Скандал как искусство

      Калисса проталкивается через толпу. Странно, что им вообще позволили устроить эту демонстрацию, видимо, решили: пусть постоят на солнцепёке да погорланят — когда начнутся обмороки и солнечные удары, всё это дело быстренько свернётся.       Биотики, импланты, проблемы. Эти слова давно уже стали синонимами, и обсуждения их, скорее всего, не утихнут ближайшие лет… Калисса готова поставить на всю сотню, просто потому что раз за уже минувшие двадцать с чем-то люди до сих пор даже голоса не понизили, то длиться этому и длиться.       «Главное, не свалиться раньше них», — мысленно говорит себе Калисса, пытаясь просочиться сквозь толпу к небольшой самодельной трибуне. У неё есть список заготовленных вопросов, пара конкурентов, что идут за ней или с другой стороны… И куча самой разной степени нецензурности слов в сторону начальника, который решил отправить понаблюдать за ситуацией парочку новичков. В принципе, их каналу вообще до этого дела нет, но новоприбывшие в контору — Калисса в их числе — светились энтузиазмом и не хотели просиживаться в офисе, сортируя информацию для старших работников. Как говорится, за что боролись, на то и напоролись.       Лично Калисса «напарывается» на пару ударов под рёбра в толпе, несколько недовольных и один откровенно презрительный взгляд, не самую чёткую даже после чистки запись, плюс головную боль и саднящее горло, потому что перекричать галдящую толпу за спиной та ещё работка. Не говоря уже о том, что её голос на записи через раз то срывается, то запинается, потому что нужно всё успеть и ничего не упустить.       Больше на подобные мероприятия представлять канал добровольцем Калисса никогда не вызывается, а через некоторое время, кое-как зарекомендовав себя, решает перейти в отдел новостных интервью.       — Не смотри ты на них так, будто они тебя сейчас сожрут! — взмахивает руками Сара. Калисса обречённо вздыхает и зарывается пальцами в волосы.       Она научилась держать голос, может прочесть заготовленный вопрос без запинки, сколько бы имён и названий организации в нём ни сплелось, но… Вся внешняя невозмутимость убивается выдающим её взглядом.       Стоя перед какой-то несомненно шишкой, пусть даже это начальник отдела информации, о котором в собственной организации вспоминают только при проблемах с архивными данными, Калисса буквально чувствует, как этот человек мысленно душит её зубной нитью или вон тем выглядывающим из коммуникационной будки синим проводом. А всё потому, что отвечать за какой-то недосмотр уже уволенного работника приходится ему, да ещё и перед камерой.       — Как, по-твоему, я на них должна смотреть? — упираясь лбом в столешницу, роняет Калисса. — Мне иногда кажется, что после интервью меня подловят за углом и вдарят по голове.       — А. Ну, да, резонно, такое вроде как даже бывало… — Сара выдерживает драматическую паузу, дожидаясь, пока Калисса поднимет голову со стола и посмотрит на неё, а после начинает смеяться. — Да ладно тебе, шучу-шучу! И потом, нам вообще везёт, что мы не с какими-нибудь вояками работаем, там, говорят, народ вообще либо гонорный, либо просто нервный.       Калисса, в каком-то смысле, знает об этом даже больше Сары, но решает не комментировать. В конце концов, у неё отец «вояка», и она не раз видела, как его домашняя доброта сменяется холодным профессионализмом на работе и злым раздражением, когда на эту самую работу суются с камерами и вопросами, как только что-то случится.       Хотя теперь она имеет представление и обратной стороны таких выпусков новостей — репортёры здесь не меньшие жертвы чем те, кто попадает под прицел камеры и десятков иногда не самых приятных вопросов.       Как ни странно — а может, как назло — с вопросами к военным Калисса оказывается направлена уже через полгода. В первый раз, потому что никого больше не оказывается под рукой, а их канал перехватил единственный шанс взять это дурацкое интервью. Во второй, потому что Калисса неожиданно вызывается сама, узнав, что их отправят в часть, где сейчас находится её отец… А потом её просто берут на заметку, мол, пробьётся, если нужно, так что остаётся лишь не расслабляться и быть готовой ко всему.       Чёрта с два, конечно, всё обязательно пройдёт гладко. Чёрта с два очередной человек адекватно среагирует на компрометирующий вопрос.       Калиссе трижды ломают камеру, дважды импульсом и вирусом повреждают записанный материал, что она замечает слишком поздно, а однажды какой-то перенервничавший индивид даже замахивается… Калисса вздрагивает и машинально делает шаг назад, но смотрит прямо и в упор. Потому что мысленно она уже тоже его придушила и сочла себя заранее отомщённой. И потом, она видит этого человека в первый и последний раз, так пусть нервничает он, вынужденный ронять маску или сразу лицо, а не она. Для неё это просто работа, профессиональный долг и с недавних пор совсем немного личное удовольствие.       А ещё у неё помимо основных вопросов порой есть пара-тройка личных, родившихся благодаря предоставленной и изученной информации. Она даже однажды задаёт этот вопрос, предварительно отключая звуковосприятие камеры — потом списывает всё на сбой — и с непередаваемым наслаждением наблюдает, как человек округляет глаза и давится воздухом.       — Это правда, ты попала в список? — неверяще переспрашивает Сара.       Калисса утвердительно кивает и выводит на омни-туле изображение. Если в её резюме, предоставленном начальником наравне ещё с несколькими, не найдут к чему придраться, у Калиссы будут все шансы попасть на собеседование, открывающее ей дверь аж на саму Цитадель.       Не то чтобы это было её мечтой, ей и на Земле всегда есть, с чем работать, но такой перевод — её личный повод для гордости. И ключ ко многим интересным людям и событиям, которые несомненно ждут освещения.