Ящер

— А все-таки Слэерсы бесподобны, — шепчет в трубку поздно ночью Тэхен, и Чонгук готов закопать этого придурка при первой же встрече по утру. Ну вот какие нормальные люди, вдохновившись каким-то древним аниме, звонят знакомым и говорят о нем в чертовых два часа ночи? Ладно бы Чонгук не спал. Но ведь спал!  — Тэхен, ты знаешь, который час? На том конце на миг замешкались, послышалось шуршание одежды или белья постельного — Чону все равно — и голос на том конце снова вернулся к нему:  — Второй час ночи, два тринадцать, если точнее. А что, у тебя тоже время сбилось?  — Нет, Тэ, не сбилось. Я это к тому, чтобы ты…  — Не звонил тебе так поздно? А ты разве спал? Бля-я-я-ять, думает про себя Чонгук и просто отключает вызов, остервенело пялясь в потолок. Минут двадцать он топил Тэхена в смоле, резал ему кожу, набивал морду — к сожалению, в воображении, а на двадцать первую он ударил по полочке с книгами над кроватью. Не уснуть. И не встать, потому что слишком лень и, в конце концов, он лег только тремя часами ранее и потому не отдохнул. Положение критичное, придется лезть в интернет, чтобы решить эту проблему. Если коротко, то Чонгук вообще не выспался. Если подробнее, то во всем виноват Тэхен и из-за его выходки Чонгук залез в интернет и понял, что жизнь его скоро придет к концу — ведь бессонницей страдают только вконец больные и у него опухоль мозга. А еще Чонгуку пришло письмо от матери, где она просила его вернуть украденные деньги и сходить к психологу. Как-никак, то, что он творит — серьезный недуг, в особенности в жизни он никоим образом не пригодится.  — Хм? К психологу? — хрипнул над ухом голос Тэхена, и Чонгук, вздрогнув, тут же спрятал письмо в нагрудном кармане. — Потому что ты что? Я не дочитал, верни, ну!  — Не твое собачье дело! Че ты здесь вообще ходишь?  — Дак тут как бы столовка, мэн, — губы парня растянулись в неловкой улыбке, и младший поймал себя на мысли, что надо бы им кое-что прояснить, если они собираются дружить, однако сделать это стоит позже и никак не тогда, когда они в столовке. Чонгук решил послушаться совета матери — вернул ей деньги, встретившись с ней на выходных. Обливаясь семью потами и краснея как раскаленное железо, но вернул же. И в ответ получил буклетик — ближайший к его квартире психолог, и брал совсем недорого за лечение. Сухое «спасибо, пока», и вот он стоит перед своей собственной дверью и не может понять, что же он упустил из памяти, что же он хотел сказать такому близкому человеку. Так всегда и бывает. Люди долго-долго не видят друг друга, надеются, что при встрече все будет так, как они хотели — и вот тебе, мама, кафешка, и вот тебе магазинчик, и вот моя квартира, мам, гляди, какой я самостоятельный — а на деле выходит, как всегда. Ни тебе объятий, ни тебе кафешки, ни тебе визита к себе домой. Отчего так? Почему мы не хотим соответствовать своим же ожидания, подчиняемся моменту и не смотрим дальше, в будущее? Не потому ли, что отчаянно хотим насладиться тем, что есть? Чонгуку бы курсовую уже писать — пора, неделя до сдачи, убраться бы, сходить куда-нибудь, развеяться. Ему бы не мучиться с мыслями, однако он упорно не выходит из дома и остервенело бьет по клавиатуре и чувствует комок в горле от скуки. Не спасают ни тупые видео на ютубе, ни игры, и Югём в католке молчит. Зато в католке есть Тэхен, и последнее сообщение отправлено около трех дней назад — им же, и оставлено без ответа.  — Эй, хён, — Чонгук не выдержал этой атмосферы в душной комнате, где идеальная чистота по углам, зато пыль на книжных полках и в холодильнике пустота. От отчаянной скуки он решил не написать, а даже позвонить Тэхену. — Как поживаешь?  — Вот это неожиданность, я чуть не родил, — басит тот на том конце, и судя по звуку, он натягивает на худые ноги штаны. — Чего звонишь-то?  — Ты на вопрос мой не ответил. А вообще, хён, чем маешься?  — Да вот, встал только что. Собираюсь пойти пожрать.  — Но у тебя нет квартиры же. Сходишь со мной? Разговор приобретает странный характер, и Чонгуку это нравится необыкновенно. С хёном интересно и смешно наблюдать за ним. Тот отвечает: «С радостью, но платишь за себя ты», и Чонгук быстро сохранил проект, а позже вышел на улицу в домашней футболке и наскоро надетых джинсах. Поздняя весна пылала. От свежего воздуха кружилась голова, тело несло вперед, и голова была пуста, как пробка, и на душе пели птички. И какой там проект, какая курсовая, когда ты — первокурсник и тебе интересно чуть ли не все на свете и хочется гулять и веселиться? Вот и Чонгук не знает, он просто идет в назначенное место, опаздывая на пять минут. Тэхен встретил его, будучи не менее растрепанным — широкие-широкие штаны и майка, а на худых плечах кофта, как у какой-то бабульки. Но ему это так шло, что Чонгук не сказал ни слова против его внешнего вида, зато — поржал над его опухшим лицом.  — Видел то аниме, которое я советовал?  — Слэерсы? Неа, — Чонгук уплетал чачжанмён и смотрел на чудика напротив, который ждал своего рамёна и мороженого. — А ты слушал то, что я отправил?  — Еще бы! Я теперь фанат инди-попа, — расплылся в довольной улыбке он, и полез в телефон в поисках той самой песни, которую отправил Чон. Тонкие пальцы щелкнули, и в кафешке, помимо приятной фоновой музыки, послышался мягкий голос исполнителя. Чонгук улыбнулся тоже. Дружили они уже второй месяц, а чувствовали, словно знают друг друга уже три века. Помимо некоторых вопросов типа проживания и проблем со здоровьем, они могли с ходу сказать друг о друге практически все. А все потому, что ни Чонгук, ни Тэхен не имеют привычки после пьянок забывать, что творили и говорили. Однако так почему-то случалось, что бухали они только вдвоем и только дома у Гука. И смотрели они вместе, помимо Крестного отца, еще штук десять старинных фильмов о гангстерах и мафии. Тэхену нравились такие. А вот Чонгуку было все равно, лишь бы это угловатое тело сидело рядом и не всхлипывало над страшными моментами, и порой подливало в кружки пива. А вот когда Тэхен обнаружил под кроватью Чонгука склад краденных вещей, то удивленно поднял глаза и осмотрел его с ног до головы.  — Это твое что ли? Зачем тебе игрушечный утенок? Вообще, по-хорошему, это — не его дело, о его болезни не знает даже Югём, хотя они с Чонгуком очень долгое время дружат и он знает как минимум десять маленьких тайн. Но вот эту знает только мать и покойный отец. Но сказать ему очень тянуло.  — Это не мое. Утенок мне ни к чему, понравился просто. — Сухо ответил брюнет, отводя взгляд.  — Тогда зачем ты это взял? Тем более утенка? — недоумевает рыжий, сидящий на полу и выгребающий из-под кровати все больше и больше хлама. Ну, блять, вопрос на миллион. Неужели непонятно? Судя по всему, лицо у Чонгука было совсем перекошенное, и Тэхен, нервно сглотнув вязкую слюну, заткнулся и затолкнул все, включая утенка, под кровать.  — Ладно, не хочешь — не говори, у каждого свои тайны, — дрожащим голосом изрек тот, и младший смог спокойно выдохнуть. — Например, у меня вот тоже есть свои тайны, ты до сих пор без понятия, почему у меня волосы рыжие и ночами где я ночую, и ничего. А вот это, пожалуй, можно было назвать ловушкой. Вот теперь Чонгуку интереснее вдвойне, и узнать об этих делах он обязан. Однако он не спросит ни за что на свете — тонкая психология замешана в этом диалоге: если Тэхен расскажет свои тайны, то Чонгук обязан рассказать и свою. Наверное, понимает это не только Чонгук, но и хитрожопый Тэхен. «Умен, чертяка, — усмехнулся про себя Чонгук, видя блеск в глазах Тэхена. — Надо бы с ним поосторожнее пиво распивать». А они после этого разговора еще пошли пить чаек. К сожалению, его не оказалось дома у Чонгука, поэтому в магазин отправились сразу оба: Чонгук — за чаем, Тэхен — за таблетками от живота и йодом. Благо, аптека была рядом.  — Не, знаешь, — неожиданно начал старший, — твой недуг — это ненормально, и если кто-то заметит это и не поймет, то тебе потом будет плохо. А я к тебе в тюрьму не зайду, и там аниме смотреть нельзя.  — Ты, блять, опять не в свое дело лезешь, — рыкнул тонсен немедленно, обрывая разговор, однако старший будто бы не слышал его.  — Я знаю одного толкового чувака, сам у него… — однако он так же неожиданно замолк. У Чонгука нервно задергался глаз, однако он не решил продолжить этот разговор, быстро остановив его. Старший достал из кармана своих безразмерных брюк визитку и дрожащей рукой положил тонсену в нагрудный карман. На всякий пожарный. У каждого свои секреты, однако если этот секрет — болезнь, то это уже ненормально, думает Чонгук, лежа в кровати и слыша сопение с пола. Ведь если человек скрывает такой важный факт, как состояние здоровья, то это недоверие прежде всего к самому себе, а уже потом — к тому, кому стоило бы рассказать. Но Чонгук не хочет. Отчаянно не хочет рушить иллюзию прекрасной дружбы своей болезнью, а тем более не хочет рассказывать об этом кому-то постороннему. Он бы, может, и хотел вылечиться, но клептомания — такая вещь, при которой хрен вылечишься обычной практикой «не бери, а то ударю», которую применяла мать и сам Чонгук. К сожалению. Чонгук, слушая сопение с пола, грустно вздохнул. Повернул голову, глянул на распластавшегося на полу Тэхена с зажатым в руке джойстиком и случайно прошелся взглядом по его ногам — худым, как палки. И располосованными мелкими порезами. Блять. Одна-единственная мысль, а сколько вложено. У каждого свои черти в голове. У Чонгука этот чертенок зовется «клептоманией». А у Тэхена — хуй его знает. Но Чонгуку интересно о нем узнать. А еще интересно коснуться его шрамов. Ну так, совсем немножко.