Не тот улов

      Обратно возвращались под утро, и в настроении прибывал наимерзейшем! И куда только духи домашние глядят?! Ничего хорошего от родительской затеи безумной лучше не ждать! А уж сейчас-то — особенно!       А вот русал мой дурачился как только мог! И все-то ему, гаду морскому нипочем! Волны нагонял, а потом нырял под них и меня за собой утаскивал. Или вперед уплывал, а потом, когда звать его начинал, рядом выныривал и радостный, что меня одурачил. — Хвост твой русалий! — разозлился, но чего обиднее крикнуть не придумал — тяжело у меня с этим.       И тогда он рядом поплыл, и даже сграбастать меня попыток не делал. — Расскажи, — и рукой теплой — может, только я его так чувствую — до плеча дотронулся. Посмотрел в глазищи его темно-синие, море таким в пасмурный день бывает. И как на красавца такого злиться-то долго?! — Ну, твоя родня мою порешит? Плыли молча. Только шум волн слышен был. Зловещим он мне тогда показался. — Не порешит, — сказал и обнял. Под воду потащил и, конечно же, целоваться. Сопротивляться бесполезно — сильнее, да еще и в своей стихии. Потому сдался и позволил ему творить все, что вздумается. А когда нацеловался, наласкался вдоволь — опять схватил и к поверхности устремился. — До Акульей Скалы не доплывут — обратно вернутся. И я ему поверил — врать-то все равно не умеет. Во всяком случае, мне. — И каким же образом, узнаем, когда они… решат? — Я узнаю, — и улыбнулся хитрец мой.       Подождал, думал расскажет чего. Но вместо этого — от хвоста его — брызги. Все никак привыкнуть не мог, что он в воде такой шустрый. — ДЭМ!!! Но где там! Опять удрал! Ох и жутко одному оставаться! И ведь понимал, что дурачество это его и вернется, а все равно — жутко. Заставил себя среди волн его не выискивать и молча плыть, будто и не случилось ничего. И наверняка наблюдал за мной хитрюга — прятаться-то умеет! — Ну, рыбина упрямая! Один трюк и у меня в запасе был, и он, в который раз на него повелся! Вдохнул, грести перестал, под воду с головой ушел. И… оказался в любимых руках! Хоть и знал, что не всерьез, но спасать бросился! И выругаться не успел — зацеловал меня. — Прости. Да, извиняться мастер! И не могу не простить-то! — Нечисть ты морская! Не уплывай ты так надолго! Расчувствовался, как баба какая, аж стыдно стало! Но Дэм не засмеялся. — Не буду. И за «нечисть» не обиделся.       Чем ближе к острову, тем больше наглеть стал гад мой морской. Хвостом задевать, а то и вовсе тереться беззастенчиво, вокруг ног обвиваться и сжимать больно. Под воду утаскивать. В привычку у него уже это вошло. Чешуя его кожу расцарапала и от воды морской ранки засаднило. Но я не жаловался и не уворачивался. Сегодня, чтоб залечить, наверняка оближет меня всего, и от лечения такого кончу и не раз.       Уже догадался, чем у него подобные упражнения заканчиваются. Но все равно испугался, пусть и самую малость, когда за ухо зубами заострившимися куснул больно. Не закричал, но он почувствовал, и зализывать начал. И опять это его: — Прости. Но так он смутился, что даже хотел разрешить еще покусаться! От щекотки — уши-то раньше мне никто не облизывал — на смех пробрало. Насупился русал мой: обиделся.       Ну, с обидами его знаю, что делать. Когда опять на поверхности оказались, за подбородок его слегка ухватил, придержал, в глаза темно-синие вгляделся и губами по щеке мазнул. Намек мой хорошо понял. И от поцелуя его, ну разве что не расплавился. В руках его повис — пусть творит что хочет, лишь бы не отпускал.       Не боль ощущал, а будто горел изнутри. И понимал — это он со мной что-то делает ласками своими, поцелуями. А руки его по телу блуждали и теперь беззастенчиво. Закричал, когда он заострившимися когтями по спине провел. Дэм сразу отпустил — навредить боялся. И я боялся, что остановится. А потому схватил бесцеремонно и к себе потянул. — Куда собрался?!       Дэм сильнее меня, а позволил. Вот только сомневаюсь, что он смысл слов моих понял, но удрать больше не пытался. Море вокруг заволновалось. Русал мой больше робостью не мучился: вцепился, обездвижил и под волну со мной нырнул. Голова закружилась и в ушах заложило. Ошалел слегка. У поцелуев его вкус изменился. И теперь знал, почему. Когти у него исчезли. Наверное, во мне причина. Не боюсь и он, хищник, чувствует.       Теперь моя очередь смутиться пришла, когда языком своим забрался… Раньше и подумать не мог о таком!.. Но не возразил — чего теперь-то возражать?.. Приласкал, но остановился прежде, чем на руку ему семенем излился. Слюна его на коже, будто одурманивала… Или не будто?.. Плотью своей по бедру провел. Жаркий. Долго подготавливать меня не пришлось, — часто мы с ним… Сквозь воду на небо посмотрел. И опять… словно не плывем, а летим. А потом в себе его почувствовал. И мысли все пропали. Но любил меня осторожно, хоть и сам ему поддавался и стонами провоцировал. И рука его на члене и такое вытворяла… Когда в меня кончил, будто по венам огонь вместо крови. И пьяный, но не как от вина. Кожу на шее прикусил. От оргазма всего дугой прогнуло. Едва сознания не лишился. Или… лишился. Чернотой все заволокло. А когда очнулся — русал меня на поверхность вытащил. — ВЭЛ?! — Да здеся я! Куда ж от тебя денусь-то?! Затрещину влепил! И звонко, и больно, и… смешно. — Ты чего?! — А того, что вы, двуногие, после… близости такой и… умереть можете! Ядовиты мы для вас… бываем!!! Море заволновалось — шторм начинался. Хоть и одуревший был, а виноватым себя почувствовал. И не только перед ним. Сейчас, со зла, еще и корабли топить надумает — вдруг какие на беду рядом окажутся. — Да я ж без умысла! Целовал его и долго. Отпустил, когда море успокоилось. Шторма будто и не бывало! Да, нельзя нам ссориться. — Не пугай меня! Ответил честно: — Постараюсь.       Он насторожился и поплыли мы быстрее. Незнамо каким образом, но догадался, что рядом — кто-то из его роду-племени. Волны совсем исчезли — начался на море штиль. — Смотри прямо, по сторонам не оглядывайся. Раскомандовался! Но по голосу понял — сейчас лучше не спорить. И все же ослушался его, глянул и обомлел, когда папашу его увидел. Трудно разглядеть его было, наверное, опять какие дела магические их — не иначе!       Вокруг него волны поднялись, и без всякого ветра — кто бы рассказал — не поверил! Когда вода холоднее сделалась — догадался, что Дэм магию свою пробудил. И вовремя! Ветер поднялся, и огромная волна на нас устремилась. Такая корабль накроет и переломает враз!       Но не достигнув, рассыпалась мелкими водяными брызгами! Дэм волну в ответ еще большую отправил. Вот тогда-то, думал от страха поседею и хотел было к острову рвануть, благо, он уже вдалеке виден был. — Рядом со мной будь, — русал мой приказал.       В сторону острова ни одного гребка не смог сделать — опять чары его русальи! Море заревело. Но видно было, где граница шторма заканчивается. Да, раньше про такое сказки рассказывали. Да не сказки то оказались, а быль!       И эта волна брызгами мелкими рассыпалась. Воздух рядом с нами заволновался и ниоткуда, воронка смерча! Ох, если бы не Дэмова магия — рванул бы и воды нахлебался. И как только не обделался со страху?! Не иначе, еще одно чудо случилось…       Но Дэм, вместо того, чтобы смерч рассеять, обратно к папаше его отправил, да еще и в размерах увеличивать стал. Но остановил посредине. Небо черными тучами заволокло и ливень начался.       Не сразу понял, что русал мой затеял. Воронка смерча под воду уходить начала. Духи-прадеды! Плохо вам молился, ни вино, ни кровушку на алтарь не лил! Не поминал! Но… смилосердствуйтесь! Защитите, благодетели! Кажный денек с молитв вам начинать буду! И пить брошу! И… не! Мамку слушать не стану! Но пить брошу точно!!! И матюкаться! Вот ни-ни!!!       Вода морская ледяной сделалась — наверное, от переизбытка магии. Судорогами и руки, и ноги свело. Видать, больно сильно домашних духов прогневал, и помогать отказались! Дэм за плечо ухватил и огромной волной, нас в сторону острова отбросило. Но успел увидеть, хвост серебристый в волнах серых. Отца Дэмова в водоворот затянуло. — Выплывет! — ох, и злобный у русала моего голос!       Ветер выл, да и море ревело и не уверен был, что услыхал, а не почудилось… Как до берега добрались, как Дэм меня из воды вытаскивал — помнил с трудом. Посинел весь, трясся и зубами стучал — и не только от холода! А еще матюкался, да так, что грузчики портовые бы покраснели! Пусть духи домашние злятся — все равно не помогают! Дэм, на меня не глядя, собрал в кучу коряги, которые я с утра для костра запасал. — Поджигай! — а у самого глазища от ужаса расширенные. -Шшштттто?! Прррри тттттебе?! — зубами дробь выстукивая. — При мне! А то сляжешь, хилый ты двуногий!       Не сразу понял, что специально меня злит, а потому прохрипел огненное заклятие. Вспомнил сразу — хорошо батя его в меня вколотил. И хоть и трясся и зубами стучал, с первого раза удалось и коряги вспыхнули. Но я на них не смотрел, только на Дэма. Русал мой попятился и думал, в море удерет. Тогда бы… точно за ним рванул или топиться. Но он остался. Костер обошел боязливо, глазищи все еще огромные. — Ведьма морская! — вместо ругательств ее поминает. — Яяяя шшштттоо ллль?! Обнял и… ближе к костру перенес. И побледнел, но из рук не выпустил, не сбежал, уселся, к себе прижал. Так в обнимку с ним и просидели, пока дрожь меня не отпустила. — Двуногий! — сказал, сплюнул будто. — А сам-то!.. — ох, не к месту шуточки такие, но промолчать не смог. Улыбнулся грустно, и меня совесть-злодейка кусанула. — Мой двуногий!       Больше не говорили, только целовались до одури, как в ту первую ночь, когда со скалы в море сиганул, чтоб до него добраться. И так и не рассказал, что не тронет его огонь колдовской, и потому, что я разжег и мне пламя подчиняется, и любимого моего не коснется. Что-то такое путанное Береника про заклятье толковала. Но может, понял неправильно, а Дэм подпалится?! Да и нравилось мне, что на жертвы такие способен, и заради меня, ничем не примечательного младшего принца. В пещеру, конечно же, на руках потащил! Ну, гордость у меня не делась никуда, а потому разозлился и прошипел сквозь зубы: — Пусти! Не девица те!       Из хватки его освободиться не удалось, хоть на берегу он и слабее. Рвался, даже выругался злобно, но скорее, для виду. Эх, не получается на хитреца моего злиться долго! Когда раны зализывал — сразу все обиды на него позабыл. — Завтра с утра не сбегай… И рыбу при мне есть можешь. Улыбку его в темноте не увидел, но почувствовал. — А ты заклятье огненное при мне говори — не боюсь.       Но днем он все-таки уплыл. С собой не взял, мол, дольше плыть будем. Вот и сидел на берегу и дожидался. В море вглядывался и даже духам домашним молился, чтоб помогли. Но особо на них не надеялся, и правильно.       Вернулся Дэм с новостями и совсем неутешительными. Рядом с островом моим родным шторм устроил и ветер ураганный нагнал, чтобы мачты на кораблях королевских поломать. Упрямые родители мои шторма не убоялись и мачты быстро починили — Беренику на помощь призвали. Вот когда не надобно — все у нее, ведьмы, получается! Заклятья прочла и мачты на место возвратила, будто Дэм их и вовсе не ломал! А духи наверняка молитвы мои не услышали — далеко больно от дома, а они у нас ослабшие и потому, что забываем о них частенько. — Королевское состязание на завтра объявлено, — мрачно мне Дэм сообщил. — Глашатаи ваши орут об этом и на площадях, и в порту. Расстроился он — помешать не удалось, хоть и старался. Эх, не умею красиво говорить! Потому, лучше не придумал, как обнять, ну и целовать, конечно.