Княжна.

— Кто вы?! — повторил голос, стеклом звенящий.       Леви попытался сделать совсем не характерный для него шаг назад и упёрся спиной в стену. Любого солдата учат прежде всего проверить обстановку и разобраться с ней, от солдат Легиона ждут этого и ещё кучу всего сверху. Надо понять, где он, что происходит вокруг, и кто, чёрт побери, перед ним.       Он осмотрелся, пытаясь фокусироваться на любой детали: шёлковые обои грязно-розового цвета, картины в позолоченных рамках, высокий потолок — метра четыре, свет, идущий откуда-то со стороны… словно сбоку были широко распахнуты окна. Затем Леви перевёл взгляд на стоящую перед ним девушку.       Низкая, еле-еле доставала ему до носа. Худая, даже слишком — до болезненной впалости щёк. Прямые волосы неаккуратно лежали на груди, одна прядь прикрывала часть лица. У волос был странный цвет, светлый — будто чай с молоком. На незнакомке было тёмно-серое пышное платье, украшенное крохотными цветами и рюшами на груди. — Если вы немедленно мне не ответите, я позову… — Где я? — требовательно спросил Леви, перебивая её.       Девушка ошеломлённо моргнула и гневно дёрнула рукой, будто ударяя воздух. Он заметил, как она сложила тонкие пальцы в кулак, и сверкнули серебряные кольца. — Вы спрашиваете?! Вы проникли в мой дом и смеете задавать вопросы! — Прекратите истерику, — устало произнёс Леви. — Я понимаю не большего вашего.       Капрал подумал: в том спёртом воздухе что-то было, и он это что-то вдохнул. Других рациональных идей не имелось. Ну в самом деле, не мог же Леви вдруг перенестись куда-то… а, собственно, куда? — Где я? — повторил он. — В моём доме, — мрачно изрекла девушка и приблизилась к нему. — И я говорю снова: если вы сейчас же не представитесь, то вас вышвырнут прочь. — Хорошо, — сдался он, выдыхая. — Меня зовут Леви, а ты? — «Вы»! — Что?.. — «Вы», — горделиво поправила она. — Обращайтесь ко мне на «вы», — пренебрежительно сжала губы. — Княжна Паулина Ра­токов­ская.       На мгновение словно воздух стал холоднее льда, и Леви с трудом смог сделать вдох. Протолкнуть льдины одну за другой, ощущая, как в глотке больно от их острых углов. Он посмотрел на девушку иным взглядом, словно наконец-то увидел по-настоящему. Эти волосы, украшенные тонкой, заправленной за ухо косичкой, зелёные глаза — еловая хвоя, зеркало лесного болота.       Представлял ли он её такой?       И да, и нет.       Какой должна быть девушка из его… он даже морально не мог сформировать подобные мысли.       Да, он так и представлял, что её волосы имеют светлый оттенок. Да, в его представлениях она была низкой. Но тут-то он ошеломленно застыл, ругая сам себя за невиданное: представлял! Роза, Мария, Сина, суки, вы это видели?       Аха-ха-ха, представлял.       И видеть её перед собой так близко, что можно дотронуться.       Ох нет. — Как же невежливо вы зрите на меня! — воскликнула княжна.       Что ей сказать?       Что?       Он же хотел что-то ей сказать, планировал это, собирался с мыслями, но вот — она напротив, зелень её глаз сверкает непониманием и яростью (ну, той самой яростью, с которой она писала все те строки), а в голове невероятная каша. Леви чувствовал себя сопляком, что с трудом даже дышал.       Надо, надо привести разум в порядок и попытаться соображать ровнее. Во-первых, изначальные вопросы сохранились: где он? что случилось? Во-вторых, необходимо скорее вернуться назад, кто знает, что случилось в том доме и не пострадала ли Зоэ. Но как можно вообще о чём-либо думать, если девушка, что ещё мгновение назад была всего лишь фантомом, терзавшим его рассудок, стоит напротив? — Мы… знакомы? — вдруг спросила она, склонив голову набок.       И в этом жесте её, спонтанном и лёгком, было столько птичьего и непосредственного, что Леви ощутил странное тепло внутри. — Теоретически. — Это, простите, как? — Ну-у, — Леви задумчиво посмотрел на стены за её спиной. Что сказать, а? — Это долгий рассказ и, боюсь, он будет вам не по вкусу. — Что ж, — она подошла ещё ближе, и Леви, наконец, заметил, что Паулина очень сильно хромает. — Я — достойный слушатель и надеюсь, что вы, сударь, не оплошаете как рассказчик.       Он видел ледяную корочку недоверия в её глазах. Девушка определённо была удивлена и растерянна, но великолепно скрывала это за умеренной агрессией, выдрессированной долгими уроками барского этикета. — Да рассказчик я хреновый, — выдохнул Леви. — Гораздо, — она вскинула руку вверх. — Право, вы, видимо, тот ещё плут. — Я всего лишь хотел сказать, что вам… — бегло осмотрел её ещё раз, понимая, что это вовсе не сон, а она действительно стоит перед ним, — вряд ли понравится мой рассказ. — А это уже мне решать.       Она вскинула голову и внимательно посмотрела на него, и во взоре её уже не было ни страха, ни тревоги, а абсолютная уверенность полноправной хозяйки. И он сразу понял, что сейчас говорит с ним не испуганная девочка, исписавшая своими страданиями листы старой книги, а титулованная особа, привыкшая к подчинению.       prinzessin       Леви, который катастрофически не любил ощущать себя загнанным, позволил себе наконец отойти от стены. Паулина же не шелохнулась, разрешая ему приблизиться к ней так близко, что Леви смог рассмотреть зеленоватый узор её глаз и коричневые ресницы. Затем он развернулся, желая изучить стену, и сразу же расслышал какой-то странный звук — точно стук металла. — Вы что-то урони…       Резкая боль вспыхнула в затылке, вызывая чёрные завихрения перед глазами, и лучший воин человечества, подогнув ноги, повалился на дорогой барский ковёр, привезённый по абсолютно важному знакомству из Константинополя.

***

      Темно.       Леви не мог открыть глаза, чувствуя, как гудит в голове. Тра-та-та. Какой невозможный, болезненный шум… Кое-как нашёл в себе силы коснуться волос, прощупал затылок, макушку… — всё в порядке, нигде не было крови. Простонав скорее от раздражения, капрал раскрыл глаза.       Высокий белый потолок с изящной выпуклой лепниной золотого цвета, массивная люстра, украшенная хрусталём — словно капли воды застыли навсегда. Снова поднял руку и прижал раскрытую ладонь ко лбу. — С-сука.       Чёрт подери, да он даже представить не мог, что это случится! Всю жизнь, все свои грёбаные тридцать с хером лет, каждый день ждал удар в спину, удар в лицо, удар — просто удар. Потому что ударить могли все и везде. А он был готов настолько, что этот механизм был доведён до автоматизма, и ему пресечь угрозу проще теперь, чем ложку в руке держать. Но оказалось, что это была иллюзия. Попав в ситуацию, которая стала для него со всех сторон невероятной, Леви потерял контроль. — Очнулись, сударь?       Леви медленно повернул голову: в широком дверном проеме стояла Паулина. Она опиралась на трость, в руке у неё был поднос с небольшой миской. Ему захотелось немедленно встать на ноги, выбить посуду из её рук и потребовать объяснений. Но, переведя взгляд на трость, Леви лишь отвернулся. — Ты ударила меня по голове.       Не вопрос, а констатация.       Из-за неё какой-то безобразно быстрый переход на легкомысленное «ты». — Вы ворвались в мой дом.       Тук-тук.       Трость ударялась о гладкий пол. Паулина приблизилась к кровати и, поставив поднос на тумбу рядом, оглядела мужчину сверху-вниз. — Будьте благодарны, что я не вызвала помощь. — Я же говорил… — Вы меня напугали! — вскрикнула она. — Кто врывается в чужие дома, кроме разбойников и воров?!       Кажется, ей стало неловко за нотки истерии в поведении, щёки покрылись лёгким розовым румянцем. Плотно сжав губы, Паулина, закатав узкие рукава серого платья, взяла с подноса губку и опустила её в миску с водой. — Где мои вещи? — спросил Леви.       Очнулся он без боевой амуниции, и хоть куртка висела на деревянном стуле напротив, приводов и клинков он нигде не видел. — Никитич отнёс вас сюда и снял всё это… — она не смотрела на него, — а то звенело. Но не беспокойтесь, он отнёс всё в сарай. Не любит, когда в доме оружие. — Никитич? — переспросил Леви, пробуя на вкус непривычно хрустящее имя. — Это слуга, — сказала она, выжимая из губки воду. — Вначале вообще хотел вас вышвырнуть, но я упросила оставить. — Вы удивительно благородны для дамы, что… кстати, чем это вы меня? — усмехнулся Леви, протягивая руку. Ему не хотелось, чтобы Паулина протирала ему ушиб.       Вода с губки капала на пол, и звук получался таким раздражающе монотонным, что Паулина поморщилась. Отдала Леви губку и, вздохнув, сделала шаг назад. — Подсвечником.       Прислонив губку к затылку, Леви облегчённо прикрыл глаза. Всё же холод — это то, что как раз и было ему нужно. Ушиб, конечно, скоро пройдёт, но этот гул в голове бесконечно раздражал. — Вы офицер? — Да. И за годы службы ещё никто не нападал на меня с подсвечником. — Я… — она вспыхнула и развернулась так резко, что пышная юбка крутанулась юлой. — Прошу прощения за этот поступок! — Не стоит. Глупо извиняться за страх. Вы испугались меня и сделали то, что подсказал вам рассудок. Честно говоря, приди вы так в мой дом, сейчас я бы скорее копал вам могилу, чем…       Она покачнулась. Он умолк, невольно посмотрев на её ноги. — Вам же сложно стоять, зачем всё это? Садитесь. — Не стоит беспокоиться. Такие вещи вовсе не утомляют меня.       Пальцы, сжимающие трость, были белыми, и даже смотря на её спину, Леви мог заметить напряжение во всём теле. — Я же знаю, что тебе больно, — обронил он, бестактно переходя на «ты».       Ни к кому не терпел жалости, привык жить среди солдат, готовых идти на смерть, пересиливая боль. Воспитал себя таким как есть — рвущимся вперёд, вопреки отчаянию и сомнениям. Но смотреть на то, как эта девица, превозмогая дискомфорт, стоит перед ним, было не то чтобы неприятно, просто не нравилось. — Откуда вам знать? — усмехнулась она. — Кто вы вообще такой? — А, — он опустил ноги на пол и пару раз медленно моргнул. — Кажется, пришло время для моего рассказа. Только сейчас же сядь, пока я не усадил тебя силой.       Она вздрогнула. Казалось, что никто прежде не смел говорить с ней так вопиюще грубо, и эта хамоватость в речи незнакомца не злила Паулину, а скорее раззадоривала интерес. Она развернулась, прошла к стулу, нарочито громко ударяя тростью, и села на него. Вскинула голову. — Вы довольны? Или мне надо было сесть на кровать? Будут ли ещё какие-то указания, Ваше благородие?       Он устало посмотрел на неё. Сколько прожил, сколько людей перевидал, но прежде не встречал такого феерического умения скрывать себя за надменным великолепием. Как ловко она набрасывала маску княжны, стирая собственное волнение, как была прекрасна, ощущая власть. — Княжна, я знаю тебя лучше, чем ты думаешь, — сказал он. — Ты испугана и рассержена. А я… — капрал провёл рукой по шее, поправляя воротник. — Правда офицер, но не люблю, когда меня так зовут. Моё имя — Леви, я капрал Легиона Разведки и, кажется, хоть это и выглядит безумием маразматика, попал сюда из другого мира.