Если бы тьма говорила

*** Романтика фьордов, так старательно прививаемая тётушкой, даёт свои плоды. Всю ночь Юэну снятся статные и могучие красавцы с распущенными гривами, швартующие яхты или выходящие в открытое море. И словно все они так пленены его красотой, что, увидев, сразу лезут обниматься и целоваться, и гладить его везде. В итоге Юэн выбирает самого красивого (и самого светленького), с ним уединяется в каком-то доме, где они принимаются исступлённо раздевать друг друга… В общем, давненько Юэн не видел таких реалистичных и возбуждающих эротических снов. Трусы его были просто насквозь мокрые, а в теле потом весь день царила такая блаженная расслабленность, словно он скинул неподъёмную тяжесть со своих плеч, которую носил очень долгое время. После вынужденной стирки белья настаёт время проверить подкроватье. Вчера он сходил в канцелярский отдел универмага и, чувствуя себя при этом абсолютным дураком, купил прописи. Вечером налил в блюдце воды, во второе положил кусочки сырой картошки, варёной картошки, печеной курицы и свежего яблока, и вместе с тетрадкой поставил вниз. Теперь же половины воды в блюдце не оказывается, а со всей едой существо очевидно справилось. Карандаш лежит на развороте одной из страниц. Напротив букв-примеров коряво нарисованы подобные им закорючки. Где-то штук семь, где-то всего несколько. Для проформы Юэн пролистывает всю тетрадь из конца в конец и находит ещё одну страницу, заинтересовавшую монстра. На ней изображены картинки радостных животных, людей и некоторых объектов с названиями и предложением потренироваться в написании. Монстр выбрал картинку с мальчиком. Дрожащее и слегка перекошенное «boy» повторено так много раз, что заполняет отведённые строчки и выходит на белые поля, изгибаясь вертикально. Ещё одному знакомому объекту, ручке, которую тот принял за свой карандаш, достаётся всего три повтора. Юэн понимает, что сердце его бьётся в шейных артериях, как сумасшедшее, а дыхание далеко от звания спокойного. Оно так пытается общаться, верно? Тогда он тоже должен сделать ответный шаг. *** — Почему бы тебе не встретиться со своими старыми школьными друзьями? — необычайно по-светски осведомляется тётя Клара. — Дочка мисс Стефан, та Алиса, прознала, что ты приехал, и не против тебя увидеть. А с ней и все остальные, я так понимаю. Она даст номера их телефонов. — Да? — рассеянно отзывается Юэн, заправляя кофеварку. Его мысли заняты совсем другим. Даже если отмахнуться от того, что это «открытие века» и прочее, и прочее. Перед его носом возникает плотная узкая полоска с рядом цифр. — Вот, позвони, погуляй, — она настойчиво пихает её до тех пор, пока он не берёт. — А то ты как дома засел, так и не выходишь. Полазь по заброшенным домам и пустырям, в конце концов! Юэн поражённо оборачивается на тётку. Широкий спектр причин подобного поведения проносится в мозгу — от проблем с собственным слухом до её раннего маразма. — По пустырям? — У неё есть парень, я не сводница, — поджимает Клара губы и усаживается за стол. — Тот Аллан, с которым вы делали как-то проект по биологии. И я помню, что она твоя подруга. Очень уж подозрительно. С абсолютно беззаботным и делано обыкновенным видом она поедает бутерброд с сыром. Юэн прищуривается и делает выпад наугад: — Ты просто хочешь меня спровадить на день. К тебе кто-то придёт в гости. Это мужчина? В яблочко. Теперь тётя выглядит так, будто её великан схватил за шею и душит — так вытаращила глаза и покраснела с хлебом во рту. Когда она находит в себе силы пропихнуть откушенное внутрь, то тут же энергично машет на него руками: — Вот и иди, вот и иди! — Да ладно, я же не против. И до скольки мне уместно лазать по огороженным территориям, рискуя сломать себе что-нибудь?.. *** Вместо заброшенных производственных цехов, где в кино так любят сталкивать горцев с горцами, а терминаторов — с женщинами и детьми, — Юэн банально проторчал в гостях у Алисы вместе с её младшим братом, длинноволосым парнем и очень жирным котом. Проторчал так, что домой приходится возвращаться пешком и за полночь. Только после душа он добирается до записей прошлой ночи. Сперва всё идёт, как обычно. Из тьмы протягиваются ложноножки, проверяются предметы и съедают-выпивают положенное. Но внезапно что-то идёт не так. Щуп хватает карандаш и тут же, замерев, роняет. И вместе с остальным втягивается обратно, под днище. Юэн тупит с минуту, потом хлопает себя по лбу и вставляет в одно ухо наушник, перекручивая запись на начало переломного момента. И слышит скрип кровати, как если бы на ней активно ворочался человек, а затем стон. Собственный стон. Не такой, какой бывает при кошмарах. С придыханием, отвратительно сладострастный. Чудовище слышит подобное явно в первый раз. Увы, кто себя во сне контролирует? Эта мысль, впрочем, не мешает Юэну покраснеть, как варёному раку. И чёрт его дёргает проверить вторую камеру, что снимала сверху. Вид самого себя спящего восторга не вызовет ни у кого. Юэна спасает то, что лицо полностью в объектив не попадает, в основном макушка, лоб, нос, часть подбородка. Довольно скрытный ракурс, ещё и кверху ногами. Себя в этом парне узнать трудновато. Вот он шевельнулся, дрыгнул ногами и руками, будто пытаясь скинуть одеяло, простонал несколько раз. А спустя секунд десять из-под кровати, как перископ, высовывается чёрная ложноножка. Рассеянный свет ночников она практически не отражает, и понять, из чего она сделана, невозможно. На окружающей действительности она как чернильное пятно космоса. Щупальце чуть вытягивается и дотрагивается до лежащей на краю неприкрытой руки. Юэн-смотрящий переводит дух: всё же в разряд «съедобное» его в итоге не отнесли, раз он жив до сих пор. Если бы он научил чудовище поедать живых цыплят, то был бы следующим на очереди. Спящее тело недовольно ёрзает, и, если приглядеться и знать, куда смотреть, то можно увидеть готовый стояк. К одному любопытствующему и, наверное, обеспокоенному щупу присоединяется ещё три. Прихватив край одеяла, они приподнимают его сантиметров на десять. Думают. Потом приподнимают выше настолько, что могут фактически лицезреть почти все его тело. Спящий парень издаёт довольный выдох — теперь он не мучается от жары и смотрит затейливый сон дальше. Существо, изогнувшись дугой, опускает одеяло с другой стороны кровати, оставив человека наедине с прохладой в одних лишь оттопыренных трусах. Снова ёрзанье и требовательный «мн…ах». Щупальца словно смотрят и не могут понять. Наконец, одно опять ложится на ладонь, щекотно проползает до локтя и обратно, остановившись на запястьях, где бьётся пульс. Второе дотрагивается до лба, спускается по носу, и на уровне рта ловит дыхание. Третье опускается на солнечное сплетение, чувствуя, как приподнимается и опускается грудная клетка. Последнее — становится на самой груди над сердцем. И тут игнорирования не выдерживает мистер член и в порыве волны возбуждения не на шутку оттягивает трусы. Существо с удивлением замечает ещё одну незафиксированную активность и направляет к ней пятого посланца. Стоит щупу соприкоснуться с головкой, как она дёргается ему навстречу, радуясь неожиданной ласке. А когда существо проводит от неё к основанию члена, на трусах выступает влажное пятно от выделившейся смазки. Тогда оно гладит снова. И ещё, и ещё. Слышит, как ускоряется дыхание и сердцебиение, и на какой-то раз получает в ответ приглушённый стон удовольствия. Вместе с языком, облизавшим приоткрытые пересохшие губы. — О да… — раздаётся в душной тишине. Существо тянется туда, откуда раздаётся слово — начинает исследовать шею и губы. Рискует немного заглянуть внутрь, к зубам и языку. А тот щуп, что остался считать удары сердца, теряет фокусировку и случайно проходится по соску и вызывает новое «ах!» Поистине, возбуждённое тело — это ужас что. И существо достаточно умно, чтобы понять — его движения вызывают наслаждение, а вовсе не боль. И человеку не плохо, он не заболел. Ему просто отлично… Два щупальца накрывают соски в нежной ласке. Ещё два оттягивают резинку и приспускают трусы так, что она теперь подпирает мошонку, выкатив яйца на обозрение монстра. Обхватывают ствол с двух сторон, неторопливо двигаются вверх-вниз, координируя свои действия с частотой и шумом дыхания, с трепещущими звуками и дрожью в напрягающихся бёдрах. Экспериментирует: согнув щуп петлёй, обводит собой округлость головки и получает «О… да! Ммм…» Значит, всё правильно и можно продолжать или придумать что-то новое. Например, обернуть член несколькими витками щупа, усилив давление. — Ооох… чёрт, ещё! Существо гладит губы, теперь уже смело заползая в рот и лаская язык, будто приняв его за нечто подобное себе. Без устали гладит шею и мочки ушей. Оно находит дополнительные конечности, чтобы блуждать по всему торсу, а не только терзать вставшие соски. Принимается за мошонку, аккуратно заключая в змеиное объятие то одно яйцо, то другое, то оба сразу. Но самое основное своё внимание оно всё равно держит на члене, всё добавляя и добавляя щупалец. Истончив одно, деликатно исследует уретру снаружи. Дыхание достигает пика своей шумности, точно Юэн пробежал с десяток километров, а разнообразные стоны, невнятные просьбы и междометия сыпятся не переставая. Кажется, никогда в жизни он не был настолько возбуждён. Настолько искусно и мягко, чтобы продолжать крепко спать. И всё-таки осмелившись скользнуть тонким щупом в уретру, существо разбивает последнюю грань, отдаляющую Юэна от крышесносного оргазма. Брызнувшая сперма попадает не только ему на живот, но и на виновника его негаданного блаженства. По тьме стекают беловатые капли, и она замечает, что стимуляция уже не приносит тот же самый эффект, организм постепенно успокаивается, а член теряет былую каменную твёрдость. Оно отставляет щупальца, но продолжает смотреть. Наконец, одно из них изменяется, расползаясь на конце на пять отдельных, более узких ножек. Рука. Оно формирует руку! Получается довольно похоже. На другом щупе вырастает припухлость, напоминающая губы и подбородок, а под ними материализуется кадык и несколько… трубок, уходящих в заметно расширившуюся, словно надувшуюся нижнюю часть. Там существо, наверное, расположило небольшую полость. Чёрные губы открываются, за ними видится язык, и из них выходит: — Ешшше… Эш-йо. Эшшш… Йо. Ах. Мн. Оно пытается повторить! Механически, безэмоционально, странно, не по-человечески, будто кто-то пытается воспроизвести слова и голос с помощью музыкального инструмента. Но оно пробует! Повторяет то, что только что услышало! Может, даже поняв смысл и пытаясь сказать, что хочет продолжать. — Эш-йо. Эшо. Ммм… Оно изучило строение его рта (и, возможно, горла…), слушало, как течёт внутри воздух. Поняло, почему и как извлекается звук, и какие части тела для этого нужны. Вот почему… вот почему прежде оно молчало, хоть и не раз становилось свидетелем человеческой речи. Оно повторяло лишь то, что могло повторить — все эти щелчки и поскрипывания, далёкий шорох шин на улице, шаги на лестнице… Оно будет знать только то, чему ты его научишь, Юэн. Оно безгрешно и не ведает намеренного зла. Оно пытается научиться, копируя. А если за эти годы оно не научилось почти ничему — в самом доме-то происходило чёрт-те что, а вот эта комната стояла пустой и безмолвной — значит, оно привязано к конкретной точке пространства и не может с него сойти по каким-то причинам. — Эшшо… — в последний раз тянет чудовище на видео, но удовлетворённый парень уже проваливается в спокойный сон со счастливым и умиротворённым выражением на лице. Оно собирает сперму с его тела и прячет в себя. Возвращает трусы на место. Гладит теневой рукой по его щеке и полностью исчезает под кроватью. Юэн уже догадывается, что после оно берётся за прописи, и дальше не смотрит. Он никогда не видел подобного существа. Разумного. Изобретательного. И никогда не видел тентаклевого порно со своим непосредственным участием. Это должно вызывать какой-то диссонанс, отвращение. Но тогда почему это наоборот… так возбуждает? И как ему теперь ложиться с таким явным стояком? Часы показывают ровно два часа ночи. Юэн оборачивается. Из-под кровати торчит щупальце, словно забытый на полу чёрный длинный носок. Парень берёт с собою планшет, блокнот, ручку и прописи, и садится на ковёр перед клубящейся темнотой. Он отрывает три листа и кладёт поближе к щупу. Из мрака медленно, словно находясь под водой, высовывается второй щуп, обернувшийся кончиком вокруг карандаша. Юэн открывает прописи на странице с картинками. Показывает пальцем на кудрявого мальчика, потом на себя. — Мальчик, — произносит он. — Мм…альшик… — шипит, как проколотая шина. Юэн показывает тьме листок с заготовленным рисунком чего-то чёрного, похожего на осьминога. Тычет туда, потом на существо. Молчит и он, и оно. Значит, либо не понимает аналогии, либо не знает. Чёрт с ним. Зато есть способ выучить звучание и написание многих других слов — у него есть обучающая программа для детей, установленная на планшете. Будет ли экран реагировать на чудовище? Для этих целей у Юэна есть стилус. Поборов последние страхи, парень подползает к кровати ещё ближе, чтобы показать, как пользоваться программой и с обречённостью осознаёт, что стояк никуда не исчез. Решает стоически его игнорировать. — Планшет. — Пашшет. — Стилус. — Сиус? — монстр качает карандашом в воздухе, решив, что это одно и то же. — Карандаш, — поясняет Юэн. И не успевает он среагировать, как теневая щупальца утыкается прямо в бугорок между ног, интересуясь: — Сиус мальшик? — Член, — твёрдо произносит Юэн, крепясь… и краем сознания уже понимая, что сдался и обречён. Он разрешает монстру поизучать пуговицу джинс и расстегнуть её. То же самое проделать с молнией. В паху стремительно нарастает возбуждение, пульсирует кровь и всяческий контроль рушится. Целая орда щупалец выползает из своего убежища и начинает исподволь и неотступимо освобождать его от одежды. Он помогает стянуть футболку и разобраться со штанами, и остаётся абсолютно голый под взглядом и десятком рук заботливого существа, растягиваясь на мягком ворсе ковра. Оно помнит всё, что делало прошлой ночью и принимается ласкать. Заново пробует на вкус. Щупальце на ощупь оказывается как нечто гладкое и при этом бархатистое, точно очень дорогая бумага, имей она упругость мышцы и её температуру. Многочисленными кольцами оно обвивает стояк, то напрягаясь, то расслабляясь, надвигая его кожу на головку и обратно, при этом не переставая неглубоко проникать в уретру. Юэн и не знал, что так можно и что это настолько способно свести его с ума. Это заставляет всё же застонать и уже не останавливаться, лишь хватая короткие передышки. Щупальца скользят везде — и на внутренней стороне бедра, на плечах и животе, они накручиваются на соски и оттягивают их, чуть сжимая и даже выдавая некие пульсации. Скользят по губам, играют с языком, делают с мошонкой что-то невообразимое, и через секунду добираются до сжатой дырочки ануса. Член наливается ещё сильнее, Юэн замирает в ожидании, и оно его не обманывает. Существо начинает массировать тугое кольцо, нежно поглаживая его, чуть продавливая внутрь. Поддразнивает, едва проникая туда тонким и мягким щупом. Вскоре щупальце, так сладко ласкавшее его рот и обильно смоченное его слюной, отправляется вниз и дело принимает новый оборот. Юэн возбуждён так, что дышать становится нечем, и его анус раскрывается навстречу влажному и горячему давлению. Он не знает, насколько щуп успевает войти внутрь и насколько успевает расширить его сфинктер. Он кончает с громким и бессвязным стоном, изогнувшись навстречу щупам, надрачивающим его член. Долгий-долгий оргазм охватывает его и всё никак не желает отпускать, а перед глазами на несколько мгновений темнеет от отхлынувшей вниз крови. Он, вспотевший, дышит, восстанавливая мыслительную деятельность, а щупальца чуть снижают интенсивность стимуляции и не покидают его, согревая. Юэн благодарно поглаживает щупальце в ответ. — Ох… это было… лучше, чем восхитительно. — Ешшо? — Попозже будет и «ещё». Дай мне немного времени. Кажется, оно поняло. Щупы остаются на тех же местах, но замирают. Как и то, с удивлением понимает Юэн, что заняло анус и теперь ненавязчиво растягивает его изнутри, вынуждая схлынувшее возбуждение тлеть и тлеть на дне нервных импульсов. А это значит лишь одно: минут через двадцать ему потребуется много смазки. И это будет прекрасно.