Я уйду, а ты останешься

Драко остервенело сдергивал с себя мокрую, прилипшую к спине рубашку. Ника смотрела на него, сидя на кровати и прижимая к груди графин. — Начинай, – сказала она строго, прищуриваясь, чтобы не было видно нетерпеливой злости в глазах. — Чего ты хочешь? – обернулся к ней мальчик, и капли веером слетели с его пальцев. Он швырнул рубашку на пол, рванулся куда-то, проводя ладонью по волосам. Остановился. Развернутые углы лопаток, острые – ключиц. Весь состоит из четких, дрожащих линий, с каким-то прохладным трепетом внутри, будто крошечный язычок пламени все время колышется, мечется под чьим-то дыханием. — Ладно, – сказал наконец Драко и встал к стене, скрещивая руки на плоской груди в невольном желании обнять самого себя, закрыться, как бутон ввечеру. – Прости. Я просто… плохой. — Плохой? Ты серьезно? – Ника почувствовала, как внутри что-то кольнуло, но не обратила на это внимания. – Вам просто захотелось, и вы притащили меня сюда, гребаные волшебники, как будто вам все дозволено! — Тебе не представить, что здесь за тоска. – Малфой наклонил голову, болезненно сдвигая брови. Этот разговор заставлял его чувствовать себя некомфортно, и это было видно даже в том, как играли жилы на его шее. – Книги давно завершены, и нам не остается ничего, кроме пустых скитаний, наблюдений одних и тех же пейзажей, ожидания того, когда кто-то снова начнет читать. Это безумие – раз за разом быть то одиннадцатилетним, то пятнадцати, то семнадцати. И когда ты взяла в руки эту часть книги, я сразу почувствовал, что ты чувствуешь. Нику снова кольнуло под ребрами, но она отмахнулась от этого чувства, как от надоедливого собеседника. — Просто объясни мне, как вы это сделали, – сказала она, зябко потирая ступней лодыжку. — Не думаю, что ты поймешь всю технологию. Но это не так уж и сложно для нас. – Драко глубоко вздохнул; ребра у него на груди на миг стали невыносимо четкими... – Я решил, что тебе не принесет никакого вреда оказаться здесь. — Конечно! Ты же самый умный мальчик этой бумажной вселенной, – взорвалась Ника, на этот раз буквально подскочив на месте от приступа боли внутри. Она поморщилась, обнимая графин. – А твой отец… — Мой отец, – перебил Драко, явно задетый тем, что девушка снова вспомнила Люциуса. – Очень кровожадный до человеческого тепла. За все время, до этой самой секунды, пока люди читают наши книги, он столько раз побывал в Азкабане, что, будь он настоящим человеком, от него не осталось бы ничего человеческого. Ника с подозрением взглянула на него. Неужели ревность сейчас зазвенела в его голосе? — Ты знаешь, вы с ним очень похожи. В комнате стало тихо. Драко не то с укором, не то с болью посмотрел на девушку, и она поняла, что именно тревожило ее сердце. Иметь какие-то претензии к этому бледному, расстроенному и разозленному мальчику она не могла: она просто слишком любила его. И тогда, когда он был всего лишь текстом, и сейчас. — Ты не сможешь понять, – произнес Драко, рассматривая узор на полу. Он наконец опустил руки, как-то неуклюже перенес вес на другую ногу и потер переносицу, то ли подбирая слова, то ли решая для себя, будут ли они звучат глупее уже произнесенных. – Ты же всего лишь читатель. Некоторые из вас даже не способны сопереживать нам, а ведь мы тоже существуем. Вы даже вообразить не сумеете, как это – целую вечность находиться здесь, перепрыгивая с одного временного отрезка на другой. Любое по-настоящему живое существо умерло бы от скуки и отчаяния, но мы – всего лишь частички души автора, маленькие фантазии, нас практически нет, пока кто-нибудь не пробегается глазами по строчкам. Мы существуем. И нет. Сейчас я есть, я осязаем, и ты меня видишь, и это значит, что я – это я. А когда ты уйдешь, я останусь и одновременно растворюсь в тенях комнаты, комната растворится тоже и дом – тоже, и все, что здесь есть – тоже. Ты уйдешь, а я останусь. Он говорил, как обычно, отрывисто, но без напора, без привычных малфоевскому выговору угрозы и вызова. Ника отставила дурацкий графин. Ей стало стыдно, очень-очень стыдно и очень неуютно, и она потянулась с кровати, чтобы взять мальчика за руку. Он действительно был осязаем: ладонь его грела ладонь девушки, и это было странно и потрясающе. Ника провела большим пальцем по коже Драко. Хотелось сказать что-нибудь, чтобы то тяжелое, взметнувшееся в душе, хоть как-то осело, успокоилось, утихло, но попадавшие на язык слова оказывались неуместны и сухи. Мальчик сел рядом с Никой и утомленно закрыл лицо ладонями. За его спиной солнце проглядывало в разрыв снежных туч.