Не тот улов

      Шелковые волосы сквозь пальцы. Жаркое дыхание на лице. Тихий стон в губы. Жадный поцелуй. Грубый — ни один из нас не желает уступать. Руки скользят по спине, задерживаются на пояснице. Мои горячие ладони на твоей, не менее горячей коже. Обнимаешь, прижимаешься. Сквозь одежду чувствую твое возбуждение. Но не спешу. Мну упругие ягодицы. Стонешь в поцелуй, вздрагиваешь, но не вырываешься. Падаем на кровать, не разжимаешь объятий. Задыхаюсь и не прошу пощады. Я — твой пленник?.. Или ты — мой?.. Уже не важно.       В клочья мерзкие тряпки!.. Жаркий. Мускулистый. Прерывисто дышишь, извиваешься подо мной. Касаюсь тебя. Восхищенно, нескромно. Теперь смело — теперь мой. Да и твои ласки уже не робкие. Больше не сомневаешься — можно все и не сбегу. Разрываешь поцелуй. Упираешься рукой в грудь. Позволяю. — Дэм… — как же красиво произносишь мое имя! — Сегодня… буду твоим. Правда этого хочешь?.. Снова впиваешься в губы, это и есть твой ответ. Время останавливается. Для нас обоих. Целуешь страстно, болезненно. И понимаю — хочешь спрятать страх. Ведь я — твой первый. Ласкаю, облизываю белую, восхитительную кожу. У моих соплеменников она совсем другая, грубее. Мне так нравится прикасаться к тебе. Твои стоны все громче. — Дэм… — похоже, ты забыл все другие слова. Безнадежно краснеешь, когда вытаскиваю из-под смятой подушки бутылочку с ароматным маслом — вы, двуногие, любите умащивать им кожу после ванны. Румянец на щеках сводит с ума, и теперь я тебя целую и не могу остановиться. Поддаешься, разрешаешь. Твой рот… желанный и сладкий. Нетерпеливо ерзаешь — хочешь большего. Часть масла из открытой бутылочки проливается тебе на живот. Растираю его ладонью по горячей коже. Тихо стонешь и смотришь в глаза. На мгновение близок к тому, чтобы позволить тебе увидеть их цвет. Но… еще рано, не сейчас. Но ты ничего не замечаешь, кроме моей руки, касающейся твоего паха, ласкающей возбужденную плоть, легкими невесомыми прикосновениями… Как же ты уязвим! Скользкий палец проникает в тебя, узкого… нетронутого. Дрожь. Тихий стон. Шальной синий взгляд. Если сейчас прикажешь мне прекратить — снова подчинюсь. Но ты бесстыдно поддаешься навстречу. Целую в алый, приоткрытый рот, а затем добавляю второй палец. Стонешь, когда касаюсь, когда надавливаю на бугорок внутри. Здесь наша анатомия совпадает. Осторожен и не спешу. А ты пропадаешь в удовольствии, выгибаешься, дрожишь. — Дэм… — не решаешься сказать, но все понимаю и без слов. Разве могу противиться твоим желаниям? Развожу в стороны твои ноги, сгибаю их в коленях. Не позволяю себе наброситься и взять… грубо, больно… Хоть именно этого и желаю и ты не будешь возражать. Очень медленно, чтобы ты смог привыкнуть. Да… это сумасшествие для нас обоих, но не могу причинить тебе боль, ведь ты… такой хрупкий, такой уязвимый, такой неопытный. Наслаждаюсь твоей узкостью, жаром. Близость с тобой совсем иная, не чувствовал такого с моими соплеменниками. Они… холоднее внутри. Мои первые движения осторожны. Стонешь. Боль?.. Удовольствие?.. Мой Вэл… Такой восхитительный и только мой. Позволяю себе немного убыстрить темп. Еще немного и запою Песню Смерти, но… вместо этого целую в припухшие влажные губы. Ласкаешь, сжимаешь в объятьях, а за окном… рев взбесившегося моря. И я теряю контроль, забываюсь в тебе. Вздрагиваешь подо мной, шумно дышишь. Не позволяю себе… освободиться от возбуждения… Чтобы продлить удовольствие для нас обоих. Больше невозможно сопротивляться. Мое семя наполняет тебя, жаркого, узкого, хрупкого. Сдерживаешься еще несколько мгновений… За окном воет ураган. Ничего, скоро утихнет… Счастливый и слегка безумный, прижимаюсь к тебе. Мой Вэл… Все-таки… ты увидишь цвет моих глаз. И именно сегодня.       Серый туман заполняет все вокруг, быстро превращаясь в холодную тьму. Беспощадная реальность разрывает мой прекрасный сон в клочья.       Все еще в человечьем обличии. И нет, оно не кажется мне теперь менее уродливым, менее уязвимым. Но именно таким ты знал меня, а потому несовершенство — единственная память, которая мне осталась, Вэл.       Когда-то отец заточил здесь мою человеческую мать после ее очередной попытки побега. Темно и холодно. Но мне не нужны ни свет, ни тепло. Без тебя вообще ничего не нужно.       Остаюсь в надводной части пещеры. Жалкий двуногий, дышащий воздухом. Треклятые камни темницы вытягивают Волшебство, и я слабее день ото дня. А потому и грань между зыбкой реальностью и моим бредом все тоньше. И уже не знаю, где заканчивается одно и начинается другое.       Вэл! Кажется, что ты рядом! Все время! Даже разговариваю с тобой! Но всегда молчишь, лишь грустно улыбаешься. Там, на поверхности, ты не улыбался мне так. Знаю, тоже страдаешь, хоть, в отличии от меня и остался на свободе. Но… Все к лучшему, мой Вэл.       У нас нет будущего. Просто не может быть. Если б все же смог остаться с тобой — тосковал бы по морю. И его близость, Вэл, свела бы меня с ума, сделалась бы хуже самой страшной пытки. И однажды сбежал бы и разбил тебе сердце! Нет, конечно же, вернулся… чтобы опять сбежать!       А если бы утащил за собой, ты, сухопутный мой двуногий, не выдержал бы разлуки с родным островом и медленно умирал бы здесь, рядом со мной.       Да, теперь я очень хорошо понимаю, зачем отец выбрал для меня именно эту темницу.       Но… не могу перестать думать о тебе. О неуклюжих, торопливых объятиях, о поцелуях, напористых, грубых. Ты так боялся разочаровать меня, мой милый Вэл! И просто не мог поверить… что я способен полюбить двуногого, слабого, обычного. Ты не видел, не понимал моей одержимости тобой! Вэл!       Не заметил, когда начал говорить вслух. Когда снова увидел тебя рядом, такого красивого и несчастного, все с той же печальной улыбкой на бледном лице…       Нет! Тебя здесь нет! В этой холодной, пустой темноте. Брежу и осознаю это. Но… реальность без тебя мне ни к чему.       Увы! Невнимательно читал записи на древних скалах. У заклятья, которое выбрал, чтобы навек соединить нас, есть и оборотная сторона. Нарушил равновесие, естественный порядок вещей в двух наших мирах. И наказан за это. Теперь способен на волшебство, только рядом с тобой. Один же… бессилен. Даже плохонький шторм вызвать не могу!       А потому не смогу защитить тебя от разъяренной родни, Вэл. И… только моя смерть успокоит их. Только ею смогу купить жизнь для тебя.       Голос разрывал тишину, звенел в гулкой пустоте моей темнице. А ты слушал. И я почти поверил, что ты рядом, Вэл. И, забывшись, протянул руку, чтобы дотронуться до волос, сияющих золотом здесь, во мраке. Ладонь все еще помнит их шелковую мягкость, Вэл.       Но мои пальцы, как и много раз прежде, прошли сквозь тебя. И за один мой вздох ты обратился в дым. — Вэл… Любимый… — шепотом, чуть слышно. Говорю вслух?! Нет?! Все равно… Меня слышат только стены моей темницы. Когда-то они слышали безутешные рыдания моей матери.       Должен молиться Морской Ведьме, чтобы ты, как можно быстрее забыл меня! Чтобы прервалась моя никчемная жизнь! Вэл! Но… все еще жду, все еще надеюсь, что придешь за мной сюда! Тогда ты вернешь мне и Свободу, и Волшебство! — Вэл… — Он никогда не найдет дороги сюда! Слишком туп! Этот злобный, высокомерный, но восхитительно-мелодичный голос нельзя спутать ни с одним другим! Мгновенно вырвался из объятий милосердного сна. — Не смей… — говорить трудно. Лаотрийэль рядом и жалею, что могу видеть в темноте. Он здорово научился… притворяться. Мускулистые, босые ноги вместо хвоста. И они не выглядят неестественно. Зачарованная, лишь отдаленно похожая на человеческую одежда, под которой угадываются очертания стройного, неподвластного времени тела. Темные волосы, каскадом струящиеся по плечам. Совершенное, прекрасное лицо. Таким однажды он предстал перед моей матерью, и она влюбилась, и позволила утащить себя под воду. — Твой выбор, — отец улыбнулся, и я успел увидеть слегка заострившиеся зубы: злится и не может этого скрыть, — расстроил меня! Неужели этот грубый, безнадежно тупой, уродливый человечишка стоил таких жертв?! Промолчал. Говорить бессмысленно. Мстит теперь мне, ведь она мертва. Сбежала от него за черту. Шатаясь, встал с холодного камня, служившего мне постелью. Все еще слишком горд, а потому не могу лежать у его ног. — Если б не влюбился, — сколько же злобы, яда в каждом слове! — Если б просто развлекся с двуногим — вряд ли оказался бы здесь! Да, он прав. После первой близости с тем, кого любим мы теряем свои способности, пусть и совсем ненадолго. И потому отец знал, когда прислать стражей. Но как он догадался о моих чувствах?.. — Море приняло мой выбор, — глухо, но не отводя взгляда от холодного, совершенного лица. — Море, но не я. Вновь молчу — нечего ему сказать… Все еще не простившему и не забывшему ту, которая так давно мертва, которую убила его любовь, жестокая и безмерная. — Что ж, один твой выбор все же приму, — снова улыбка, теперь уже явно похожая на оскал и зубы еще острее. Сейчас забудется, бросится и с легкостью растерзает меня, ослабшего, едва способного держаться на ногах, все таких же чуждых. Но… вряд ли. Он не подарит быстрой смерти! Продлит агонию, насколько возможно. — Если у тебе все же хватит смелости и глупости заморить себя голодом — не буду препятствовать.       Лаотрийэль метнулся, одним ловким, неуловимым глазам движением оказался на каменном обрыве, рядом с темной, холодной водой. Нырнул без единого всплеска. В миг, когда его тело соприкоснулось с родной стихией, ноги превратились в хвост. Так просто. Любой может беспрепятственно проникнуть сюда и так же легко выйти. Но не я. Чары надежнее любых дверей и засовов, которые так любят глупые двуногие. Он еще придет и не раз. Он так и не смог простить ей смерть. Вэл… Пожалуйста… Вэл… Зову тебя… Или же… умоляю держаться от моря подальше?! И от меня?.. Руки, влажные от морской воды вцепились в плечи и начали трясти. — Дэмиан! Моя истеричная, взбалмошная кузина Мари… — Отстань! — демонстративно повернулся к ней спиной. — Ну уж нет! Мы тебе должны! И долг вернем! Демоны! Итар тоже здесь! — Твои любимые устрицы! — кузен не церемонился и ткнул мне в нос вскрытой раковиной. Рот мгновенно наполнился слюной… Противна и их еда, и жалость. Хотя… нет. Кого пытался обмануть?! Хотя бы обнюхать эту сочную, свежую устрицу… — Убирайтесь! — но голос слишком тихий и слабый, зло крикнуть не получилось. — Найдем твоего двуногого, страдалец! Что ж, ехидство кузена все же лучше, чем жалость. — Не вздумайте! Морская Ведьма! Почему в моем голосе надежда?! Остался лежать к ним спиной. Надоеды! Проныры! Услышал шаги и плеск воды. Поморщился от холодных брызг на коже… Эти и нырять не умеют! Бестолочи! И подлые, оставили вскрытую устрицу рядом! Проклял себя за слабость и вгрызся заострившимися зубами. Подлые!