Игра на выживание

Прошёл месяц. Весна возвращалась на истосковавшуюся по калифорнийской жаре землю. Асфальт снова был сухим и таким нагретым на солнце, что его тепло можно было почувствовать сквозь подошву кед. Здесь было бы тепло почти всегда, если бы не пробирающий до мозга костей холод от жутких воспоминаний. Мэйбл хлебнула какао из кружки и устало потёрла переносицу, отводя взгляд от окна. Такой вымотанной, одинокой и напряжённой она не была никогда. Она стояла, прислонившись к стене гостиной. На кухню заходить не хотелось уже месяц. На кухню, где на столе она увидела нечто ужасное. Галлюцинацию? или безумную реальность? Нельзя доверять своим глазам. Не доверяй никому. Где-то спустя неделю до Него, кажется, дошло, что кухней она больше не пользуется, и кружки с какао стали появляться в гостиной. Смысла выбрасывать их Мэйбл уже не видела. Смысла продолжать бороться не было. Гораздо проще было смириться. По крайней мере, пока. Метавшиеся на периферии зрения тени, тихие шаги, скрежет по стеклу, дыхание, вспышки фотоаппарата, несвязный шёпот, открытые двери, записки — всё это уже стало слишком привычным, заняло слишком большую часть её жизни, чтобы отрицать существование всех этих маленьких — мелочи определяют жизнь — вещей. Дело шло к вечеру. Сегодня в кафе её не ждали — не её смена, — а выходить куда-то, чтобы снова в ужасе шарахаться от каждой подворотни, желания не было. Вот бы увидеться с кем-то. С кем-то, кроме Него, разумеется. Призадумавшись, Мэйбл, наконец, со стуком поставила на стол кружку и наклонилась к ноутбуку. Открыла переписку с Ширли. Они учились на одном курсе и теперь частенько общались. Не слишком часто. Чтобы Ширли не стала Стефани. На её счастье, Ширли была в сети. Девушки списались. Мэйбл настроила камеру, и уже вскоре перед ней появилось лицо подруги — короткие ярко-розовые волосы, очки, пирсинг у носа. Она напоминала Пайнс Гренду, её старую подругу детства, с которой им пришлось попрощаться. Дружба на лето, любовь на месяц — всё проходило мимо в её жизни. Всё, кроме преследователя. Внезапно их болтовня прервалась. Ширли, нахмурив накрашенные брови, удивилась: — Кажется, тебе ещё кто-то звонит. Не хотела тебя отвлекать. — Что? Это странно… Я никому не говорила свой ник, кроме тебя, — не менее удивлённо отозвалась Мэйбл. .обернись. Нет, никто из её друзей не стал бы брать себе такое имя. — Ладно, Мэй, ты посмотри там, кто это был, а потом перезвони, идёт? Я пока чаёк заварю. У меня тут и пончики как раз есть! — Ширли, подо- Связь прервалась. Мэйбл со вздохом ответила на настойчивый звонок. Наверняка опять какой-нибудь случайный мексиканец, который ни слова не может выговорить по-английски, но названивает подряд всем девушкам, надеясь непонятно на что. А ник небось взял из корявого переводчика. Помехи. Темнота. — Эм, привет?.. — осторожно позвала Мэйбл. Собеседник на той стороне пошевелился. Камеру подняли и понесли куда-то. Слышались шаги. — Что происходит? Ты кто? Вопрос был более риторический. Она начала понимать. Из темноты вырвались несколько свечей. Дрожащее пламя освещало фото. Её фото. Неизвестный по ту сторону поднёс к камере бумажку, закрыв ей фотографию. Она трепыхалась в его трясущейся от нервов руке, руке в чёрной перчатке. На бумажке были слова. Всего два. Красные слова. Привет, Звёздочка Мэйбл отстранилась, оцепенев. Он вышел на контакт. Сейчас он был ближе, чем когда-либо до этого. Он отключился первым. Стоит ли говорить, что ни о каких разговорах с Ширли в тот день не могло быть и речи? В университете Мэйбл пожаловалась на заглючившее приложение и попросила подругу отныне звонить ей по телефону. «Хватит с меня этого. Пусть не думает, что может просто так переступать черту.» А была ли черта?.. Мэйбл позвонила Ширли тем же вечером, надеясь на лучшее. Цель была даже не в том, чтобы слушать её нытье по поводу парня старшей сестры и закончившихся скидках на туфли, а в том, чтобы проверить, насколько Он далеко зашёл в своих преследованиях. Она не хотела думать, что тем самым вступает на новый уровень игры. Не прошло и двух минут, как звонок по второй линии втесался в разговор. — Чёрт, у тебя что там, опять какая-то хрень, Мэй? Или у тебя парень появился, а ты мне говорить не хочешь? — Да брось, какой ещё… — девушка осеклась, заметив пришедшее на ноутбук уведомление. Сообщение от того же «.обернись.». Скажи «да» — Нет, ты колись! Мне-то могла бы и сказать… У тебя же там кто-то есть, верно? Я вот видела у тебя цветы в шкафчике! Ну правда ведь? Слишком большой уровень давления. Все девяносто, мать его, девять процентов. — Да, да, хорошо, ты права, — выдохнула Мэйбл, одной рукой потирая голову. От стресса острая боль в висках опять дала о себе знать. — А я говорила! Тогда не буду вам мешать, голубки… Снова помехи и тишина. Вслушиваясь, Мэйбл отметила про себя, что тот, кто звонил, находился либо в горах, либо под землёй — помехи шуршали ужасно. Ещё можно было различить тяжёлое дыхание. — Так и будешь молчать? — Почему ты этого не сделала? — его голос был тихим, очень тихим, чуть хриплым, будто от крика, и жёстким, даже каким-то звенящим, отдающимся металлическим эхом в мозгу ещё несколько секунд. В нём не было ничего человеческого. — Что? — Почему ты не спросила меня, когда? Ты должна была. Я же просил. — Когда что? — Спроси меня. СПРОСИ МЕНЯ, СПРОСИ МЕНЯ, СПРОСИ МЕНЯ!.. — он неистово орал, одновременно ударяя по столу или стене кулаком. Мэйбл показалось, что на фоне прозвучал чей-то крик. Ей было страшно. — Хорошо, хорошо, только успокойся… Пожалуйста. Слышишь меня? Я спрошу. Когда? Он шумно выдохнул, потом втянул носом воздух. — Скоро. Всё будет хорошо уже скоро. И отключился. Мэйбл осталась одна в тишине. Напуганная, ни черта не понимающая. С того дня звонки продолжались даже тогда, когда Мэйбл никому не звонила.

***

Пожалуй, жучки были и в самом деле отличной идеей. Пожалуй, взломать её ноутбук и веб-камеру было вдвойне замечательно. Он считал себя объективно гением. Заложив руки за голову и сцепив пальцы в замок, он наблюдал за каждым её движением. Ноутбук лежал на коленях и чуть подрагивал, когда его пробивала дрожь — примерно раз в полминуты. Она наклонилась поближе к камере, смеясь. Потом посмотрела куда-то вверх, стала рассказывать какую-то историю, активно жестикулируя руками. Такой беззаботной он не видел её уже давно. Вечно это напряжение, тревога — зачем, к чему? Он защитит её от всего. Кого ей бояться? Его? Что ж, ей и стоит… Все они боятся. Но только сначала. Потом происходит «слом». У всех этот момент наступает в разное время. Никогда нельзя угадать точно. Сайфер видел его примерно два десятка раз. Не очень много и не слишком мало. Достаточно. Почему-то Биллу казалось, что у неё слом наступит спустя две недели. Просто однажды ты спускаешься вниз, и видишь вместо той запуганной грязной птички пустой безразличный взгляд впавших глаз. Это означало, что кукла сломалась. Обычно Билл выбрасывал сломанные игрушки, но с Ней он решил поступить по-другому. Да, играть с обломками не так интересно, но зато они ведь становятся гораздо более послушными. Полностью подчиняются своему хозяину. То, что нужно. Билл потянулся и зажмурился. Утомительный выдался денёк. Последние приготовления, репетиции будущего шедевра… Всё продумать наперёд невозможно. Всегда что-то может пойти не так… Ох уж эта «переменная» в уравнении чужих жизней. Импровизация здесь играет важную роль. И всё же он достаточно хорошо подготовился, чтобы не беспокоиться о том, сможет ли он решить пример сходу. На ум пришёл тот случай, когда его с парочкой припевал остановили копы. Следы кокаина у ноздри, упаковка таблеток между сидениями и тело дрыща-официантика с посиневшим от удушения лицом сзади были видны им до тех пор, пока он не назвал имя, которое очищало все грехи. Имя Бога, имя Дьявола. Своё имя. И сразу под носом появилось пятно от пасты вместо порошка, таблетки стали таблетками от бессонницы, а парень на заднем сидении обернулся бухим в сопли стариной Джимом, которого добрые друзья подбрасывают домой. Объявление о его бесследном исчезновении в местных новостях через несколько дней было лишь совпадением, не более. Спокойной ночи, Джимми. Билл вернулся взглядом к монитору. Мэйбл уже отключилась от своей подруги. Её лицо выглядело сосредоточенным. Она посмотрела прямо в камеру — его глаз — и вдруг зажала её подушечкой пальца. Изображение дрожало и темнело. Он увидел её ещё раз лишь на миг, после чего камеру замотали скотчем. Со вздохом отложив ноутбук в сторону, Билл потянулся за бутылкой виски. Сделал глоток из горла, опустошив её, и с криком швырнул об стену. Звон стекла и сотни осколков. — Как она смеет?! И ведь посмела… Сука! Дрянь! — он перевернул стол и пнул ногой несколько упавших папок. Лицо покраснело, на виске пульсировала вена. — Никто не ценит моих стараний! Никто! Низшие, недостойные… Вы не посмеете! Среди прочего на пол упала, разбившись, и её фотография. Девушка стояла полубоком, мягко улыбаясь. В прищуренных глазах отражалось небо. Волосы метались на ветру, падая на розовую кофточку. Билл поднял фото, не замечая того, как несколько крохотных осколков впились в его пальцы. Кровь капнула на бумагу. Он опустился обратно в кресло, не отрывая глаз от её лица. Скорей бы увидеть его поближе, господи, скорее бы увидеть его в ужасе. Тогда-то она поплатится за всё. Она должна быть наказана. Никто не смеет играть не по правилам в его игре, никто не смеет быть умнее его. Он отложил фото и улыбнулся. Впрочем, так даже интереснее. Не велика потеря. И с чего было злиться?.. Как будто она куда-то пропадёт. Как будто что-то от этой мизерной акции протеста изменится. Сайфер включил на компьютере трансляцию с камеры в её гостиной. Вот она, сидит на полу, радостная, довольная своей маленькой победой. Звонит кому-то, хихикает. Нет, птичка, рано радуешься. Звонок по второй линии стирает улыбку с её губ. Не моргая, он следит за переменой выражения этого личика. Раздражение, разочарование, потухший блеск глаз — он приблизил изображение. Она быстро прощается и отвечает на вызов. — Это снова ты, да? — тихий вопрос. Она слишком зла, чтобы молчать, но одновременно слишком напугана; уже жалеет, что не бросила трубку, как обычно. Как забавно. Она ведь даже и не подозревает, что сама приближает роковой момент. Чем больше она отвечает на его поступки, тем быстрее всё решится. Не стоило его заводить. — Это я, дорогая, — его голос вновь едва слышен, чтобы она, не дай бог, не узнала его. Либо крик, либо шёпот. — Что тебе нужно? — Ты. — А не пойти бы тебе куда подальше?! Урод! Откуда ты вообще узнал, что я говорила сейчас по телефону? Я ведь заклеила камеру! Или ты где-то в доме? — Я всегда рядом. — Где ты? Где?! Её голос срывается, она вскакивает с места, озирается, проходит по комнате. Он едва сдерживает смех. Отдёрнув занавеску, она ищет взглядом его на улице. Снова не то. Холодно. Он снисходительно хмыкает. — Я не понимаю! Откуда ты узнал? Откуда? — Я знаю о тебе всё, — отвечает он и первым кладёт трубку. Лучшие блюда в мишленовских ресторанах всегда могут уместиться на крохотной, как череп младенца, тарелочке. Так и с её вниманием — не стоит перебарщивать. Деликатесы подаются в малых дозах, чтобы наслаждение не стало привычным. На передозировку ею у него ещё будет время. Много времени. Чуть больше, чем вечность.