Я уйду, а ты останешься

Ника сбежала вниз и, размышляя о том, как бы получше сыграть обиженную, прошлась по комнатам особняка. Хотелось убежать куда-нибудь в дальнюю комнату, чтобы Драко подольше поискал ее, но на ум не приходило ничего, кроме кухни. Туда девушка и отправилась. Мрачные залы, мрачные залы, мрачные залы. Кажется, только ночью она их и видела: ей трудно было представить все эти комнаты, всю эту мебель при свете дня. Собственные, почти неслышные шаги пугали девушку. Шелест колышущихся занавесей рождал в голове образы извивающихся в складках ткани змей. Ника вбежала в кухню и замерла, вдруг увидев опершегося плечом на шкаф Люциуса. — Я знаю, что ты знаешь, – сказал он, прелестно улыбаясь, и протянул ей руку. – Не бойся, на этот раз я не собираюсь ничего делать с тобой. Хотя попробовать кровь магла я давно мечтал. Девушка со страхом и отвращением посмотрела на его раскрытую ладонь. Лампа у стены неожиданно вспыхнула, и лицо мужчины осветилось танцующим, желтоватым светом. Ника смогла разглядеть каждую самую маленькую царапинку на его щеке, каждую ранку. Все они были черные, словно в жилах Малфоя текла не кровь, а мазут(хотя недавно девушка своими глазами видела, как алое заливало его бледную кожу), а короста на виске казалась дырой, заполненной застывшими чернилами. — Люциус, вы сходите с ума, – вежливым тоном сказала Ника. — Бесспорно, – улыбка его стала еще шире. – Все же окажи мне честь, прикоснись к моей ладони. Ника снова поглядела на его пальцы и сдержалась, чтобы не сделать шаг вперед. Где-то на лестнице уже гремели шаги Драко(или ей показалось?), но ее действительно тянуло послушно вложить кисть в мужскую руку и ощутить(пусть и прохладную) кожу. — Здесь так холодно, – Люциус вдруг перестал улыбаться и вместо того, чтобы ждать первых шагов от девушки, сам приблизился к ней. Она, как завороженная, ткнулась носом в его широкую грудь. – Здесь ужасно холодно, а ты – теплая. Крошечный огонек… Ника прижалась к нему ухом и, закрыв глаза, вслушалась. Все, что раньше существовало, растворилось в тихом стуке живого сердца – в самом прекрасном звуке, что только можно придумать. — ...среди ночной вьюги… Девушка отдавала себе отчет в том, что все это – не больше, чем еще одна уловка, наваждение, обман, но то, что она услышала, на миг вернуло ее в реальность. За время, проведенное здесь, она привыкла осознавать, что все это – не больше, чем фантазия, которую можно развеять взмахом ресниц. Но этот звук дал ей вздохнуть. Очнуться на пару секунд, чтобы снова погрузиться в липкий морок. — ...в непроходимой, жестокой пурге. Как только ты осталась в живых? Ника отпрянула. Действительно, как только она осталась в живых, такая нерасторопная, неосмотрительная? Люциус смотрел на нее почти с недоумением. — Не делайте так больше, – сказала она, пятясь. Мужчина сделал шаг вперед и рывком подтянул ее к себе. Его пальцы рванули воротник рубашки, и пуговицы, с хрустом отлетев, посыпались на пол. – Ай! — Почему ты никогда ничего не понимаешь с первого раза? – прорычал он, раздраженно сдергивая одежду с плеч девушки и впиваясь туда же, куда впивался совсем недавно. — Нет! – вскрикнула Ника и уперлась кулаками в грудь Люциуса, но это было так же бесполезно, как пытаться сдвинуть стену. – Хватит! Мне больно! — Правда? – оторвавшись, улыбнулся он, – Но я же не кусал тебя. Люциус развернул девушку и аккуратно уложил ее на стол. Ника дернулась, подняла колени и почувствовала, как правое упирается между ног мужчины. — Другое дело, – он наклонился, чтобы задушить ее поцелуем, но она вдруг вскинула руки к лицу и закрыла его рот. — Стойте! – Ника почувствовала, как на лбу выступает пот. Лежа под Люциусом, она испытывала смешанные эмоции, но, несмотря ни на что, преобладал страх и отвращение, и сейчас она искала любые пути для того, чтобы оттянуть момент поцелуя. Вырваться оказалось невозможно, поэтому стоило хотя бы попытаться ввести мужчину в заблуждение. – В-вы… всегда так напорист. Вам не приходило в голову, что я… тоже хочу проявить инициативу? Малфой-старший поднял бровь. Ника дрожащими руками скользнула по его лицу и зарылась пальцами в волосах, оказавшихся неожиданно мягкими и приятными на ощупь. Люциус положил ладонь на ее обнаженный живот и прикрыл глаза. Сбоку грохнули двери. — Круцио!