Как нам выдержать друг друга?

      Отогревалась Вера в подъезде двадцатого дома, куда сунулась вслед за каким-то школьником, очень удачно возвращавшимся домой. Идти до общежития терпежа не осталось, пальцы на ногах Вера совсем не чувствовала, так что в открывшуюся дверь подъезда забежала быстро. Стоически выдержала подозрительный взгляд мальчика — наверное, пятиклассника, вряд ли старше — и свернула на лестницу.       Подъезд оказался обшарпанным, с ободранной и местами замазанной другими цветами штукатуркой, граффити поверх других граффити, но, на удивление, чистым. На лестничных клетках уже горел приятный теплый свет, около мусоропровода между первым и вторым этажами трещала одна из двух ламп.       Вера остановилась там, рядом с окном, подальше от мусоропровода, с трудом пошевелила холодными и словно слипшимися пальцами в сапогах. Ладони неприятно покалывало, из носа текло, и Вера достала из кармана салфетки.       — Если у вас так всю зиму, мне тебя жаль, — заметили в голове.       — У нас по-разному, — не отвлекаясь от салфеток, отрезала Вера. — Просто в такую погоду не надо на улице часами сидеть, и всё будет хорошо.       Голос усмехнулся и замолчал. Вера была ему за это почти благодарна: хоть в порядок себя привести давал, не напоминая ежесекундно о себе. Это казалось неким подобием тактичности, когда отвернуться не можешь, а поэтому молчишь и делаешь вид, что ничего не видишь.       А потом Вера просто привалилась спиной к стене и бездумно уставилась в окно. В голове звенела непривычная пустота, клубилась тяжелая усталость.       Она действительно устала. И она даже не знала, когда именно — пока ходила между общежитием, остановкой и по району, или гораздо позже, когда пыталась избавиться от иллюзии. Что-то ей подсказывало, что второе вернее.       Иллюзии. Надо же. Кто сказал бы — точно не поверила. А оно вон как, существует. Интересно, сколько на самом деле за свою жизнь она видела иллюзий? Сомнительно, что ни одной. И еще сомнительнее, что такой удобный инструмент не используют правительственные структуры. Это ведь просто сказочная выгода. Вот дали тебе деньги на постройку, например, торгового центра. А ты его не строишь, просто платишь иллюзионисту. И — оп! — торговый центр есть. Ну и деньги есть в кармане.       — Скажи, а много вокруг иллюзий? — спросила Вера, в окно разглядывая улицу и двор.       В голове недолго помолчали.       — Не знаю, — ответили через некоторое время. — Если бы я был в своем теле, сказал бы. А сейчас я вижу не больше тебя, — Вера огляделась еще раз, и сосед продолжил: — Вон там Шевроле Круз… — тут он запнулся и перевел: — на парковке черная машина, вторая в ряду, по-моему, иллюзия.       Вера открыла было рот, чтобы пообещать придушить за такие «переводы», но сразу его захлопнула. Во-первых, в их положении все угрозы теряли смысл. А во-вторых, стоило признать, «Шевроле Круз» она бы в жизни не нашла на улице, зато с «черной машиной» дела обстояли лучше — ее она обнаружила сразу. Вера попыталась было вызвать головокружение и мерцающие точки, чтобы заставить подозрительную машину исчезнуть, но сосед вдруг сказал:       — Не надо. Когда выйдешь, запомни номер. Видишь, какой сугроб на крыше? Хозяин машины зимой не ездит. Машина, наверняка, в угоне, но никто пока об этом не знает. И я, конечно, не иллюзионист, но ошибки в иллюзии те же самые, что на детской площадке. Тот, кто её создал, не в ладу с перспективой.       Вера стояла, смотрела в окно и переваривала. Тихие дворики старой Москвы… ну да, как же. В одном детскую площадку ночью разбомбили. В соседнем машины угнаны, а вместо них иллюзии стоят. И, если вдуматься, Вера с Никой, Славой и Виталей вчера ночью вполне могли оказаться на той самой взорванной площадке. Оттуда и ожоги.       Что же с ними произошло?.. Как вообще они ухитрились остаться в живых?.. Насколько опасными были те люди, которые это всё сделали? Они не сумели убить случайных свидетелей, или же они просто не стали их убивать, вместо этого подменив воспоминания? Вера даже не знала, какой из этих вариантов лучше.       — Скажи, — очень аккуратно начала она, еще не до конца уверенная, что же хочет спросить. Вопрос строился неохотно и получался ну совсем кособоким. — А этот иллюзионист, у которого проблемы с перспективой… он, получается, не очень хороший иллюзионист? — дальше пошло проще. — Я имею в виду, что его работа как-то подозрительно быстро и легко исчезла. Это значит, что иллюзионист плохой?       — В других обстоятельствах такое заблуждение могло стоить тебе жизни, — ехидно отозвались в голове. — Это очень хороший иллюзионист. Он не просто создал иллюзию детской площадки, он еще и расставил вокруг неё внушение, чтобы на площадку никто не совался. Дети могли напороться на что-нибудь замаскированное. Ваши измененные воспоминания, скорее всего, тоже его работа. Явно на скорую руку, но все замашки профессионала налицо.       Вера скептически хмыкнула. На её взгляд, большего бреда, чем она услышала от Ники, она еще не слышала.       — Я знаю, о чем ты думаешь, — усмехнулись в голове. — Так кажется с твоей стороны, потому что твои воспоминания почему-то не стали менять. Или попытались, но не смогли, и поэтому соорудили амнезию. Ты сама видела, твоя подруга полностью верила в то, о чем говорила. Это значит, что реалистичность ее воспоминаний крайне высокая. Такого может достичь только иллюзионист крайне высокого класса. Мне как-то показывали, как это делается. Берется некоторое воспоминание, а потом отдельные его части переставляются в другом порядке, так, чтобы перестановка полностью поменяла их значение. Что-то стирается полностью. Потом меняется место действия, добавляется то, чего не хватает. В конце получается воспоминание, которое выглядит совершенно реально, — и, чуть помолчав, он закончил почти с вызовом: — Только попробуй сказать, что спустя некоторое время не поверила бы своей подруге, если бы я не выгнал тебя проверять ее воспоминания.       Вера поджала губы. Впрочем, злиться было бесполезно. Да, она действительно постаралась бы поверить, потому что серьезных причин не верить не смогла бы придумать. Всего пару часов назад подмена воспоминаний, иллюзии и способы от них избавиться лежали непреодолимо далеко от привычной ей реальности — настолько, что сама возможность подобного не пришла бы ей в голову. Поэтому завтра или послезавтра она бы заставила себя поверить Нике. Где-то переступила бы через здравый смысл, где-то убедила бы себя, где-то просто приняла бы как данность.       Хотя в некотором смысле эта подделка ведь и была реальной?..       — Ты хочешь сказать, что все отдельные части этого воспоминания произошли в реальности? — зацепилась Вера. — Огненный шар, коробочка, сигналящие машины…       — Это очень вероятно, — ответ был чуть менее категоричным, чем обычно. — Коробочка и огненный шар наверняка были. То, что мы видим впервые, дает слишком яркие воспоминания, обычно иллюзионисты такое не стирают, потому что оно легко пробивается через подделку. Отсюда и вся эта кривая история с салютом. Но мне все еще непонятно, почему воспоминания заменили всем, кроме тебя. С их стороны было бы куда логичнее и безопаснее поступить одинаково со всеми четверыми. Через амнезию, конечно, труднее пробиться, чем через ложные вспоминания, но даже для второго нужна сопротивляемость иллюзиям как минимум выше среднего.       — Возможно, у меня есть эта сопротивляемость? — предположила Вера. На самом деле, ей очень нравилась такая идея. И, на её взгляд, не без оснований, потому что на детской площадке у неё действительно довольно легко получилось избавиться от иллюзии. Как еще определить сопротивляемость, если не так?..       — Это вряд ли, — вот только голос в голове её оптимизма не разделял. — Ты слишком легко повелась на внушение и на глаз почти не отличаешь иллюзию от не иллюзии. У хорошего мастера не возникло бы проблемы с изменением твоих воспоминаний.       Такое резкое отрицание было даже немного обидно. Не то чтобы Вера когда-либо мечтала видеть сквозь иллюзии или что-то типа того, но хоть на какую-то «встроенную» защиту от них очень надеялась.       Дом, между тем, жил своей жизнью, и знать не знал ни о каких иллюзиях. Где-то наверху, на пару-тройку этажей выше, хлопнула дверь, и растявкалась собачонка. Послышался женский голос. Вера обернулась на звуки, прислушалась, соображая, не пора ли спуститься вниз и сделать вид, что она просто выходит из подъезда, чтобы не нервировать жильцов своим присутствием на их лестнице. Все-таки она им незнакома, и какая-нибудь не в меру подозрительная домохозяйка может пристать с вопросами.       Но шаги и приглушенное злое тявканье двинулись не вниз, а вбок, к лифту. Потом послышались уже на первом этаже и исчезли вместе с писком домофона.       Ребром вставал вопрос «что делать дальше?». Вере очень нравился вариант «вернуться домой и сделать вид, что ничего не случилось», но что-то ей подсказывало, что сосед такое не одобрит. Конечно, можно было попытаться надавить на жалость, прикинуться уставшей, головой ударенной и вообще больной, но и тут шанс успеха стремился к нулю, особенно если брать в расчет сегодняшнее выпинывание из кровати. Зато вероятность глухого презрения со стороны соседа по голове стремилась к единице. Так один раз надавишь — и всё, будет неведомо кто вместо Веры в её теле ходить и неведомо что делать. И как с этим ей потом разбираться — загадка.       — Ты так вздыхаешь, как будто готовишься к собственным похоронам, — комментарий из головы не заставил себя ждать. — Колись, что случилось?       «Ты у меня в голове случился», — подумала Вера. А вслух сказала:       — Думаю, что делать дальше.       — Ничего не делать, — на миг Вере показалось, что она ослышалась. Правда, то, что ей сказали следом, вполне подтвердило реальность первой фразы. — Идти домой и делать вид, что ты никуда не ходила, ничего не видела и полностью доверяешь воспоминаниям твоей подруги.       Вера подождала еще немного, но больше ничего не дождалась.       — И всё? — такая резкая смена образа действий как-то не внушала доверия. После вынужденной прогулки от остановки до двадцать четвертого дома она скорее бы поверила в требование прийти к детской площадке и устроить слежку, чем в предложение отсиживаться.       — Если ты думаешь, что можешь что-то сделать, то у меня для тебя плохие новости, — словно прочитав мысли, фыркнули ей в ответ. — Те, кто ночью взорвал двор, — это очень серьезные и опасные ребята. У них есть как минимум один профессиональный иллюзионист и довольно неплохое оружие. Гражданских они в свои дела не втягивают, если судить по тому, что вас не пришили сразу, но за вами наверняка поставили слежку. Помнишь, что утром стало с твоей подругой?       — Что утром стало с моей подругой? — не сразу поняла Вера. — С какой именно подругой?       — С той, которая Ника, — последовало уточнение. Вера аж вздрогнула. Вообще, это было довольно странное ощущение — от того, как он произнес имя. Нехотя. Словно ему пришлось выдавливать его из себя, попутно пытаясь погасить что-то другое, более привычное.       Вера, в принципе, уже давно заметила, что её сосед по голове не называет имена. Совсем. Никогда. Даже если он звал Веру или пытался привлечь её внимание, то либо сразу обращался на «ты», либо говорил «эй». Её это не задевало только потому, что все эти окрики смотрелись на удивление органично и говорились будто бы совсем без намерения задеть. Да и без имен обойтись им было просто, поскольку, кроме Веры, обращаться голосу в её голове было не к кому. А вот как он без имен обходился в обычной жизни, когда надо было назвать кого-то конкретного?.. Вот как сейчас, с Никой?       Ничего не зная о таких Вериных размышлениях и о том, что слушает она вполуха, в голове у неё продолжали говорить:       — Когда к тебе приехал врач, твоя подруга осталась недовольна качеством помощи и вышла, чтобы высказать претензии, — несколько нетипичная формулировка на миг вогнала Веру в легкий ступор. Потом она вспомнила, что в голове у неё сидит итальянец, и всё вновь встало на свои места. А потом она осознала, к чему он вел. По-видимому, это стало ясно по выражению лица, поскольку договаривать он не стал: — Ага, вспомнила?       Вера кивнула.       — Скорее всего, утром дело было так: твоя подруга дошла до машины скорой помощи, пока рассказывала врачам, где они неправы. Всё это дело услышал «хвост», приставленный к вам, ему показалось, что это тревожный признак, и он связался с иллюзионистом. А иллюзионист поставил твоей подруге «блок», чтобы она не слишком акцентировала всеобщее внимание на том, что с тобой что-то не так. И получилось то, что было на кухне — твоя подруга ничего не замечала у себя под носом.       В общем-то, если принимать во внимание существование иллюзионистов и возможность сменить воспоминания, это было даже логично.       — Значит, с врачами они могли проделать то же самое? — это Вере тоже казалось логичным: — Скорая ехала слишком долго даже для нашего района.       — Могли, — подтвердил сосед. — Хорошо, если это так. Плохо, если под видом врача к тебе приходил кто-то из них. Ты в конце осмотра слишком очевидно поняла, что что-то не так. Неясно, как они могли это расценить — как опасность своим делам или как обычное человеческое недоумение. В любом случае, вам всем лучше не высовываться, особенно тебе. Если кто-нибудь из них видел тебя здесь, тебя точно будут пытаться убить.       И почему-то не возникло мысли сомневаться в серьезности этого предупреждения. По спине прошелся прямо-таки ощутимый холодок, точно с улицы по только-только отогревшемуся телу ударило ветром. Вера даже обернулась, но сзади, конечно же, не появилось воображаемого убийцы.       — Вот надо было тебе идти и выяснять, где правда, — сквозь зубы процедила она, кутаясь в куртку. На всё темнеющую улицу из теплого светлого подъезда выходить как-то расхотелось.       В голове ожидаемо молчали. Впрочем, Вера знала: вздумай он сейчас сказать хоть что-нибудь, да даже совершенно невероятное «извини», и она точно сорвется и прямо здесь, невзирая ни на каких возвращающихся с работы жильцов, выскажет ему много всего интересного. Но ответа не было, а, значит, не было повода, срывающего тормоза.       Они молчали с минуту. Потом — две минуты. Потом — все пять.       Потом Вере уже не хотелось рвать и метать, но ответа все еще не было.       А потом ей в голову пришла одна маленькая, но очень неприятная мысль.       — Ты всё еще здесь? — подозрительно спросила она. Прислушалась. Вот пусть только попробует, пусть только решится! Она его найдет и… сделает что-нибудь нехорошее! — Эй! Только попробуй теперь исчезнуть, слышишь?!       В голове тихо и совершенно беззлобно усмехнулись. И сказали:       — Куда я теперь денусь с подводной лодки?..