Не тот улов

      Эту историю любил дед рассказывать, и по пьяни, и трезвый. Тогда не пил — боялся обманут, с кораблями-то, потому и запомнил все, ну в мельчайших подробностях.       Помер он в позапрошлом году. И обидно так помер: вина перебрал и с лестницы свалился. Сколько штормов, баталий с пиратами пережил, а тут такое! Видать, ушел навстречу бабке Ионе. Она двумя годами раньше за чертой оказалась — эликсиров омолаживающих больно много потребляла. Батю после похорон короновали, да побыстрее. Правда, он и так островом давно уже правил, фактически.       Так вот, когда родителей моих будущих на острове венчали, шторм поднялся и берег весь, даже в бухте, водорослями вонючими закидало. Береника, которая в то время уже слегка в маразме была, вопила дурным голосом, глазища выпучив: — Духи гневаются!       Ну, наши домашние духи робковатые. Пошуршали в храме, за алтарем. А когда дед пригрозил во всеуслышание демонов на них наслать, да таких, чтоб мало не показалось, они быстренько затихли и о присутствии своем больше никак не сообщали. Батя, тогда еще принц Фредерик, вдрызг напился и еле на ногах держался. За спиной его дедовы телохранители маячили на случай, если побежит или упадет. Ну, как он теперь говорить любит, хоть и огребает за это от матушки регулярно: — За свой-то корабль, да любая невеста красивой покажется! И даже Кэйтилина Великанша! Такое вот прозвище у матушки в девичестве было обидное. Сейчас-то ее, королеву, никто так кликать не посмеет. Статью, нравом, да наклонностями распугала Кэйтилина всех женихов. А тут принц Фредерик, и без корабля.       Но венчание свое чуть не сорвала. Шесть здоровенных воинов к алтарю ее волокли. Брыкалась, вырывалась да еще и матюкалась так, что грузчики портовые позавидуют. Ну, в какой-то момент, у самого алтаря, ей все же удалось освободиться. Дед мой беспринципным был и корабли терять не хотел. А потому, не церемонясь особо, схватил священную чашу, из которой молодые вино должны были пригубить — она металлическая, позолоченная и тяжелая — и треснул Кэйтилину Великаншу. Сильно, но не насмерть. Мужики ее, бессознанную, подхватили, а дед заявил, мол, дева впечатлительная и от переизбытка чуйвств в обморок-то и брякнулась. И родитель ее, Огюст, с ним, конечно же, согласился. Мнения бабки моей, Ионы, спрашивать не стали, а Огюст на ту пору года три, как вдовцом был.       Запротестовал один только жрец. Потому дед наш сам, да сбиваясь венчальное заклятие читал и когда уже заканчивал, Фредерик рядом с невестой повалился — перепил заради корабля и силы свои не рассчитал.       В первую брачную ночь проспал батя в пьяном беспамятстве, а матушка, очухавшись, мебель крушила. Но потом они все-таки поладили. Еще бы, батя ей из приданного самый лучший корабль отдал и рыбачить наравне с мужиками нашими разрешил. Тогда старожилы ждали, что за такие дела боги осерчают, и остров наш под воду уйдет. Но обошлось! Видать, у богов хорошее настроение было.       Брак свой матушка считала вполне счастливым. Не раз родителей добрым словом поминала. А потому вознамерилась и наши судьбы, детей своих, решить подобным же образом. — Уж я-то лучше знаю! Ну, с Кловисом у ней отлично получилось. Бланка и красавица, и умница, и из семьи родовитой, правда, не шибко богатой, но зато с… небедными родственниками. Да еще и лиса хитрая — очень полезное для королевы будущей качество. Но все хорошо не бывает…       Сестрица моя младшая, Энаис — ну просто копия матушки в молодости! Ну, только без наклонностей, и еще мордатее, и выше, и в плечах шире. Жениха ей матушка сыскать уже отчаялась. Сбегают они все, даже самые завалящиеся.       Удумала королева наша сплавить ее Дэмиану. Когда батя всю историю выболтал, обрадовалась: — Сама Судьба к нам его привела, когда доченька моя, красавица, без мужа прозябает!       И вот, началось! То завтрак им с Энаис романтический устраивала, то свиданку! А я с гадом своим морским урывками виделся и довольствовался одними лишь объятиями и поцелуями торопливыми. Ох как бесило, что матушке моей Дэм не сопротивлялся! Молчал, что воды в рот набравши! Ну рыба-рыбой! И не сразу понял, чего это он так.       Мой прапрадед большим оригиналом был и завел оранжерею с жуткими растениями. И после смерти его извести их не осмелились: привычный порядок ведь нарушится, и тогда остров на дно уйдет. Потому так и продолжала ведьма наша для них воду морскую заклятиями опреснять. Еще тех, что мясоеды, рыбой кормили. И живучие они оказались, растения эти.       Пришла матушке в голову венценосную шальная мысль: отправить русала моего на прогулку с Энаис в эту оранжерею, демоны ее! Не мог его там одного оставить! И вовсе не из-за ревности! Вдруг растения хищные сожрать вознамерятся?! Они же рыбой питаются…       Дверь, заклятием вечным хранимую, открыл с легкостью: во мне батина кровь, а потому сюда вхож. И если кто со мной войдет или с кем другим из семьи нашей — тоже не пострадает.        Сколомандра опять ветвями-щупальцами шевелила, и торсения шипела, а вещие травы колдовские — название их забыл — шумели, будто ветром колыхаемые. А ветра-то в оранжерее никакого нет. И светильники магические замигали.       Энаис и гад мой морской сидели на скамейке под Сколомандрой. На Дэма нападать эта жуть не посмела — еще не отросли щупальца, которые матушка ей за последнего садовника оторвала.       Прапрадед мой здесь этих чудищ не просто так развел. Он им врагов своих скармливал, а бате, за неимением оных в таком количестве, пришлось их на рыбную диету перевести. Не родственниками же кормить?! Быстро переворот забацают и самого на корм изведут.       Так, матушки на горизонте не видно — отбыла на кухню с инспекцией, проверить, как повара наши обед готовят. Дверь за спиной с грохотом захлопнулась. Сколомандра щупальцами лиловыми к русалу моему потянулась, но все-таки побоялась. — Дэм! Ну и сука же ты! Врезать ему хотел или целовать… до огненных звездочек — не уверен. Ревновал! Руки чесались… придушить, когда с сестрицей своей его рядом видел! Хоть и сидела Энаис на самом краю скамейки той демоновой и отвернулась от него демонстративно, а затем и вовсе ушла по дорожкам оранжерейным прогуливаться. Увернулся от объятий черного Бурелом Корня и кинулся, голову очертя, в другие объятия, крепкие и жаркие. Так бы и пропал в них! Хоть в море, хоть на суше! В глаза глянул. И какого они цвета?! Но красивые… В губы впился да и забыл сразу и об оранжерее, и о матушке, с планами ее безумными. Эх, и горазд он целоваться! Такое языком своим творит… И не захочешь, ответишь… А я хотел. Отпустил меня. Воздуха вдохнуть дал и снова. Жарко так стало. А еще одежда мешает. Но не за этим я сюда… Ну, или не только за этим. Вырвался. Начал за плечи трясти. — Скажи уже, морской ты гад! Ну хоть что-нибудь! Улыбнулся, да грустно так и головой покачал. Сколомандра над нами завздыхала. — Чего молчишь-то, как рыба?! Опять улыбается и к себе тянет. Сдался. Пусть целует. Не гонит и ладно. Бурелом Корень когтями по стене каменной заскреб. Громко и противно. Предупреждает. Шаги услышал и много: матушка с фрейлинами обратно в оранжерею возвращается. Дверь заговоренная хлопнула и жалобно так. На шаги матушкины тяжелые не обернулся. — Чего это ты, сыночек, — голос ласковый: точно врежет сейчас. — Влюбленным объясниться мешаешь?! Подошла, руки в боки и нависла. — Твое-то счастье, дурень, уже устроили! Фрейлины хихикать ехидно стали: о свадьбе моей будущей, наверное, даже мыши из подвала замкового узнали. Столько всего придумал, что матушке сказать, но… Но язык в то самое место и убежал. Только к Дэму ближе придвинулся. — Пшел отседа! — да, орать королева наша умеет. И прежде, чем она меня за шкирку схватила… Дэмиан резко на ноги поднялся и рот открыл, да и закрыл, а потом: — Леди, вы неправы, — тихо сказал, а у матушки глаза из орбит полезли. Бросилась она к катке с опресненной водой, и голову в нее… Завизжали фрейлины, но громче всех — Энаис. А мы с Дэмом, об этикете позабывши, начали королеву от воды оттаскивать, и без всякого уважения к титулу ее. Брыкалась. Буреломник со Сколомандрой из горшков повылезали и взялись нам помогать, а вещие травы зашептали: — Топи! Топи! Топи! Энаис и фрейлины продолжали истошно вопить. Матушка еще глубже голову опустить пыталась. А когда Дэм что-то непонятное проговорил — вода из катки вся в воздух поднялась, собралась в пузырь и зависла. Я аж присвистнул, а Энаис и фрейлины орать перестали. Да, такого и Береника наша не умеет. Сколомандра и Буреломник ветки свои к пузырю протянули и давай быстрее пить. С опресненной-то водой у нас не очень: одна Береника не больно много ее из морской зачаровать может. Вещие травы и хищные кусты опять зашептали: — И нам, и нам, и нам! Матушка, с мокрой прической набекрень и с косметикой, по лицу растекшейся, на Дэмиана изумленно уставилась. Первой сообразила, что время удирать, Энаис, и к двери с такой прытью метнулась, какую никто в ней, здоровой девице, заподозрить не мог. — У меня урок танцев, дражайшая матушка! — и была такова. Вода вернулась в кадку, а мы с Дэмом, вслед за Энаис, рванули из оранжереи. Хорошо, королева никого удерживать не пыталась — прической испорченной была занята.       Стол в парадной обеденной зале накрыли. Это матушка перед Дэмианом старается. Мол, благородные мы все тут и нечего! Его, конечно же, посадила рядом с Энаис, а меня — подальше.       Не успели слуги все блюда расставить, как случилась между матушкой и Энаис ссора. Ничего нового — они по нескольку раз на дню переругиваются. — Больно много ты, дочка жрё… кушаешь! Толстеешь! Модистки платья перешивать замучились! — На свои-то платья ты парчи не жалеешь! — не умеет Энаис молчать, когда и вправду надо бы. — Да как ты с матерью родной разговариваешь?! Из-за стола выскочили и подрались, в волосы друг-другу вцепились. Батя, матюкаясь совсем не по-королевски, полез их разнимать, а министры его, собутыльники — на местах своих остались — боятся они и королевы, и принцессы. — Уймитесь! На всех платьЁв хватит! Но они и не слышали. А матушка бате еще и под дых заехала, чтоб не мешал с дочкой отношения выяснять. И вот тогда проделал Дэм еще один свой трюк, теперь с вином: начало оно из бокалов и графинов вверх выстреливать. Все присутствующие, естественно, перепугались, стол опрокинули и в ужасе из залы обеденной сбежали. Мы последними ее покинули и неспешно.       После сего события мудрая королева наша Дэмиана в покое оставила, хоть и временно, а Энаис… Вот дела! Начала брать по два урока танцев в день. И… вроде, понятно: Осенний Бал на носу, но… Все равно, подозрительно! Ждал и я этот бал, и… как оказалось, не зря!