-то так… Оглянулся, хотел чего обидного сказать, но… когда улыбку его увидел, забыл об укорах всех напрочь. Сгреб пакостника в охапку, сжал покрепче в объятьях и… поцеловал. Оторваться от него не мог — так страстно мне отвечал.       И вот тогда-то батя выругался и кольцо свое золотое с рубином в море выкинул. — Все, змея ты подводная, твои козни! Вот сама цацку свою и носи!!! — да еще и в волны плюнул. Матросы его к кораблю гребли и, по возможности, молча.       Кое-как их на борт подняли. И ведь акулы не тронули! Подозреваю, что и в этом заслуга Дэма. Забоялись его… все, больше не нападали.       Портиться погода начала, аккурат сразу после безумной выходки нашего короля. Дело ясное: шторм начинался, и сухопутные крысы материковые поняли бы. А мы, на хлипкой нашей посудине, от берега далеко. — Не я, — прошептал Дэм. А батя на него как рявкнет: — Так, чудище ты морское! А ну к берегу нас тащи! Ну, король, он и есть король — всем приказы горазд раздавать. Не мог я за Дэма не заступиться! — Ты, батюшка, это… поосторожнее в словах-то, — и дерзко вперед шагнул, от него Дэмиана заслонил.       Вот за такое можно, ох как схлопотать, но батя меня и вовсе не услышал и не увидел. Дэмиан промолчал, но никто ему возразить не посмел, когда на капитанский мостик пошел. Даже батя от такой дерзости дара речи лишился. Ногами он передвигал как-то неуверенно, но с каждым шагом — все лучше.       Команда на весла налегла. Ветер то в одну, то в другую сторону менялся, и швыряло нас по волнам и мачта скрипела, да громко так. Но никто не роптал, ведь к острову родному мы приближались, хоть и медленно. Стараниями Дэмиана. А кто-то другой, может, из родни его, пытался нас, наоборот, от берега утащить — видать, батя поступком своим непочтительным разгневал.       Все время с ним оставался. Так, на всякий случай. Не знаю даже, чего больше боялся: что свои нападут или… что передумает, за борт прыгнет и на прощание только хвостом из волн серых взмахнет. До гавани добрались, вцепился он в меня, судорожно, больно. И тогда понял: тоже боится гад мой морской!