Алиса в чужой стране

Мне казалось, что я так стою уже несколько часов, хотя, на деле, прошло не больше минуты. Взгляд был прикован к дверям, будто я ждала его возвращения. Я сама, ведь, попросила его. И я поступаю правильно. В какой-то мере, с моих плеч даже спал тяжёлый груз. Теперь я никого не напрягаю и смогу делать всё сама, без какой-либо замкнутости в движениях. Я, наконец, отвела взгляд и почувствовала, как тяжело двигаться. Как наполнились свинцом мышцы, и даже шею повернуть едва ли возможно. Если бы меня выкинули в таком состоянии в воду, я бы точно утонула. Может, я и тону. Эта страна — бескрайний океан, в котором я захлёбываюсь своей же беспомощностью. Наполнив лёгкие воздухом, я маленькими шажками направилась к лавочке, где лежал файлик с документами — рапорт о потере документов. Взяв в руки и прижав его к груди, я опустилась на лавочку и сжалась. На стене напротив висели большие часы — 9:13 am. AM — это же утро, да? Ну, не вечер же. Туплю. Позвоню в консульство ещё раз через пятнадцать минут. Может, ответят. Только вот как я доберусь туда? Отвезут полицейские? Пойду пешком? Да я заблужусь уже через десять шагов. Главное — решить проблемы с жильём, деньгами, едой. Уверена, здесь я не на один день. При мысли о том, сколько проблем навалилось, хотелось опустить руки и не делать совершенно ничего. Зажаться в угол, обхватить плечи руками и плакать навзрыд. Я должна пообещать самой себе, что не буду плакать. Ведь я сильная, так? Только вот я даже не знаю, так ли это. Может, до моей потери памяти я была слабой девчонкой, плачущей по пустякам? Обведя взглядом помещение, я наткнулась на аппарат с едой. У меня нет денег. Единственное, что у меня есть — рапорт о потерянных документах в моих дрожащих руках. И кофта Джареда. Я не отдала её ему. Не успела. Да и было бы странно, если бы я догнала его, сняла кофту и протянула ему. Смогу ли я вообще вернуть её ему? Мы, быть может, никогда и не встретимся больше. Ему будет легко забыть меня — какая-то там девушка, которую он подержал у себя дома всего несколько часов. А как мне теперь забыть его? Я снова посмотрела на часы. 9:17 am. Такое ощущение, что само время издевалось надо мной. Текло так медленно, словно застывшая подо льдом река. Чтобы я специально ощутила то, как одиночество разбивает меня. И время справляется со своей задачей — одиночеством пронизан воздух, которым я дышу. Он электризуется, мешает дышать, заставляет секундную панику подкатываться к горлу. Голова вдруг стала невыносимо тяжёлой, и я откинулась на стенку. Лопатки больно упирались в твёрдую поверхность, но как-то всё равно. Уверена, что за ближайший час я изменю своё положение ещё раз десять. Я устала. Устала от этой нервотрёпки, от незнания языка страны, в которой нахожусь. От незнания того, кто я вообще такая. Я отлипла от стены и, ссутулившись, уперлась локтями в колени и подперла ладонями подбородок. Мне неудобно. И неудобно будет всегда, пока я, наконец, не окажусь у себя дома. А что, если и дома мне будет некомфортно? Это, наверное, самый главный мой страх на данный момент. Я боюсь возненавидеть свою прежнюю жизнь. Ведь я даже не знаю себя. 9:24 am. В принципе, уже можно звонить. Я нехотя встала с лавочки и, прихватив рапорт, направилась к телефону. Неуверенно набрала нужный номер и, параллельно прокручивая в голове слова, которые надо будет сказать, начала считать гудки. Первый, второй, третий, четвё… — Консульское учреждение Российской Федерации. Здравствуйте. Приятный женский голос заставил подскочить меня на месте. Я чуть было не выронила трубку, но тут же взяла себя в руки. Дрожащим голосом я кое-как объяснила суть проблемы, постоянно запинаясь. Наконец-то я могла поговорить с русским человеком. На русском языке. Можно ли когда-то ещё так сильно любить свой родной язык? — Мы можем принять Вас в понедельник, в 10.00. Вас устраивает? — Извините, а какой сегодня день? — наверное, этот вопрос можно отправить в копилку самых странных. — Двадцать третье июня, суббота. Суббота. Принять меня могут в понедельник. Два дня. Два чёртовых дня. Где мне жить? — К-конечно, — заикнувшись, согласилась я. Мне продиктовали адрес, и я неаккуратным почерком записала его на листочке, лежащем рядом с телефоном. Теперь хотя бы знаю, как выглядит мой почерк. Плюс один факт обо мне. Короткие гудки. Я повесила трубку на место и перечитала адрес. И снова. Перечитывала несколько раз, будто в этих словах есть какой-то тайный смысл, который поможет мне. Прикусив щеку изнутри, я снова осмотрелась. Теперь понятно, почему почти никого нет — суббота. А где, кстати, хоть какой-либо полицейский? Мужчину, к которому мы тогда обращались, найти труда не составило — сидел в приёмной. Я не хотела говорить с ним, обращаться к нему, но нужно перебороть себя. Потому что если я хочу справиться со всеми проблемами, мне необходимо выходить из купола моего комфорта. Увидев меня, он устало потёр шею. Видимо, понял, что сейчас придётся говорить с русской девушкой, а не американцем, что крайне затрудняет ситуацию. Не для него одного. — Извините, — обратилась я к нему, упёршись локтями в высокий стол, который доходил мне почти до груди. В голове я попыталась максимально связно составить предложение на английском, но после разговора по-русски мой мозг, похоже, выключился. — Могу я поспать здесь? Этой ночью. И следующей. Но пока надо напроситься хотя бы на эту. Полицейский снова потёр шею, будто пытался стереть с себя кожу. Хотела бы я также. Стереть с себя всё, чтобы осталась лишь пыль. И тогда не будет никаких проблем. Но не всё так просто. — Конечно, — задумчиво ответил он. Я несколько раз прокрутила в голове его ответ. Будто есть какой-то подвох. А он уставился перед собой, слегка приподняв едва заметные седые брови. Был он, кстати говоря, совсем не молод. — Отлично, — натянула я улыбку и вернулась к уже привычной для меня лавочке. Глаза сами невольно метнулись к часам. 10:07 am. И что же мне делать весь этот невозможно долгий день? А затем и следующий. Если меня спросят, как прошёл самый скучный час в моей жизни, я несомненно назову именно этот. Потому что, по сути, других моментов я попросту вспомнить не могу. Каждые несколько минут я поглядывала на часы и, когда обнаружила на них 11:03 am, облегчённо выдохнула. Один час позади. Ещё часов девять-десять до сна. Я сидела на лавочке — что совсем неудивительно, — подперев голову рукой. Взгляд безразлично уставился в пол. Ещё немного, и я начну считать свои же вдохи, чтобы совсем скучно не было. Прямо перед глазами появились чьи-то ноги. Я, нахмурившись, подняла голову — передо мной стоял тот офицер, разрешивший мне переночевать здесь. В его руках находилась потрёпанная коричневая книжонка, причём достаточно тяжёлая на вид. Я медленно встала и оказалась одного роста с полицейским. Он достаточно низковат, как оказывается. Он что-то сказал, но я даже пытаться перевести не стала, и протянул мне книгу. Я приняла её и перевернула, чтобы посмотреть название. Обложка была вся в пыли, но я сумела прочитать название — англо-русский словарь. Что словарь мог делать у полицейского? В прочем, меня это и не должно волновать. Главное, что теперь он у меня есть, я могу им пользоваться, могу переводить слова. Мои глаза заискрились от радости, и я не сдержала улыбку. Подняла взгляд на офицера, пытаясь передать всю благодарность, и он слабо улыбнулся в ответ. — Спасибо Вам, — прошептала я и прижала книгу к груди, перекатываясь с пятки на носок. Мужчина кивнул и, развернувшись на носках, зашагал к своему столу.

***

Я бы не сказала, что оставшееся время «пронеслось незаметно», но минуты сменялись друг другом значительно быстрее. Листая страница словаря, я даже не заметила, что слабые лучи солнца, освещающих пространство через большие стеклянные двери, заменили лампы. Тот полицейский несколько раз предлагал мне чай, какое-то печенье. От последнего я, хоть и сильно смутившись, отказаться не могла. Ведь это была единственная еда за все сутки. Где-то в полдень он оставил у меня на лавочке аккуратно свёрнутое одеяло и малюсенькую подушку, а сам ушёл, и на его смену пришёл другой. Я даже немного расстроилась — тот мужчина был подобрее ко мне, что ли. Мило мне улыбался, когда я каждый раз от скуки поглядывала на него. А новый был совсем неразговорчив, иногда бесстыдно разглядывал меня, думая, что я не вижу. А когда я попросила воды, он молча тыкнул пальцем в кулер, стоящий возле двери, и, похоже, его совсем не заботило, что там кончились стаканы. К вечеру я смогла выучить некоторое количество слов из книги и порой даже пыталась составить из них такие предложения, которые могли бы пригодиться мне в будущем. Правда, из-за словаря к концу дня у меня уже сильно болели глаза, и лечь спать я решила пораньше — в 9.30 pm. Положила под голову ту маленькую подушку, вышитую различными узорами, закуталась в одеяло — оно было очень тонким и колючим — и обняла книгу, в которую вложила документы, потому что так спокойнее. Свет, к сожалению, выключить было нельзя, что совсем неудивительно. Поэтому сон окутал меня лишь через час, зато без кошмаров. — Эй, Элис. Я поморщилась, пытаясь избавиться от назойливого знакомого голоса. Было глупо надеяться, что я не услышу его во сне. Совсем не хотелось вспоминать его, пусть даже в сновидениях. Вспоминать тот запах корицы и цитруса. А он был настолько ощутим, что я вот-вот поверила бы, будто это всё наяву, насколько абсурдным бы это не казалось. В прочем, я уже давно могу считать, что абсурдность стала моим вторым именем. — Проснись, Элис. Эй? Пришлось всё же открыть глаза, отчего яркий, по-прежнему невыключенный свет на несколько секунд ослепил меня. Я закуталась в колючее одеяло посильнее и попыталась сфокусировать зрение. Лучше бы не фокусировала. — Джаред?