Как нам выдержать друг друга?

      Этой ночью засыпала Вера тяжело, несмотря на откровенно безумный день и более чем спокойный вечер. После ухода Ники она сначала смотрела сериал, а из головы местами что-то комментировали, так что, наверное, правильнее было бы сказать, что это «они смотрели сериал». А потом за стенкой зазвучало очень соблазнительное треньканье гитары, и Вера ушла к соседям.       Вернулась ближе к одиннадцати. В голове резко отрицательно высказывались о русской попсе под гитару, зато резко положительно — о русских романсах, смысл которых, как выяснилось, обладатель голоса наконец смог понять. В прошлой жизни у него не ладилось с русским языком. Как он признался, его пытались учить целых два месяца, но в итоге отказались от этого бессмысленного занятия.       — Зачем тебе русский, если ты и так знаешь английский и японский? — резонно спросила Вера, когда появилась такая возможность.       — По работе было нужно, — уклончиво ответили в голове.       Вера только хмыкнула. Она с трудом могла представить себе такую работу, для которой не хватило бы знания трех языков. Разве что какие-нибудь международные связи или туристический бизнес. Но спрашивать ничего не стала: уже достаточно пообщалась с голосом в голове, чтобы понимать, когда задавать вопросы еще имеет смысл, а когда — уже нет и лучше сменить тему.       А потом как-то незаметно время подобралось к двенадцати, и Вера начала нервничать, потому что Ника где-то задерживалась. Обещанный Максом концерт начинался в восемь, по плану заканчивался в десять. Вера знала по опыту, такие концерты никогда не начинаются вовремя, но их редко задерживают больше, чем на час. А значит, как ни крути, а Ника уже должна была вернуться.       Еще через полчаса Вера начала морально готовиться к тому, что ей придется идти на улицу. К окну она подошла уже раз десять, но во дворе общежития по-прежнему никого не было. Чтобы хоть как-то ускорить улиткой ползущее время, она снова села за сериал, только сосредоточиться на сюжете теперь не получалось, и спустя десять минут бессмысленного залипания в экран Вера выключила компьютер. Посмотрела список вызовов в телефоне. На всякий случай пролистала список смс. Ника обычно предупреждала, если оставалась у кого-нибудь ночевать. Но сегодня от нее не было сообщений.       Около часа ночи Вера направилась к шкафу доставать с дальней полки старые и коротковатые, зато теплые джинсы. Как раз по погоде.       — Не выходи никуда, слышишь? — тут же завелся голос в голове.       — А что мне делать? — огрызнулась Вера. — Мне теперь все равно выходить. Охрана спать ушла, Ника внутрь не попадет, если ей дверь не открыть.       — А теплые джинсы тебе нужны, чтобы в коридоре сквозняком не продуло? — голос сочился ехидством. — Не выходи на улицу. Ты все равно ничего не сможешь сделать, даже если что-то случилось.       — А ты сможешь? — Вера сама от себя не ожидала такого вопроса. По всей видимости, обладатель голоса в голове его тоже не ждал, поэтому недолго помолчал. Но, когда заговорил, не стал отнекиваться:       — Я немного смогу, если буду управлять телом, — и тут же добавил: — Но не пойми меня неправильно, если ты выйдешь на улицу, я не буду пытаться помочь твоей подруге. Я буду пытаться вернуть тебя назад.       И Вера очень хотела бы надеяться, что это было сказано из-за тревоги за ее жизнь или за остатки своей. Вот только что-то ей подсказывало, что ответ лежал в другой области.       — Я позвоню Нике в час десять, — предупредила Вера о своих планах. — Если она не возьмет трубку, я пойду ее искать, и ты мне никак не помешаешь.       Она, в самом деле, собиралась так сделать. Перезвонить несколько раз, если понадобится. Потом выйти в коридор, зайти к Славе или Витале, уже вместе с ними снова перезвонить Нике. А если та снова не возьмет трубку, идти всем вместе на поиски. Идти одной — натуральное самоубийство. Но, может, толпа студентов сможет отпугнуть неведомого иллюзиониста и его компанию?..       И, наверное, она сделала бы так, если бы за пять минут до предполагаемого звонка Ника не вернулась.       Она постаралась зайти тихо, так, как если бы думала, что в комнате спят. И, увидев Веру сидящей за столом, немного удивилась.       — Ты чего не спишь? — спросила, разуваясь. — Я тебя разбудить боялась.       Вообще-то Вера уже изрядно себя накрутила. Вообще-то она даже собиралась высказать наконец Нике всё, что думает и о ее регулярно меняющихся ухажерах, и о прогулках во втором часу ночи по темным дворам. Но делать все это она собиралась у двери общежития, а не в комнате. Поэтому теперь она смогла только удивленно спросить:       — А кто тебе дверь открыл?       — Я Игоря встретила на входе, он как раз выходил, когда мое такси подъехало, — Ника раздевалась быстро, неаккуратно кинула сапоги у входа, рядом с сапогами Веры, повесила куртку. — Таша не стала закрывать за ним сразу, меня подождала.       — Ты на такси ехала? — от сердца сразу отлегло, когда Ника покивала в ответ. — Как тебе концерт?..       Но тем не менее долгое отсутствие Ники изрядно подпортило Вере настроение. Заснуть не получалось. В голове молчали, но у Веры словно шестое чувство открылось — она точно знала, что ее вынужденный сосед тоже не спит, а мотается на границе сна и бодрствования.       Провалиться в сон вышло только в четвертом часу.

***

      Вере снилось странное, незнакомое место. И будто бы она шла по узкой и мокрой проселочной дороге. Ноги в непривычно тяжелых ботинках вязли в черной грязи, насквозь мокрые штанины липли к ногам.       Слева и справа смыкались непроницаемые зеленые стены леса, а в них рождалась прохладная и мокрая сиреневая темнота вечерних сумерек. Плотная березовая поросль тянула разлапистые ветки на дорогу, они цеплялись за куртку, и с листьев градом стекали крупные и прозрачные капли дождя. Дождь был теплый.       Дождь был везде.       Он хлюпал и скользил под ногами жирными и болотистыми черными лужами, срывался с тяжело наклонившихся веток, стучал и звенел, шуршал по листьям, окатывал сытых и разомлевших лягушек, сонно провожавших взглядом прохожего, стекал за шиворот черной куртки, и все лил, лил, лил с неба.       За пеленой дождя Вера не видела впереди ничего дальше пары метров, а потом все размывалось, расплывалось, серело неясными очертаниями. Но эти очертания не вызывали страха. Не было ни тревоги, ни предвкушения — извечных спутников ночных кошмаров. Была только дорога через лес из ниоткуда в никуда, лужи, лягушки, промокшая и поникшая трава на кочках, шорох дождя.       И тем неожиданнее было вдруг различить впереди, как лес постепенно редеет и расступается, а за лесом виднеются контуры какого-то здания.       «Станция?» — поняла Вера, когда подошла ближе.       Это действительно была низкая и безлюдная платформа, на ней — маленькая и бесповоротно закрытая будка билетной кассы. И ни одного навеса, чтобы укрыться от дождя. Ни одной скамейки, чтобы присесть. Да даже таблички с названием станции тут не было, только сиротливо торчали два железных прута, на которых она когда-то крепилась.       Впрочем, приглядевшись, Вера поняла, что станция только на первый взгляд ей показалась абсолютно безлюдной. Просто за серым маревом ливня она не сразу смогла различить неподвижную высокую фигуру человека, стоявшего на платформе.       Это был молодой мужчина, промокший до нитки. Подойдя к нему, Вера с удивлением обнаружила, что они с ним были практически одного роста, хотя издалека он казался высоким. Наверное, он был смуглым, но в размытом и блеклом свете пасмурного вечера лицо казалось посеревшим. Его темные волосы непослушными завитками липли ко лбу, темные глубоко посаженные глаза смотрели недобро, но опасности Вера по-прежнему не чувствовала.       Мужчина дождался, когда она подойдет близко, и сказал что-то. Но слов Вера не различила — только дождь шумел вокруг, стучал по платформе.       — Что? — переспросила она. И почувствовала себя неимоверно глупо, потому что мужчина не стал повторять то, что сказал ранее. Он подождал пару секунд, словно слушал чей-то ответ, а потом снова беззвучно заговорил.       — Я ничего не слышу, — с бессмысленной настойчивостью Вера попыталась до него достучаться. Ее вновь проигнорировали. И Вера бросила затею поговорить с этим человеком, просто стояла и слушала, как дождь барабанил по крыше будки, смотрела, как струи воды стекали по темным волосам на лоб, змеились по едва различимому темному пятну на коже. Вера не знала, что это — шрам, или родимое пятно, или просто так тень легла, но это пятно странным образом делало обычное, в сущности, лицо невероятно запоминающимся.       А потом вдруг наступила тишина. Полная и абсолютная тишина, ни стука дождя, ни звука речи. Целое бесконечно долгое мгновение лицо темноволосого мужчины еще было напротив. Он стоял и молча смотрел, а потом в его взгляде что-то начало неуловимо меняться: мелькнул гнев, затем — бесконечное изумление, резкое и тяжелое осознание. Он хотел было что-то сказать, уже открыл рот, но непроницаемая серая стена дождя заслонила его, спрятав от глаз.       А в следующий же миг тишину прорезал раскатистый гул, визгливо засигналили машины. Кто-то закричал:       — Дура, не смей трогать! — смутно знакомый голос.       В серой водяной завесе мелькнул красный искристый росчерк, затеплился огоньком свечи. И вдруг взорвался. Весь мир засиял алым, расплескался пожаром, а потом сжался в раскаленный багровый шар.