Артон. От AU до юмора

      — Арахисовая паста.       Дима неодобрительно посмотрел на Серёжу. Сощурился, приблизился к нему и ещё больше сощурился.       — Этому больше не наливать.       Арсений согласно кивнул, лениво улыбнувшись и откинувшись на спинку стула.       — Да нет же, паста! Арахисовая! Я на концерте должен был про неё пошутить!       Сергей вскочил с места, размахивал руками, отчаянно жестикулируя, и пытался найти понимание в глазах своих товарищей. Ничего не получалось.       — Тебе энергетик в мозг ударил, Серёж. Что было на концерте – то было на концерте. Было. Прошедшее время. Забудь об этом.       С протяжным стоном безнадёжности Матвиенко опустился обратно на стул. Сложил руки на груди и насупился. Потянулся за банкой энергетика, но заботливый Дима успел взять её быстрее, тут же выпивая.       Приглушённый рыжий свет бара затемнял глаза Сергея, отчего те казались почти чёрными. Взгляда этих грустных чёрных глаз не смог вынести Антон. Ему было жаль друга, в котором бушевали эмоции после выступления, которому хотелось их выплеснуть и поделиться ими с кем-то. Вот только остальные, выбрав отдохнуть после концерта с помощью хорошего крепкого алкоголя, а не энергетиков, были лишены возможности быть такими живыми.       Встав из-за стола, за которым они сидели в этот раз лишь вчетвером, Антон направился к барной стойке. Он хотел взять для друга ещё банку Редбула, а для себя тёмного нефильтрованного. Сделать что-то такое простое, чтобы отвлечься, сменить картинку перед глазами, размять затёкшие от долгого сидения ноги, перестать ощущать близость Арсения.       — Сергей напомнил мне, что я хотел прикупить арахисовой пасты. Как думаешь, это лучше сделать сейчас, пока не забыл, или подождать, когда вернёмся домой?       Конечно, последний пункт Антону не удалось выполнить. Никогда не удавалось. Даже если физически он был действительно далеко от мужчины. Арсений подошёл к нему тихо, со спины, и положил руку на плечо. До дрожи горячую руку, как ни парадоксально.       — Ты не любишь арахисовую пасту.       Голос Антона слабый, глухой, безэмоцинальный. Парень вздохнул, садясь на высокий стул возле бара, понимая, что спокойно провести время в ожидании заказа ему не суждено. Арсений сел совсем рядом, придвинувшись ближе и собственнически положив ладонь на колено Антона.       — Как говорится: в хозяйстве пригодится. А вдруг попробую опять и мне понравится? Если нет, закину в холодильник, она будет жить там.       Посмеиваясь, Попов чуть сильнее сжал колено, а Антон боялся даже пошевелиться. Его дыхание замерло, и он, решившись, положил свою ладонь на кисть Арсения. Как Антон и ожидал, мужчина тут же отдёрнул руку. Сделал он это, чуть дёрнувшись, прищурившись на секунду, отвёл взгляд. Больше вида не показывал, вот только Шастун знал, что тот думает по этому поводу.       — Как с велосипедом? Его ты тоже просто закинул в подвал, больше никогда не доставая.       Антон развернулся к барной стойке, поставил на неё локти, сцепил пальцы в замок и положил на них подбородок. Закрыл глаза.       — Он сломался. Ну не выкидывать же.       Глаза всё ещё были закрыты. Долгий нервный вздох. Стены тёмного безлюдного бара давили, а бармен, как назло, объявил ночной обеденный перерыв. Вовремя, конечно. Без его присутствия вообще всё пространство заполнялось Арсением. Его запахом, усмешками, голосом, теплом, безразличием ко всему. Антон так...       — Устал.       — Что?       — Я устал от этого, Арс.       Две безумно долгие и тихие минуты Арсений молчал. Непонимающе смотрел на Антона, пытаясь осознать его чересчур серьёзную фразу. Попытался коснуться его плеча, но одёрнул руку в трёх сантиметрах от ткани худи. Нахмурился.       — О чём ты, Тош? Что такое?       Антон слышит в этом тоне волнение, как будто Арсений действительно переживал. Только он не верил в искренность этого переживания. Больше нет. Он устал. От зависимости этим человеком, который держит своим «небезразличием», тут же отталкивая неприязнью. Антон устал. И он больше не выдерживал.       — От тебя, Арс. Устал от тебя.       — Я... сделал что-то не так?       — Ты держишь меня. Хватит. Пожалуйста.       Переведя взгляд на свои руки, Арсений тут же выставил их перед собой, показывая Антону, улыбаясь и собираясь сказать, что вот, вот же, он ничего и никого не держит. Но вновь остановился и продолжил молчать. Вид Шастуна показался ему слишком горьким и тоскливым. Серьёзным. Безотрадным. Щемящим сердце.       — Тош, что ты...       «Имеешь в виду?»       Он не успел договорить, сбившись. Антон повернулся к нему, глядя прямо в глаза, решительно, сокрушающе грустно. Его кулаки сжаты, а спина прямая, плечи напряжены слишком сильно. Антон сглотнул, раз, два, ему было сложно сказать то, что рвало его изнутри, раздирало, заставляло всё ещё сидеть здесь, рядом, а не уйти куда угодно отсюда, от Арса. Он всё ещё был здесь. И от этого ему было больно.       — Потому что я – это как вещь из твоего подвала. Давно сломан, починить не выходит, а выбросить жалко. И, чёрт возьми. Я лучше буду на свалке, чем рядом с тобой таким ненужным. Выброси меня, Арс. Сделай это наконец.       Тишина стала вязкой и давящей. Арсений не мог отвести взгляда от лица Антона. Что-то в нём надрывалось от этого вида, но он просто не мог. Парень вновь вздохнул, с силой зажмурился и договорил:       — Я просто хочу... освободиться от этого. Не быть старым велосипедом, который ты так и не починишь, не быть грёбаной арахисовой пастой, которую ты даже не любишь. Хочу свободы от тебя.       — А если этого не хочу я?       Арсений вновь положил руку Шастуну на колено. Сдавил его крепко, почти до боли, придвинулся ближе. Дождался, когда парень откроет глаза, чтобы улыбнуться, надменно и хищно.       — Эгоист.       Шёпот. Антон покачал головой из стороны в сторону, почувствовал, как пальцы его дрожат. А потом Арсений поцеловал его.       Антон не отстранился, еле-еле отвечая на поцелуй.       Арсений знал, что Антон никогда не отстранится. Потому что он принадлежал ему.       Рука мужчины легла на горло Антона, сжала, и ему стало дышать труднее. Арсений грубо целовал его, проникая языком глубоко в рот, кусая и так искусанные губы, напирал. Пальцы сильнее сковывали кожу. Антон почти задыхался, но всё ещё даже не пытался это остановить. Он сдался.       — Моё.       Антон практически безразлично смотрит на багровые губы Арсения, который отстранился и сказал то, от чего Шастун так долго бежал. На губы, ухмыляющиеся и припадающие к нему в новом поцелуе. Сердце стучит. От любви и безнадёжности.       Антон всё ещё не свободен.       Арсений отпустил горло парня и этой же рукой пихнул его в грудь, отстраняя от себя, когда послышалась возня из комнаты персонала, куда ранее ушёл бармен. Усмехнулся. Встал с места, повернулся к Антону спиной и начал уходить.       — Ты не отпустишь меня?       Остановился. Повернул голову, бросив взгляд на Антона, подрагивающего и прижимающего одну ладонь к губам, другую – к шее.       — Никогда.       Антон знал это. Знал, что Арсений коллекционирует забытые ненужные вещи. И что он сам – одна из них. Вещь, о чувствах которой забыли, о чувствах к которой и не задумывались, которую не выбрасывают только из жалости и желания обладать всем.       Антон не знал, что это неправда.       Арсений скажет ему об этом. Позже. Когда привыкнет к этой «неправде» сам.