***
Мармон никому никогда этого не говорил, но, вообще-то, топографический кретинизм у него был. Ужасно сильный и ужасно не вовремя просыпающийся — иначе Бел никогда в жизни о нем бы не узнал. С этой своей неприятной особенностью Мармон уже давно смирился и даже почти не раздражался, в очередной раз с нею сталкиваясь. Для борьбы с топографическим кретинизмом Мармон наработал целый арсенал действенных средств, и мыслеграфия была далеко не самым ходовым из них. В другой раз в подобной ситуации, заплутав между этажами больницы, Мармон просто нашел бы кого-нибудь из персонала и спросил бы, как пройти к реанимации. Но сегодня что-то засвербело. Это неприятное, сосущее чувство Мармон привык называть интуицией разведчика. Об этом тоже мало кто знал, но свою должность командующего разведкой Варии Мармон занимал не просто так. Разведка была его основной профессией в шестидесятых, до превращения в Аркобалено. В тот год, когда к нему пришел Шахматноголовый, Мармон работал в Соединенных Штатах. Шла война во Вьетнаме, Мармон копал под неприятную семейку, что хорошо наживалась на химоружии. Копалось плохо и медленно. Дельцы были наглы, но изворотливы, так что Мармон застрял в Штатах почти на два месяца. Деньги кончались, связи с Италией практически не было, а противник становился все осторожнее. Когда с выживанием и долгами стало совсем туго, спасением и прикрытием стали иллюзии. Безработный незнакомец, целый месяц праздно живущий в гостиницах одного и того же города и упрямо не желающий съезжать несмотря на растущие цены и долги, вызывает подозрение. Нищий и вечно голодный фокусник, промышляющий простенькими трюками в казино — нет. Шахматноголовый пришел однажды ночью после представления. И в команду свою позвал вовсе не разведчика, а иллюзиониста. Иногда Мармон задавался вопросом, знает ли вообще этот непонятный равнодушный тип, кого пригрел под боком? Догадывается ли хоть о чем-нибудь Реборн? Только несколько лет спустя, уже после превращения, Мармон перестал об этом думать.***
Ничего о причастности Мармона к внешней разведке шишикающий принц, конечно, не знал, да и варийской разведкой он мало интересовался. Не тот профиль. Рассказывать и оправдываться Мармон не собирался, так что издевательские смешки предпочел проигнорировать. — Я использовал мыслеграфию на Скуало, — с нажимом повторил он. Потом обвел всех взглядом, как бы намекая, что следующий зубоскал все-таки получит иллюзией по носу, и продолжил: — Так вот, мыслеграфия показывает, что Скуало в его палате нет. Луссурия почти театрально ахнул, Бел прекратил улыбаться. Только Леви непонятливо насупился: — Как так нет? Я только что мимо проходил — лежит, дышит. Мармон только фыркнул. — Леви, мыслеграфия показывает не наличие физического тела. Она показывает присутствие личности. Если в тело Хром Докуро загнать Мукуро, мыслеграфия покажет, что это Рокудо Мукуро. Мыслеграфия не находит не тело Скуало, а его личность. — Это значит, что личность капитана умерла и лучшее, что мы можем получить, это проснувшееся и условно живое тело овоща? — не то перевел, не то спросил Луссурия. — Вроде того, — Мармон кивнул. — Скуало умер. Держать его тело в нынешнем состоянии нет смысла. Даже если мы вылечим все раны, смерть мозга нельзя поправить никак. Лучшее, что мы можем сделать, это отключить его от аппаратов реанимации и увезти домой. Общее молчание потянулось муторно и липко. В общем-то, они все уже давно были готовы, что рано или поздно кого-то из них придется хоронить. Только раньше эта перспектива маячила в неопределенном будущем, настолько далеком, что никто не задумывался о нем всерьез. И вот вдруг совершенно неожиданно будущее оказалось прямо перед носом. Даже у Мармона неприятно ныло в районе живота. А Бел выглядел таким растерянным, каким раньше, наверное, его никто никогда не видел. — Мы не можем, — вдруг сказал Луссурия. В-общем-то, Мармон этого ожидал. Что поделать — сколько смертей не увидь, а смерть давнего товарища первым делом вызовет желание всё отрицать. Правда, ждал он этого, скорее, от Бела, а вот, гляди-ка, самым сентиментальным Луссурия оказался. Уговаривать и взывать к здравому смыслу Мармону не хотелось. Не та ситуация, когда хочется устраивать бессмысленные споры. Но он чувствовал: Бел вот-вот натянет корону принца и начнет отрицать громко и с членовредительством, потом из Леви вырвется глухая ревнивая радость, которую тот еще пытается стыдливо давить, но полностью задушить никак не может, в балаган включится Занзас… — Луссурия, ты же знаешь, как работает мыслеграфия, — чтобы только не позволить балагану случиться, выдавил Мармон. — Это совершенно точно: мы больше ничего не можем сделать. Даже если чудо случится, и хотя бы одна из наших иллюзий приживется, это всё равно ничего не изменит. В лучшем случае мы выведем из комы тело, в котором от Скуало ничего нет. — Я это всё знаю, Мармон-тян, — Луссурия глянул поверх очков. Странно, он не выглядел разбитым или переживающим большое горе. Скорее… озадаченным? Задумчивым? — И я всё равно считаю, что мы пока не можем сообщить всем о смерти Ску-тяна. Хотя ему бы это не понравилось. Но, к сожалению, сейчас дело не в том, что кому нравится, и даже не в затратах на официальную похоронную церемонию, которые мы после покупки колец и коробочек потянем с огромным трудом. Дело в Договоре о независимости. Мармон почувствовал, что начинает «плавать» в информации. Нет, он, конечно, представлял себе, что речь идет о независимости Варии от Вонголы. Но, к стыду своему, сам документ ни разу не видел. Скуало хранил его в своем рабочем столе, залезать в который без угрозы нарваться на кулак в солнечное сплетение мог только Занзас. Хотя Мармон и не рвался. В Договоре он не ожидал увидеть никакой важной или неизвестной информации, так что тратить время на чтение десятка страниц мудреного юридического текста не видел смысла. Вероятно, зря. Возможно, стоило пересилить собственную лень и прочитать-таки Договор сразу после подписания пять лет назад. — Договор подписан не от лица организаций, — наконец, и Занзас отвел взгляд от окна. Мармон нахмурился. — Как это возможно? — он действительно не понимал, как. — Если это официальный договор, он должен быть составлен от имени Вонголы и Варии, и никак иначе! — Это действительно официальный договор, — Луссурия поспешно покивал, то и дело поглядывая на босса, который пока то ли просто слушал, то ли начинал заводиться. — На нем стоят все необходимые печати и подписи, и я не знаю, что еще… Но, ты знаешь, Мармон-тян, это самый странный договор из всех, что мне доводилось читать. Во-первых, он составлен лично между боссом Вонголы Тимотео и исполняющим обязанности босса Варии Скуало. Ими же подписан. Поэтому, официально, со смертью одного из них договор должен терять силу. Однако к договору есть приложение, в котором утверждается, что все условия договора исполнены, и стороны больше не имеют друг к другу претензий. Но, вы знаете, сколько я ни читал договор, нигде, ни на одной странице, я не нашел условий, которые должны быть исполнены. Их там просто не прописано. — Иными словами, мы никогда не сможем узнать, были ли эти условия исполнены на самом деле, потому что мы не знаем условий, — нетипично задумчивый принц грыз ноготь на большом пальце. — И из всех, оставшихся в живых, их знает только Девятый Вонгола. Мармон молчал и пытался быстро анализировать. В Альянсе ни для кого из прошлого поколения не было секретом, что Девятый еще с восьмидесятых годов пытался подмять Варию под Вонголу. Просто чтобы было на кого скинуть спорные задания, политические убийства и прочие грязные дела, которые стыдно вешать на членов большой и уважаемой семьи. Но тогда у Варии был Тир, равный Тимотео если не по силе, то уж по опыту и авторитету точно. А что мог предложить Вонголе мелкий Скуало? Что могло заставить Тимотео отказаться от необычайно удобного подчиненного положения Варии, которым весь Альянс беззастенчиво пользовался целых три года? И, самое главное, что они все могут предложить теперь, когда со смертью Скуало Вонгола может не признать договор? — Ну, вообще-то, не только Девятый их знает, — тихий голос Луссурии штопором ввинтился в тяжелые Мармоновы размышления. — Есть еще один момент, который очень меня удивил. Обычно подобные соглашения подписываются в присутствии свидетелей от обеих сторон, чаще всего Хранителей и заместителей. Но наш договор подписывался в присутствии всего одного человека — некой Присциллы Севильи. Я не знаю, кто это. В высших кругах Вонголы нет людей с такой фамилией. И у нас таких, конечно же, нет. Но ее подпись стоит на договоре третьей и является гарантом исполнения договора. Мармон нахмурился. До нынешнего дня он гордился тем, что знал поименно и в лицо всю правящую верхушку почти полусотни самых значительных семей Италии. Но имя Присциллы Севильи упрямо отказывалось всплывать в памяти. Вот уж точно — неуловимый гарант исполнения договора. И такой удобный теперь для Тимотео. — Мармон, — голос Занзаса загнал сердце в пятки так быстро, как никогда раньше. Если босс сейчас спросит, кто такая эта Севильи, и Мармон не сможет ответить вразумительно… что ж, скорее всего, им всем придется быстро бежать из палаты. Бел, вон, уже готовится: незаметно отсаживается поближе к двери. — Разузнай, что это за баба, так быстро, как сможешь. Меня интересует все что угодно, вплоть до слухов и домыслов. От удивления Мармон только икнул вместо обычного и положенного «Да, босс!». Огляделся. Бел выглядел еще более ошарашенным, чем раньше. Леви смотрел на босса, как на ожившее божество. Что ж, возможно, битва Представителей действительно что-то изменила. Возможно, даже сильнее, чем Мармон предполагал. А босс, похоже, искренне насладился произведенным эффектом и перевел взгляд на Леви: — Узнай, куда делась коробочка акулы Дождя. Особенно тряхни Вонгольского сопляка и семью Шимон. Этому мусору что угодно могло взбрести в голову. У их Адельхейд слабое, но заметное пламя Дождя. — У нее пламя Льда, босс, — машинально поправил вконец ошалевший Леви. — Ты полный идиот, раз в это веришь после битвы Представителей, — припечатал Занзас. — Семь огней земли — это не более чем превосходная подделка. Подумай. Шимоновский нытик отдал свое кольцо Саваде, у которого никакого пламени, кроме Небесного, не водится. Но этот мусор всё равно сумел использовать гравитацию. Ясно как белый день, что гравитация — это никакое не пламя, а свойство кольца. — Тогда становится ясным, почему семья Шимон пришла в упадок сразу, как только потеряла кольца, — Мармон даже не заметил, что перебил босса. — Без колец они просто кучка слабаков, ни на что не способных. Не удивительно, что Виндиче разделались с ними в считанные секунды. — Да, босс, я всё понял, — на одном дыхании выпалил Леви. — И еще присмотри мне кого-нибудь подходящего из младших офицеров, — добил Занзас. — Вария не может надолго оставаться без хранителя Дождя. Леви смылся мгновенно. Мармон хмыкнул. Да, Занзас точно знал, кому и что стоит поручать. Леви мог сколько угодно быть льстивым и неуклюжим обожателем Занзаса, но помимо этого он был еще и просто хорошим парнем. Такие обычно становятся либо безотказными добряками, либо во всем разочарованными убийцами. А Леви ухитрился застрять где-то между. В Варии рядовые любили его ничуть не меньше, чем Скуало. Но если Капитан оставался все-таки капитаном, то простой как табуретка Леви был своим в доску. С ним пили, делили радости и горести, и он знал всех в отряде лучше, чем кто бы то ни было другой. Принц тоскливо проводил взглядом отпущенного на все четыре стороны Леви, но тут же был вынужден собраться — следующим Занзас повернулся к нему. — Мне нужны Спаннер и Шоичи из будущего. Пусть думают, как сделать протез сердца для патлатого, раз иллюзию сделать невозможно. — Вы все-таки хотите вывести его из комы, босс? — не то чтобы Мармон не рассматривал такое развитие событий… но протез стоил больших денег. Таких, что бросать их на ветер Вария не могла даже ради Капитана. — Я собираюсь вывести его из комы, — эхом откликнулся Занзас. — И вызови ко мне Макмана, пусть бросает всё и летит сюда немедленно. Если будет ерепениться, скажи ему, что у меня для него работа по специальности. Принц то ли фыркнул, то ли усмехнулся, но благоразумно промолчал. — Вы двое свободны, — Занзас взглядом указал на дверь. Мармон обиженно поджал губы. Нет, он, конечно, знал, что после Скуало заместителем станет Луссурия. И что эта должность предполагает несколько большую осведомленность по сравнению с остальными. Но природное любопытство, так помогавшее в бытность разведчиком, теперь некстати будило обиду в глубине души. Уже из-за полуприкрытой двери Мармон услышал: — Что девчонка сказала тебе о кольцах Маре? И все стихло.