A Dangerous Game To Play

Jared Я сидел дома в гостиной, разложив вокруг себя огромное количество бумажек, ручек и карандашей, если бы сейчас сюда вошёл тот, кто не знает меня, подумал бы, что я многодетный отец, а дети разбросали это добро и ушли спать, хотя я обычный, немного безумный музыкант. Рядом со мной также лежала целая упаковка медиаторов с символикой группы, потому что каждый раз, когда я бросал медиатор куда-то в сторону, он терялся в куче бумаг. Как только мы с мамой посадили Тину в самолёт, я отвёз её домой, а сам приехал сначала в студию, взял оттуда медиаторы и поехал в свой домик, который, на самом деле был бывшей военной базой и взялся там за написание новой песни, мелодия и слова так и вертелись в голове, не давая мне покоя, я спать из-за этого не мог. Только я сформулировал мысль, взял карандаш, чтобы записать ноты, как дверь распахнулась, и в ней появился злой, как сто чертей Шеннон. — Джаред, ты вообще понимаешь, что ты натворил?! Ты вместе с мамой?! — О чём это ты? — я сделал вид, что совершенно не понимаю, о чём говорит брат. Но его взгляд предупреждал, что лучше перестать ломать комедию. — А, ты о Тине. Я же сказал, что она улетела. Её выписали под мою ответственность, а я позволил ей сделать то, что она хотела. Не вижу тут никаких проблем. — Кретин! Какого хрена вообще? Какого хрена ты лезешь в мою гребаную жизнь? — Какого хрена? — я положил гитару на пол, поднялся на ноги и вплотную подошёл к Шеннону. — Ты меня спрашиваешь, идиот? Какого ты хрена натворил? Сначала оставил Тину одну, отвернулся от неё в тяжёлый для неё момент, потом просто решил убить её! Я ведь не слепой, сразу заметил синяки, вряд ли она сама себе это сделала. Ты вообще себя не контролируешь в последнее время. Хочешь, дам тебе совет: если ты действительно любишь Тину — оставь её в покое, забудь, выброси из головы, живи дальше. — Если бы это было так просто, Джей… — Я тоже любил, Шенн, прекрасно знаю, каково это: сложно, невыносимо больно, иногда хочется лезть на стену, выть на луну или вообще вскрыть себе вены, но тем не менее, можно найти силы жить дальше. Хотел бы я, чтобы всё было иначе, но ты сам в этом виноват. Вы оба виноваты. Постоянно ссорились, молчали, скрывали, — я присел на диван и провёл пальцами по волосам. — Вы — два дурака, которые напортачили, а потом убежали, сунули головы в песок, как страусы, думая, что спрятались в надежде, что всё исправится само по себе. Но это так не работает. Ты — упрямый, непреклонный, никогда не пытаешься выслушать ещё кого-то, кроме себя. Тина — такая же упрямая, но ещё и гордая, никогда первая не пойдёт извиняться, даже если сама виновата. Вы не умеете говорить, слушать и, самое главное — слышать. Вы будто живёте в одной галактике, но на разных планетах, слишком отдалённых друг от друга. Я не вмешивался в ваши отношения, единственное, чем я вмешался в них — совет, который дал Тине, она послушала, и для неё это обернулось настоящей катастрофой. И я исправил это как мог. Больше я не желаю совать свой нос не в свои дела, извини, брат. Разбирайтесь сами. Я поднял руки, показывая, что начиная с сегодня, умываю руки. Возможно, сейчас мне это делать не стоит, наоборот надо поддержать Шенна и Тину, но лучше им самим разобраться во всём, а то потом оба спустят на меня собак, что это я во всём виноват. — Спасибо и на этом, братишка. Шеннон крепко обнял меня, похлопал по спине и покинул мой дом. Кажется его бешенство прошло. Тяжело выдохнув, я сел на пол, взял гитару, но работа не шла, все мысли улетучились, муза вышла на перекур. Блять. Да хрен с этим. Я взял ключи от машины и поехал в сторону Голливудских холмов, но на половине пути развернулся и поехал к маме: там всегда спокойно, уютно, можно выключить телефон, исчезнуть на время, побыть наедине с самим собой в окружении природы и самого родного для меня человека. Целый вечер мы с мамой болтали на различные темы, планировали пойти в небольшой поход в Йосемити, чтобы просто отдохнуть, прихватить с собой Шеннона, чтобы и он расслабился и выбросил из головы всё, хотя бы на время. Нам всем необходим этот отдых, как воздух: слишком много всего произошло за эти чуть больше чем полгода. Tina Мой самолёт компании British Airlines приземлился в Белфасте, столице Северной Ирландии, которая встретила меня прохладой, — удивительно, но здесь даже летом не слишком жарко, температура, в среднем, около 20 градусов Цельсия. Как только я покинула пределы аэропорта, написала Джареду сообщение, что я прибыла домой жива и здорова. Поймав такси, я поехала к своей давней подруге в надежде, что она сейчас дома. Я вышла из машины, увидела небольшой домик с красивым, невысоким белым ограждением с чёрной калиткой, рядом с которой был звонок. Нажав на него раз, я услышала, как дверь дома открылась, потом повернулся замок в калитке и дверь распахнулась. Девушка, которая появилась передо мной стояла в белом махровом халате, будто я только что вытащила её из ванной и заставила спуститься ко мне. — Тина?! Едрид Мадрид! — девушка подпрыгнула и крепко обняла меня за шею, и если она ещё так минуту продержит меня в своих объятиях, то точно задушит. — Лиззи, я тоже рада тебя видеть, — прохрипела я, хватая воздух ртом. — Но ты меня сейчас задушишь! — Прости, просто я так рада видеть тебя! Чёрт! Ты совсем забыла обо мне в своём городе Ангелов. Лиза смешно надула губы, скрестила руки на груди и нахмурила брови. У меня вырвался тихий смешок, а потом я и вовсе рассмеялась, будто мне только что рассказали самую смешную шутку, которую я когда-либо слышала. — Прости, прости меня, родная. Просто… Эти черти втянули меня в омут работы, веселья и проблем с головой. У меня столько всего произошло за это время, ты бы знала. — Затаскивай свою задницу в дом, там всё расскажешь. Для справки: Лиззи, точнее Элизабет Догерти — моя самая лучшая подруга, с которой мы познакомились в то время, когда я только пришла на службу в полицию. Она работает врачом в центральной больнице Белфаста, а я, по своей природе всегда попадала в передряги, и однажды оказалась у неё в приёмочной — Лиза заштопывала мою бровь, которую мне разбил один преступник и накладывала швы на боку от ножа. После этого мы частенько пересекались по работе и не заметили, как сдружились. Теперь же она крутой врач, а я — безработная неудачница, которой постоянно не везёт. Зато я всегда знаю, что Лиза готова поддержать меня, что бы ни случилось. Именно она поддерживала меня после смерти Томми, именно с её подачи я начала путешествовать по Европе и встречать новых людей, именно Лиззи убедила меня поехать в ЛА, мол стоит изменить обстановку, попытать судьбу. Кажется, эта судьба нагнула меня и хорошенько поимела. — Так что там случилось? — Я встретила Макса, давнего друга, мой дом взорвали, я влюбилась, как идиотка, успела посидеть месяц в тюрьме, а потом просто убежала от всего. — Ну-ка, подробнее, — нахмурилась Лиза, поставила две чашки с кофе на стол и присела напротив меня. — С самого начала и до сегодня. Вздохнув, я начала рассказывать подруге всё, что происходило со мной за всё время, что я провела в Лос-Анджелесе. Иногда она хмурилась, иногда улыбалась, порой взрывалась смехом, запрокидывая голову назад, а временами напрягалась — так всегда, когда она нервничает или злится. Мне показалось, что пока я рассказывала ей краткую историю своей блудной жизни, мне стало легче, я будто отпустила всё, что мешало, пожирало меня изнутри, не давало дышать на полную грудь. Даже рассказывать об отношениях с Лето-старшим не было так тяжело, как казалось сначала. — Вот поэтому я и вернулась сюда, — я сделала последний глоток кофе. — Но легче не стало. От меня будто кусок оторвали и оставили там, в городе, который никогда не спит, всегда движется, дарит мечту и надежду, в городе миллиарда ночных огней. — Мда-а-а-а-а, — протянула подруга, закидывая в рот очередной кусочек яблока. — Ты всё ещё любишь его, так ведь? — Нет, — бровь Лизы медленно поползла вверх, а во взгляде читалось недоверие. Блин, она всегда знает, когда я лгу ей. — Не знаю. Люблю. Вот вечно ты… — Вытаскиваю из тебя правду? В этом я мастер, да. Просто, зачем врать себе самой-то? Лучше от этого не станет, подруга, только хуже. И та часть тебя осталась не в ЛА, а у Шеннона. — Может, ты и права. Но, мне бы хотелось забыть это всё, как страшный сон. Вернусь на службу, нырну в работу с головой, а ты опять будешь зашивать меня, как старые, но любимые джинсы. — Иди к чёрту. — Уже пришла.

***

Я целую неделю валяла дурака в доме у Лизы, а потом пришла в главное управление полиции Северной Ирландии в Белфасте и написала рапорт о том, что хочу вернуться на службу. Его рассмотрели и назначили мне собеседование, которое я успешно прошла, потом последовали проверки, тесты и прочая обязательная ерунда. Ещё через неделю мне выдали форму, значок, табельное оружие и приняли на прежнюю должность инспектора, мне даже дали мой старый кабинет. Открыв дверь, я пальцами провела по столу, который стоял прямо возле прохода — за ним сидел Томми, возле окна стоял ещё один стол — там сидела я, но сейчас за ним сидит кто-то другой. Я поставила небольшую коробку на стол Томми, села в кресло и прикрыла глаза. — Детка, я за кофе, тебе взять? — шорох бумаг, звон ключей, Томми поднялся со стула. — Американо, без сахара, — проговорила я, не отрываясь от бумаг. — Как скажешь. Как давно это было, а кажется, что совсем недавно, будто только вчера мы сидели здесь, говорили, смеялись, вместе уходили домой, всегда боялись, что начальство нам нагоняй пропишет за служебный роман. А теперь… Теперь я сижу в его кресле и отдаюсь воспоминаниям, которые только прибавляют боли к той, что проделывает во мне дыру после возвращения из Лос-Анджелеса. Чёрт бы побрал этот город! Я знаю, что забыть всё, что там произошло очень сложно и память за день не отшибёт (а жаль), но жить с этим невыносимо сложно. Каждую ночь мне снятся кошмары, я просыпаюсь в холодном поту, меня бьёт дрожь, я подсознательно жду, что сейчас мне на плечи опустятся тёплые, слегка шершавые ладони Шеннона, он притянет к себе, заключит в объятия, поцелует в затылок, шею, положит обратно рядом с собой и будет шептать всякого рода ерунду, только бы отвлечь меня, может даже что-то споёт. Господи, я хочу услышать его голос, такой хриплый, низкий, который будто пробирается под кожу, заставляет дрожать, расслабляться, напрягаться, чувствовать его каждой клеточкой, будто каждое слово, которое произносит Шенн прикасается к тебе. Тело постоянно ноет от желания прикоснуться к Лето так, как это бывает от высокой температуре. Кажется, я вообще сошла с ума, но жизнь без него похожа на пытку, а одиночество — мой палач. Надо с этим хоть как-то бороться. Единственным лекарством или, в своём роде, болеутоляющим была работа, которой в один момент навалилось очень много и я, просто-таки, нырнула в неё. Shannon Со дня отъезда Тины прошло три недели, которые пролетели, как один день. У нас с ребятами было несколько выступлений, потом Кэмп Марс, и всё это помогало мне отвлечься, а со временем, может быть, я и вовсе выброшу Тину из головы. Боже, да кому я вру? Разве можно забыть хоть кого-то, кого ты по-настоящему любишь или когда-либо любил? Наверное, кто-то может, а у меня нет для этого рецепта, я всё помню, потому что отдаюсь чувствам, отрываю частичку от себя и навсегда дарю её любимой девушке. Пусть это бывает редко, но слишком больно. Так и сейчас. Я постоянно звонил Тине, казалось, что нам надо многое обсудить, разобраться в сложившейся ситуации, но она не отвечала, игнорировала. Я прекрасно понимал, что Тина не желает говорить со мной, даже слышать обо мне не хочет, может быть, она вовсе выбросила меня из головы и из своей жизни, раз и навсегда, возможно, она вовсе не любила меня… Я уже ничего не знаю, не понимаю и вряд ли когда-то смогу понять, впрочем, это не важно. Единственное, что действительно имеет значение для меня — опять научиться жить с грузом неразделённой любви, который каждый день медленно и уверенно пожирает и убивает меня изнутри. Каждую ночь я закрываю глаза и вижу Тину, я будто слышу её голос, как она смеётся, чувствую её прикосновения к моей щеке, тело бросает в дрожь. Кажется, я схожу с ума, но это так прекрасно, хотя бы во сне чувствовать её тепло и ласку. Готов душу дьяволу продать, только бы вернуть всё назад, сделать так, как было прежде, чтобы ещё раз увидеть Тину, обнять, поцеловать, исправить всё то дерьмо, из-за которого наши жизни пошли под откос. Или это только моя жизнь пошла ко всем чертям? Плевать. Пора заканчивать это копание в себе, хватит ныть, болтаться по городу, пить, и просто валять дурака, ведь лучший способ, чтобы отвлечься от всего этого дерьма в отношениях — это работа, которую я очень люблю. Теперь, я днями пропадаю в студии, тренируюсь за установкой по 6-7 часов в день, иногда пытаюсь что-то написать, ночью сижу за компьютером, слушаю почти готовые песни, ищу в них ошибки и неточности, чтобы потом, посидеть вместе с Джа и Томо и решить оставлять эту небольшую неточность, переписать всю песню, или же бросить её в дальний ящик, чтобы мир никогда не услышал эту запись. Чаще всего, мы решаем оставить всё так, как есть, потому что невозможно всё доводить до идеала, надо давать вещам возможность дышать и быть неидеальными. Просто за всё время игры, я понял простую вещь: стремясь к идеальности, можно стать таким педантичным, что будет казаться, что совершенство недостижимо. А вся суть состоит в том, что только неидеальные вещи будут по-настоящему интересными и захватывающими. Наверное, так же работают и отношения. Они не могут быть идеальными, иначе будут скучными, поэтому я и влюбился в Тину, как подросток. Она была совершенно другой, отличалась от тех, с кем я встречался раньше: не боялась язвить, посылать меня на три весёлые буквы, не боялась возразить мне, поставить мои слова под сомнение. Тина делала эти, на первый взгляд ненормальные отношения нормальными, такими, какими они должны быть. Поэтому сейчас, без неё, действительно скучно, жизнь течёт своим чередом, всё происходит только потому, что оно просто происходит, нет никакой спонтанности и адреналина. Я безумно скучаю по этой чертовке — жизнь без неё сродни хождению по мукам, которые выдержать очень сложно, невозможно.