Как нам выдержать друг друга?

      От обморока Вера, на свое счастье, оправилась сама, иначе не избежать бы ей госпитализации. Даже до комнаты дойти успела, чтобы, не дай Бог, Ника не нашла ее в туалете и не начала участливо выспрашивать, что она здесь делает, и что вообще случилось.       Потому что ответить Нике Вера пока ничего не могла.       Она больше не слышала голос своей галлюцинации и уже начинала подозревать, что от невидимого собеседника ее избавил обморок и повторный удар головой об кафель. Клин вышибают клином, как говорится. Но всё равно не верилось, что голос в голове исчез так просто и внезапно. Да, молчал. Да, Вера не чувствовала, что в голове у нее кто-то есть. Но она и перед обмороком этого не чувствовала. А голос, вот, был, низкий, мужской и чуть хриплый, и этот голос Вера раньше никогда не слышала.       Правда поразмышлять о своей незавидной доле и судьбе, подвешенной в неизвестности — был голос или не было, или ей это вообще приснилось всё — Вере не дали. Через несколько минут после того, как она вернулась в комнату, в общежитие приехала скорая.       Конечно, Вера понимала, что скорая ее проблемы не решит. В это время, за три дня до Нового года, когда на дорогах гололед, все куда-то спешат, бегут и суетятся, а погода меняется по три раза на дню, врачам всегда поступает столько вызовов, что успеть внимательно осмотреть всех пострадавших от гололеда, спиртного и смены погоды совершенно невозможно. Вот и приходится выбирать между осмотром ударенной об асфальт студентки и реанимацией предынфарктной бабки. В большинстве случаев выбирают последнее.       Так что, когда в комнату зашел молодой черноусый врач и медсестра, на ходу что-то записывающая в карту, Вера поняла, что ей даже говорить особо не придется. По дороге на седьмой этаж общежития им уже всё рассказала Ника, и они даже уже решили, что с пострадавшей не произошло ничего серьезного.       Разубеждать их в этом Вера не стала. Она прекрасно знала, где именно лечат голоса в голове, и попадать туда в ближайшие лет пятьдесят не планировала. Да и потом не очень-то хотела.       Не дождавшись от пациентки никаких серьезных жалоб, ей бегло ощупали голову, посмотрели в глаза, потом переглянулись, и врач сказал:       — У вас на макушке шишка, но ничего серьезного нет. Постарайтесь выспаться и не перенапрягайтесь несколько дней. Отдохните.       Заключение врача оказалось настолько немедицинским, что Ника, тревожно ожидавшая врачебного вердикта около двери, набрала было полную грудь воздуха, чтобы возмутиться такой несправедливости, но ее быстро заткнули:       — Девушка, у меня еще три вызова в этом районе. Успокойтесь. Ваша подруга в сознании, никакого сотрясения мозга у нее нет, и никакой врачебной помощи ей не требуется. Не требуется ведь? — черные внимательные глаза обратились на Веру. Та сглотнула и согласно покивала.       И вдруг в голову ударило: что-то не так. Вера пока не могла понять точную природу этого ощущения, но было в приехавшем враче что-то ненормальное, что-то дерганное. Он как будто спешил отделаться от крайне неприятного вызова.       — Вот и хорошо, — медсестра засунула карту в сумку. — Не забывайте почаще гулять на свежем воздухе, проветривать комнату и высыпаться.       И врачи вышли в коридор. Ника отправилась за ними: то ли провожать их, то ли чтобы высказать недобросовестным с ее точки зрения медикам всё накопившееся за утро.       Вера осталась одна.       «Вот и что это было?»       Всё выглядело так, как будто от нее сбежали. И причину она не понимала.       Впрочем, быть может, она просто неправильно все поняла. В конце концов, голова у нее не болела, шишка не особо тревожила, и смертельно-больной она себя не чувствовала. Так зачем зря придумывать себе болячки и настаивать на лечении? Не лучше ли будет взяться за решение более насущных проблем? Одной, конкретной проблемы. Которая сегодня заговорила у нее в голове, а потом внезапно пропала.       В поисках этой проблемы Вера медленно, внимательно прислушиваясь, обвела комнату взглядом.       Тишина. На полке шкафа тикали часы. Голос в голове не спешил с комментариями.       Потом за стеной кто-то включил музыку. Рановато они. Десять часов всего. То ли соседей Ника разбудила, то ли они и не ложились даже.       Из открытой форточки доносился монотонный гул, грохотало и звенело — это во двор общежития приехал мусоровоз и теперь опрокидывал заполненные контейнеры в кузов. Наверное, в последний раз перед праздниками. А к пятому числу во дворе будет вонять протухшими отходами, и пожилая дворничиха снова станет ругаться с водителем мусоровоза — тут из года в год ничего не менялось.       Так и не дождавшись никаких подозрительных голосов, Вера села. Снова огляделась. Запустила пальцы в волосы, нашла шишку — довольно большую и неприятно тянущую припухлость, помассировала виски. Кашлянула и снова прислушалась.       Ответом ей по-прежнему была тишина.       «Пропал?»       Похоже, голос в голове и впрямь исчез так же неожиданно, как появился. Во всяком случае, он больше не реагировал ни на движение Веры, ни на кашель, ни на попытку позвать. Она даже головой быстро покрутила, добиваясь головокружения, но и тут ее галлюцинация ничем себя не выдала.       «Пропал!»       С плеч словно гора свалилась. Скорее всего, именно так чувствует себя человек, которому сначала поставили смертельный диагноз, а потом сказали, что диагноз ошибочен.       Наверняка она просто переутомилась. Правильно как-то раз говорила Ника — все беды от зачетов с экзаменами и от злых преподавателей, стараниями которых студенты в духоте и тесноте сидят ночами за конспектами, а потом имеют проблемы с нервами и здоровьем. Вот и у Веры обычное переутомление приняло такую интересную форму. И всё правильно сказал врач — лучшим лечением будет восьмичасовой ежедневный сон, свежий воздух и целительное ничего-не-делание.       Чувствуя себя совершенно здоровой, Вера встала с кровати. Целых три дня до Нового года, потом Новый год, потом еще три дня после: и это всё — свободное время! И не на больничной койке в страхе за собственную нормальность, а во вполне себе здоровой компании. А это значит, что несмотря ни на что праздник у нее будет — с настолками, друзьями, дискотеками с Никой и вообще всеми атрибутами праздника.       С такими вполне себе праздничными мыслями Вера принялась заправлять кровать покрывалом. Случайно, буквально краем глаза зацепилась за свою футболку и замерла.       Покрывало сразу было забыто и кинуто на кровати, а Вера, оттянув футболку и разглядывая ее, подошла к ростовому зеркалу напротив их с Никой гардероба.       Где она ухитрилась так изгваздаться?! Она бы, конечно, предположила, что во время обморока на кафеле общего санузла, если бы не знала лично их общежитскую уборщицу. Тетя Люся всегда работала исправно, дважды в день намывая коридоры общежития и все общие помещения.       Футболка же выглядела так, как будто ей подтирали пол какого-то склада. На плече тянулся желтый подтёк, на животе и груди — несколько серых бесформенных пятен, а у ворота был коричневато-бордовый развод, о происхождении которого Вера предпочитала не думать.       Что за чертовщина. Не могла же она так упасть, когда головой ударилась?!       Только подумав об этом, Вера подбежала к вешалке, нашла свой пуховик.       Куртка оказалась чистой. Совсем. Со всех сторон. Ровный синий цвет, словно только что из магазина. Но это-то как раз было нормально. Вера следила за вещами, не позволяя себе без нужды мараться, а если и пачкалась, то старалась сразу отмывать грязь.       Но как же она ухитрилась так упасть, чтобы куртка осталась чистой, а футболка изгваздалась до практически неотстирываемого состояния?!       «Надо расспросить обо всём Нику. Что вообще произошло ночью?!»       Брезгливо сбросив футболку на пол, Вера зарылась в шкаф в поисках свежей рубашки. Было неуютно. Вера не помнила, как ударилась головой, как потеряла сознание, как ее дотащили до общежития. Даже по самым оптимистичным подсчетам из памяти выпали три или четыре часа. Это здорово выбивало из колеи, потому что порождало всё больше нестыковок.       Вот они встретились со Славой и Виталей около общежития. Было что-то около двенадцати и ребята шли домой. Вот ребята предложили проводить девушек через дворы — Вера с Никой шли в клуб, автобус ночью не ходил, и они решили дойти пешком. Что там идти-то, минут тридцать всего. Выпили немного. Вера вообще не думала, что опьянеет. А потом? Что было потом?       Словно пытаясь найти ответ на этот вопрос, а на деле просто метнувшись куда придется, Вера вернулась к зеркалу. Выглядела она действительно неважно. Щеки побелели, под глазами синели тени. Впрочем, чувствовала она себя тоже нехорошо. Это не очень ощущалось, пока она лежала в кровати, но теперь болезненное состояние Вера прочувствовала в полной мере. Голова была тяжелой, точно набитой ватой. Хотелось пойти куда-нибудь, где посвежее, и проветриться.       Вера собиралась уже вернуться к гардеробу, чтобы найти всё-таки рубашку и, в самом деле, выйти на улицу, когда в зеркале глаз зацепился за кое-что еще.       На шее, точно над ключицей, краснело пятно.       Сперва Вере показалось, что это грязь. Она попыталась подцепить ее ногтем, чтобы счистить, но стоило ей в этом преуспеть, как стало больно. Тогда Вера подошла к зеркалу вплотную.       Больше всего пятно напоминало заживший ожог. Бордовый участок кожи примерно с двухрублевую монету покрывала жесткая корка, шершавая на ощупь. Убрав волосы на другую сторону, чтобы рассмотреть пятно получше, Вера нашла еще один такой же ожог, немного побольше и чуть повыше сбоку на шее.       Откуда у нее взялись ожоги, которых еще вчера в помине не было? Вера не помнила. И почему они выглядели так, будто заживали уже с неделю?

***

      На улице шел снег. Крупные хлопья метели засыпали двор, накрыли грязные следы машин, и всё вокруг стало бело. Верина цепочка следов только протянулась от крыльца через двор к арке и сразу стала почти неразличима. А когда Вера пойдет обратно, наверное, уже не сможет найти ни одного своего следа.       Общежитие университета находилось в старом районе Москвы в здании еще советской постройки. Там не шумел современный неоновый город, зато тихих дворов с лавочками, песочницами и скрипучими качелями было в избытке. Район этот стал спокойным еще в ранние восьмидесятые, когда местная шпана выросла и превратилась в мам и пап с колясками. Теперь же хулиганы, некогда державшие округу в страхе, состарились и проводили время на скамейках во дворах, в очередях в поликлиниках и за игрой в шашки и домино. И по ночам теперь можно было без страха идти по темным переулкам, в которых экономные коммунальные службы так редко включали тусклые фонари.       Вера редко гуляла здесь во дворах. Чаще они с друзьями садились на автобус и ехали в сторону университета. За четыре остановки от общежития начинались оживленные улицы, на которых несколько лет назад в каждом втором доме по ночам открывалось казино, а сейчас горели огни магазинов, ресторанов, баров и ночных клубов. А за семь остановок был университет с его спортивными залами, клубами по интересам, еженедельными пятничными концертами и фестивалями.       Но сейчас Веру не тянуло ни в толпу и оживление предпраздничных улиц и университета, ни в общежитскую компанию. Тянуло подумать в тишине. И даже было, о чем.       Вот пропал голос у нее из головы, а лучше всё равно не стало. Неприятный провал в памяти никуда не делся, да и от общежития теперь отходить далеко стало страшновато.       Вера никогда не была легкомысленной. Ей не понравились ожоги на шее, даже на первый взгляд перепутать их с ожогами первой степени было невозможно. Полноценная третья. Вера понятия не имела, что именно могло оставить такие ожоги, но это точно должно было причинить боль. Которой она не помнила.       По-хорошему, ей бы в милицию обратиться. Вот только она здорово сомневалась в здравости такого шага. Что она им скажет? «Шли в клуб, встретили друзей, а дальше ничего не помню. Но вот ожоги есть»? Где преступник, где состав преступления? Засмеют только.       Вера шла по узким дворовым улочкам, ныряла в арки, изрисованные старыми граффити, мимо скамеек, старушек на скамейках, малышни в песочницах и на качелях. Она совсем потеряла счет времени.       Пока вдруг посреди узкой нечищеной тропки через двор не услышала требовательное:       — Кхем!       Вера встала как вкопанная, занеся ногу для следующего шага.       И тишина. Только какая-то бабулька, которая раньше не обращала на Веру никакого внимания, теперь смотрела очень пристально со своей скамейки.       «Опять померещилось?» — безнадежно подумала Вера. Вообще-то, потрясений на этот день ей уже хватало выше крыши. Но у мироздания были свои соображения на этот счет.       Голос, молчавший часа два, похоже, решил, что не все коту масленица.       — Ты вообще в курсе, что нормальным людям, кроме прогулки на свежем воздухе и сна, еще нужно есть? — раздраженно спросил мужчина.       Вера побледнела, потом позеленела.       — Девушка, с вами все в порядке? — все-таки поинтересовалась сердобольная бабулька.       Вера едва справилась с онемевшими губами.       — Д-да, вс-се хорошо, — и когда она успела начать заикаться?       — Вы назад-то дойдете? — не унималась старушка, похоже, решив, что случайному прохожему стало совсем дурно посреди улицы.       — Дойду, — Вера честно постаралась вернуть голосу хоть какое-то подобие нормальности. Не хватало еще, чтобы ей повторно скорую вызвали. А потом, не дожидаясь дальнейших слов, развернулась и быстро пошла прочь.