A Dangerous Game To Play

Через несколько дней, Джаред позвал меня в студию, потому что ему срочно потребовалась моя помощь. Интересно, чем такая катастрофа как я, может помочь этому иногда злобному гению? Сгорая от неизвестности, я летела в студию так быстро, как только могла. Выпрыгнув из такси, я глубоко вдохнула: вот она — святая святых, Марс Лаб. Небольшой домик, ограждённый забором. Я потопталась на месте, а потом дёрнула за ручку калитки, которая, на моё счастье, оказалась незапертой. Я прошла в небольшой сад, через который небольшая тропинка, выложена камушками в стиле брусчатки, вела к двери в студию. Дверь была нараспашку: заходите, кто хотите; забирайте, что хотите. Я вошла в небольшой коридор. Возле двери валялись чьи-то кроссовки, кеды, наверное, Джея; где-то в другом углу лежала кожаная куртка. Оставив свои кроссовки в коридоре, прошла в комнату, из которой доносился задорный смех: его я узнаю из тысячи. Стоило мне раз услышать, как смеётся Джаред, как этот хохот запомнился на всю жизнь. В комнате был ужасный бардак. В центре комнаты стоял небольшой диванчик. На нём валялась акустическая гитара, куча бумажек и две упаковки печенья. Я даже подумать не могла, что Джей такая свинка. Эмма говорила, что он ужасный перфекционист. И где это проявляется? Хотя, я тоже перфекционист-разгильдяй. Подавив рвавшийся наружу смешок, я подошла к Лето. Он точно не мог меня заметить, поскольку стоял ко мне спиной. Оторвав телефон от уха, он вскрикнул: — Наконец-то! Думал, что состариться успею, пока дождусь тебя. — Как ты узнал… Глаза на жопе? — Почти. Не важно. Давай сразу к делу, — бу, деловой какой. Теперь я поняла, что Эмма имела в виду, когда говорила, что «Джаред невероятный зануда, когда дело доходит до работы. Все соки из тебя выжмет». — А что за дело-то? Фотки какие-то валяются. Что это? — Это… В общем, мне надо выбрать лучшие фотографии. И не спрашивай зачем. Я сам не знаю. Просто надо. А ты в этом шаришь, — мои глаза стали размером, как Юпитер. — Да ладно тебе. Все знают. — Чего?! Я же… Эмма? Бля. Слушай, у тебя есть Шеннон, он, как мне известно, тоже фотограф. Спроси у него. — Ага, уже бегу. Он фотки и делал. Так что, придётся выбирать тебе. — Он? — Я уставилась на Джареда, а потом на фотографии. Как бы сложно ни было признавать, но снимки были великолепными. Чувствовалась рука мастера. Шенн не только барабанными палочками орудовать умеет так, что дух захватывает, но и фотоаппаратом. В них не было банальности, как во многих других работах, что мне приходилось видеть. В них была душа. Прекрасные пейзажи, портретные снимки людей, по которых можно составить целую историю о каждом, но особенно меня поражали снимки парков, гор, каньонов — такая красота. Чувство, будто стоит мне пожелать и в мгновение ока окажусь на том месте. Разложив фотографии так, чтобы можно было рассмотреть каждую, я взяла в руки ту, что лежала в центре. Ночной город, освещён тысячей огней. Закрыв глаза, я мысленно перенеслась на то место, где была сделана фотография. Это недалеко отсюда, я чувствовала. Голливудские холмы. Только оттуда открывался такой прекрасный вид на ночной ЛА. Представляю, как поднимаю голову вверх и вижу чистое небо, усыпанное миллионами звёзд. Они так ярко светят, будто улыбаются, здороваются, подмигивают тебе. Невероятная красота. Где-то рядом со мной заиграло фортепиано. Красиво, медленно, спокойно. Этот поток музыки поднимает тебя и уносит куда-то далеко-далеко. А вот уже голос Джареда, врывается в эту мелодию, дополняет её, делает более живой, настоящей, чувственной. Будто стоит тебе только дотянуться до неё рукой, схватить и она потащит тебя в прекрасный мир. Никогда ещё не слышала таких песен, которые усиливают то, что ты представляешь, создают свой маленький мирок, который кажется настоящим, реальным. Хотя, что такое «реальный»? Откуда нам знать, что всё то, что с нами происходит — реально? Лёгкое прикосновение к моему плечу выводит меня из транса. Лето с интересом смотрит на меня. Музыка прекратилась. Он улыбается. — Это ты играл? — Да. Alibi. Понравилось? — Не то слово. Она будто унесла меня в другой мир, где нет боли, страдания. Где нет места для лжи и ненависти. Но, где всегда спокойно, где сбываются мечты и желания, даже самые сокровенные, и на первый взгляд, невозможные, — я протянула Джею фотографию. — Эта. Она очень красивая и такая… Настоящая. Я будто на мгновение оказалась на том месте, и вижу город миллиарда огней. Джаред слегка усмехнулся и отложил фото в сторону. Мы выбрали ещё несколько фотографий, а потом Лето сгрёб все бумаги в охапку, бросил на пол и удобно устроился на опустевший диван, прихватив гитару. Он играл всё, что хотел или то, что просила сыграть его я: от лирических песен 80-х и 90-х, до рок песен современности. Их исполнение на одной только гитаре делало звучание совершенно другим, воспринимались эти песни абсолютно иначе. Когда я попросила Джея сыграть его собственную песню, он задумался. Я не могла уточнить, ведь совершенно не знала названий. Я даже не могла представить, что мне стоит ожидать от него. Посмотрев мне в глаза, Джаред медиатором провёл по струнам. Потом ещё раз и ещё раз. Комнату наполнила приятная, медленная мелодия. Она разливалась по моим венам, вместо крови, полностью поглощая меня. Голос Джареда окутывает, как кокон, действует так успокаивающе, завораживающе, гипнотизирующе. Я опять закрываю глаза и представляю. Что угодно: дикую, нетронутую людьми природу, ночные города; фантазирую, мечтаю. Открываю глаза и вижу, как Лето поёт, улыбаясь, тоже закрыв глаза. Казалось, что его руки в этот момент живут отдельно от него, тонкие длинные пальцы перебирают струны, создавая нечто невероятно прекрасное и вдохновляющее. Ещё одно прикосновение медиатора к струнам и мелодия закончилась. Повисла тишина, которую никто не хотел нарушать. — Вы с Шенном похожи, — проговорил Джаред, но очень тихо, будто боялся кого-то разбудить. — Фу, испортил такой момент. Зачем ты вспомнил о нём? — Ты отбивала ритм мелодии ногой, в точности как он. Ладно, — хлопнул Лето в ладоши и отложил гитару в сторону. — Давай я покажу тебе город миллиарда огней. Я посмотрела в окно и челюсть, если бы могла, с грохотом упала бы на пол. За окном было темно. Посмотрев на часы, я ахнула: 23:44. Почти полночь, а мы всё ещё тут торчим. Но никакой усталости я не чувствовала. Наоборот, я была полна энергией. Хотелось прыгать, бежать куда-то или долго ходить, рассматривать всё, что попадалось на глаза. Джаред протянул мне свою куртку и улыбнулся. — Там прохладно. Надень. Заботливый. С каждой проведённой минутой возле Джареда, я ловлю себя на мысли, что он полная противоположность брату. Я и раньше это заметила, но сейчас вижу такой контраст между ними. Шеннон резкий, дерзкий, иногда слишком грубый. Только то и делает, что раздражает. А Джаред… Он просто настоящее солнце, к которому тянешься. Ты можешь обнять его и быть уверенной, что он поймёт всё правильно. Джей такой, как я всегда представляла старшего брата, о котором мечтала всю жизнь. И, кажется, я встретила человека, которого могу назвать таким великолепным словом: «брат». Иногда есть вещи, важнее кровных уз. Порой прекрасное взаимопонимание, поддержка, любовь, уважение друг друга и готовность всегда прийти на помощь важнее генетического родства. Джей потащил меня к Голливудским Холмам. Мы вскарабкались наверх, и передо мной открылся невероятной красоты вид. Лос-Анджелес будто горел, тонул в пламени фонарей, которые полностью поглотили его. Город Ангелов сиял больше, чем миллиардом огней. Я смотрела на эту красоту с восторгом маленького ребёнка. Я влюбилась в него, влюбилась в место, с которого можно наблюдать невероятное творение природы и человечества. Я подошла ближе к обрыву, села на землю и скрестила ноги, будто в позе лотоса. Лёгкий ветер играл с волосами, дарил свежесть и прохладу. Я оказалась в сказке. Рядом присел Джаред и тоже смотрел куда-то далеко, думая и мечтая о чём-то своём. — Это нереально. Я сплю. Скажи, что я сплю. Не хочу просыпаться. — Это реально. Поверь мне. Хотя, знаешь, когда я приехал сюда с рюкзаком на плече и 500 баксами в кармане, тоже считал, что всё это нереально. Я думал, что мои желания никогда не сбудутся. Но я верил, что ЛА — это город, где сбываются мечты: сокровенные, самые-самые, самые невозможные, и лишь на первый взгляд нереальные. А ты просто закрой глаза, резко распахни их, и всё сразу окажется реальным. Хотя, что такое реальность? Может её вовсе не существует? — Может, это всего лишь фантазия нашего мозга? Может, все мы какие-то подопытные кролики чьей-то игры. Кто знает. Джаред засмеялся. Приобняв меня за плечо, щекой коснулся моей головы и тяжело вздохнул. — У тебя есть мечта? — Есть. Но она вряд ли сбудется. Я хочу, чтобы прекратились ненужные войны, состязания, кто лучше, и прочая ерунда. А ещё, я хочу путешествовать: увидеть новые страны, встретить много людей, наконец-то осуществить мечту детства и стать фотографом. Я вообще много о чём мечтаю. — Глобально, — смешок сорвался с губ Лето. — Мир во всём мире. Хотя, я с тобой в этом вопросе солидарен. Ещё немного посидев на холмах, Джаред повёл меня обратно в студию. Забрав оттуда стопку бумаг, он вызвал такси. Проехался со мной к моему дому, попрощался и уехал. Сегодня я увидела другую сторону шумного города. Он был совершенно иным, сказочным. Город-мечта. И ведь не только город может быть другим. Мы, люди, точно такие же: с кем-то мы хорошие, добрые, приветливые, а с кем-то чёрствые и недружелюбные. Надо просто попытаться посмотреть на человека иначе, узнать его. Может быть, мне тоже стоит попытаться узнать Шеннона с другой стороны. Вряд ли Джей просто так защищал брата и говорил, что на самом деле он хороший. Посмотрим. Новый день даст о себе знать. Нечего загадывать наперёд.