Ящер

Терпкий привкус виски остался на языке еще с обеда, а таблетки запивать Чонгуку надо бы хотя бы трезвым. Простуда его едва не свалила с ног, но, благо, нашлись те самые, единственные и неповторимые противовирусные на полке в пустующем холодильнике, и парень остался жив. Виски и противовирусные. Символично, подумалось Чонгуку, и он без промедления опрокинул в себя стакан и два белых кругляшка. И воспаленными глазами снова уставился в конспекты. Учебу никто никогда не отменял, и только после подтверждения твоей смерти ты можешь расслабиться и не повторять многочисленные темы. Но вскоре ему надоело пялиться в неровный почерк Югёма и он поднялся. В комнате, идеально чистой и даже без пыли в углах, было отвратительно душно и жарко. На улице — благодать. На улице нет ни одного человека и свежесть такая, что кружится голова и ноги стремятся тебя отнести поближе к другому краю города. Утренние птицы только-только проснулись и под теплыми лучами еще не вставшего солнца, отряхнувшись от росы, запели. Некие высшие силы решили расчертить этим утром небо лишь двумя-тремя облаками, и те окрасились в малиновый цвет. Три или четыре утра. Чонгук пялится в окно и изнывает от желания гулять. Кому звонит Чонгук в четыре или пять утра? Правильно, не спящему в любой миг времени Югёму, не вредному хёну Чимину, который тоже, вроде как, спит, не весёлому хёну Хосоку и даже не мечтательному Намджуну. Он звонит Тэхену, потому что этот парень точно не спит. После долгих трех гудков Чонгук слышит хрипловатый, но удивительно бодрый бас. «Алло.» И ничего оригинальнее!  — А получше поприветствовать не можешь?  — Чего звонишь так рано? — отвечает тот вопросом на вопрос, и, не дождавшись ответа, продолжает. — Гулять что ли хочешь?  — Угадал! Пошли?  — Ебаный в рот… Зато он стоял спустя десять минут у ворот парка. Закутавшись в теплую кофту и напялив на голые ступни тапки, он покорно ждал у их общей скамеечки, где они сидели и время от времени кушали после пар. Чонгук по обыкновению захватил с собой микстуру от кашля, телефон и сладкий батончик — такие любит его утренний собеседник. В карманах же старшего, судя по виду, были только худые ладони и максимум чек из магазина.  — Ну че, как болеешь? — без приветствий начал Тэхен, и его голос в больной голове Чонгука прозвучал как никогда кстати вместе с этими утренними птичками и звуками пробуждающегося города. Получив некое удовольствие от этого, младший просто из принципов не стал отвечать — хочу еще, скажи еще что-нибудь, только по-романтичнее. — Чего молчишь? Я вот всю ночь гонял в овер, и вот ничего, бодрый… ты что, пил? — почуяв прекрасный запах виски, Тэхен сморщился и отодвинулся.  — Ну и чего ты морщишься? Мне нечем было запить таблетки. До воды в кране надо было идти дольше, чем до бутылки, — как бы оправдываясь, Чонгук поймал себя на мысли, что какого-фига-я-перед-ним-вообще-распинаюсь, и заткнулся. — И вообще, я человек, не вини меня.  — Отсылка к песне, которую я кидал тебе?  — Айм онли хьюман… — послушно пропел тонсен, и Тэхен прыснул со смеху. Утром с ним было классно гулять. Что-то щебечущий на ухо басистый голос, что-то поющие птички, свежесть и красное рассветное солнце прямо напротив темных глаз — Чонгук доволен и счастлив, и никакая болезнь его не сломит, и никакая курсовая не застоится и не запылится, и никакие преподы не доебутся до него, такого счастливого и плывущего в этом потоке сплошного духовного удовольствия. У каждого человека наступает такой период. Пообщавшись с теми людьми в то время, он невольно начинает замечать, что день проходит просто отлично — и причиной тому не столько удача или благоприятное настроение окружающих, сколько собственное отношение к возникающим ситуациям и проблемам. И оно в большинстве случаев положительное. Чувствуя же такое изо дня в день, человек налаживает некоторые дела — дописывает сложную работу, налаживает отношения с окружающими, находит ответы на волнующие вопросы или успокаивается. В простонародье этот период зовется вдохновением. А у кого-то это ассоциируется с влюбленностью. Мнение Чонгука о таком явлении в его настроении ассоциировалось именно с первым словом. И этим же утром он хлопнул Тэхена по плечу:  — Ты мне напоминаешь музу.  — Хочешь, чтобы я тебе на ухо ночью шептал словечки, а ты из них писал стихи? — весьма правдоподобно удивился Тэхен, но руку не убрал, будто готов к этому, и Чонгук, улыбнувшись самой милой улыбочкой на свете, кивнул. — Велика честь, мне бы себя вдохновить.  — А что, пишешь что-то?  — Ну да. Курсовая. Но в нее я заглядываю, дай памяти поработать, — он прикусил губу, уставившись в небо, и повисший на его плече Чонгук засмотрелся на его лицо, — раз в неделю. Проверить, не внес ли кто изменений.  — Но ты же их не делаешь, изменения, — уточнил Чонгук, а потом, вникнув, заржал и захлопал по спине старшего. А следующим утром Тэхен написал Чонгуку смс-ку, где говорил о том, что какой-то козел сбил его на своем байке. Чонгук примчался по сказанному адресу, судя по ощущениям, полностью седой, а Тэхен уже стоял на другой стороне перехода и потирал ушибленные места содранными в кровь ладонями. В той же кофте, только футболка теперь белая.  — Пидор блять, — он ругался сквозь сжатые зубы, щупая подвернутую ногу.  — И чего ты лез тогда? Или ты опять в наушниках ходил? - поняв, что все не так плохо, расслабленно поинтересовался младший.  — Да это уже четвертый раз за месяц! Просто у кого-то мания на меня, вот он и прикидывается кем-то другим, берет чужой байк и ебошит на меня все сто, — выплюнул сквозь зубы Тэ, а Чонгук покашлял в кулах, сдерживая смех. В рюкзаке Тэ нашлась бутылка воды.  — Я тебе воду на руки полью, помой их. Рыжий хмуро отмыл ошметки кожи и, шипя, оперся о плечо Чонгука.  — Я не запомнил номер, — пожаловался он.  — Тут вон камера стоит. Такого клоуна, как ты, вряд ли пропустят мимо глаз. Напишем заявление?  — Идет он в задницу просто, — Тэхен испуганно сморщился, представив, сколько нужно будет долбаться с полицейскими. — Будешь со мной ходить? — и, объясняясь. — Просто когда я с кем-то иду, до меня никакие машины и байки не доебываются. Охуеть теперь, — думает Чонгук, но по инерции кивает и уже после жалеет, что не отказался. Хотя, в принципе, он только за — с хёном интересно и весело, а ходил он один в этом месяце и вправду всего четыре-шесть раз — о чем писал несчастному Чонгуку — и это определенно навевало некоторые мысли о том, что это либо роковая судьба, либо жестокий розыгрыш, либо у кого-то еще более повернутый мозг, чем у них обоих, раз он додумался до такого. Тэхен во время их прогулок молчал больше, чем говорил. Он смотрел на все что угодно, но только не на Чонгука, и когда младший возмущенно дернул его за плечо от проезжей части подальше, Тэхен испуганно дернулся, словно только-только вспомнил, что он тут находится. В принципе, Чонгук ошибался насчет веселости хёна, и потому во время их прогулок он просто ковырялся в телефоне или говорил полный бред, приходящий в голову время от времени. В скором времени общение людей затухает. Осознавая это, обе стороны отчаянно стараются вернуть все обратно: общаются больше и больше, делятся секретами и мнениями, однако точка невозврата была уже пройдена, и все эти попытки тщетны. Однако эти отчаянные порывы могут исходить только от одной стороны — это если человек, с которым ты общался, не любит разговаривать и делиться мнениями и секретами. Интроверт, проще говоря. И вот тогда, сколько бы ты ни старался, сколько бы ты ни приложил сил — если интроверт не раскрылся тебе хоть раз, он не раскроется никогда. Чонгук, грызя спертую блестящую ручку, только тяжело вздохнул. Не может их с Тэхеном общение так быстро закончиться, ну не может! Так неправильно. Чонгук считает этого долбанутого своим ближайшим другом, ближе Югёма даже. Они еще так много не сделали, так много не рассказали друг другу, в конце-концов. Или, может, Тэхен старается его от себя «оттолкнуть»? «А захуй?» После пар Чонгук попросил Тэ прийти в кафетерий. Длинный-длинный коридор с мягкими диванчиками и большими окнами, выходящими на пылающее лето, много студентов расселось по углам и вдоль светлых стен, и среди них особенно выделялась рыжая макушка старшего.  — Слушай, Гукки, — неважно начал он, почесывая затылок, и Чонгук понял — если он что-то не сделает, Тэхен его сейчас пошлет. И поэтому Чонгук просто нагло сел рядом и взял его за руку. Ну, а как бы, что не так? На самом деле хитрый Чонгук знал из многочисленных книжек по психологии, что так делать можно только в таких ситуациях.  — Бля, нет, не скажу, — Тэхен растянул губы в неловкой и смущенной улыбке, и Чонгук в ответ улыбнулся ему.  — Тогда скажу я, окей? — Чонгук набрал в грудь воздух и нервно задергал коленом. — Если ты сейчас хотел сказать: «Иди нахуй, Чонгук, надоел, я не хочу с тобой общаться», я тебя ударю или пошлю. Так вообще не правильно, понимаешь, по-свински? Судя по взгляду Тэхена, тот собирался сказать вообще не это, но тот кивнул, поэтому Чонгук продолжил.  — И дело в том, что я, как бы, хочу с тобой вести беседы заумные и глупые, — его голос дрогнул, и руки, сжимающие большие ладони, тоже, и мысли тут же смешались в одну сплошную кашу.  — Слушай, Гукки, это вообще не в ту степь тебя занесло, — Тэхен оказался неожиданно пунцовым, нервно кусал губы. — Я, как бы, тоже. Если тебя напрягает мое молчание, то скажу тебе как есть, только не здесь, ладно? Пошли в парк развлечений на выходных? Эта манера переходить с одной темы на другую Чонгуку прям по горло уже. Но он облегченно выдохнул — значит, дело не в этом, а в чем-то другом, и не придется менять форму общения с хёном, не придется быть кем-то другим для него. Мысль о том, что с хёном он ведет себя максимально правдиво, максимально естественно и даже не пытается быть кем-то другим, странным образом обрадовала Чона.  — Я, в общем, хочу покраситься в красный.  — И из-за этого ты со мной не разговаривал?!  — Нет, я просто в мир мысль пустил, — поспешно пояснил Тэхен и вслед своей мысли вздохнул, усаживаясь на скамейку. Чонгук, держа два стаканчика кофе, молча поднял бровь. — Да не смотри ты так, мне и без того тяжело тебе это говорить! История, вышедшая изо рта Тэхена, была такой: Ему было неловко говорить Чонгуку что-либо из своих многочисленных мыслей только потому, что Тэхен просто не привык к тому, что его выслушают.  — Мне привычно высказываться у моего психолога, — признался неохотно он, и Чонгук едва не подавился кофе. — Не удивляйся так. Это мои закидоны, не важно, — отмахнулся он, но Чонгук, не думая, положил руку ему на колено и провел ею вверх. Тэхен вздрогнул и испуганно перевел взгляд на лицо Чонгука: — Ты что делаешь?  — Это из-за шрамов на бедрах? Вернее, из-за этих закидонов у тебя шрамы на бедрах? — спокойно произнес Чонгук, хотя у самого комок в горле застыл. Прошерстив пару десятков сайтов с психологами, разумеется будешь шарить в психологии и «закидонах». Давно можно было понять это, но только сейчас Чонгук решился это спросить. В конце-концов, они уже давно знакомы и пора бы раскрыть хотя бы эти карты. У людей заведено: если ты как-то отличаешься от макета поведения у них в голове, ты изменился, ты странный и ты больной. Увидев на тебе шрамы, они незамедлительно спрашивают, где ты так и кто тебя так, однако если они узнают, что человек сам себя калечит, они не понимают его. Даже не стараются понять и поддержать его. Коптясь в своих переживаниях и тяжелых отношениях с близкими, люди, калечащие себя, приобретают еще более тяжелые заболевания. И Чонгук надеялся, что этот разговор хоть как-то даст понять глупому хёну, что ему можно доверять. Пусть класть ему руку на ноги было стыдно. А Тэхен слишком часто облизывает пухлые губы и краснеет еще больше.  — Да, из-за этих закидонов ты имел счастье видеть мои ляхи, — сухо кивнул он, отпихивая руку подальше. Хотя на самом деле спать нужно аккуратнее. — И, блять, мне просто непривычно, понятно? У меня и моих друзей ни разу не было таких откровенных разговоров, если точнее.  — Так бы и сказал сразу, — обиженно надулся брюнет. — Нет, надо трагикомедию поломать. На деле же, это не была трагикомедия ни разу, а самая настоящая трагедия. После этого вот откровенного разговора Чонгук на выходных стоял под окнами тэхеньего дома и думал, что у него постоянно меняется место жительства, и на сей раз оно более-менее устаканилось — теперь старший говорил о том, что живет с Чимином. С Чимин-хёном у Чонгука не задались отношения сразу, поэтому, не желая, чтобы взаимная неприязнь переходила к открытой агрессии, Чонгук принципиально не заходил к ним двоим в гости. Тэ вышел из подъезда. В этот день он решился надеть мягкие шорты до колена и черную толстовку, и, обоже, почему этот парень не пошел в модели. Чонгук хмыкнул, здороваясь с ним, и они в привычной уютной молчаливой обстановке двинули к парку развлечений. По пути нашлось пару хороших тем для разговора, и дошли они благодаря этому быстро.  — Пошли на горки?  — Пошли! Адреналин вселял желание жить. Чонгук бы даже не стал пристегиваться, но вредный человек, отвечающий за горки, пристально следил именно за ним. Адреналин помогал Чонгуку испытывать эмоции и не затухать. Всякий раз, когда он влипал в какую-либо передрягу, он как никогда близко ощущал это пьянящее чувство — жить. Вы не ошиблись и я не ошибся — есть такое чувство, как жить. И оно ассоциируется у большинства с делами типа: прыгнуть с парашютом, покормить крокодила или пойти драться с тем, кто явно сильнее тебя и победить его. Оно ассоциируется с адреналином, который захлестнул голову, с телом, которое в конце либо сладко ноет, либо с пробирающей до костей дрожью. Тэхен орал так же весело, как и Чонгук. Но после горок он взялся за плечо младшего и на негнущихся ногах выполз из вагончика, зато был безумно счастлив. В их списке аттракционов были пробиты билетики на все самые опасные и захватывающие, и только после повторного катания на горках Чонгук успокоился и потащил Тэхена в более тихое местечко, чтобы перевести дух. Тэхен был бледный и счастливый, и, присев, попросил сахарную вату и стаканчик вишневого сока, когда тонсен предложил перекусить. Еда удивительно сближает. На этой скамеечке они с трудом ели — нужно было ведь ответить на реплику друга своей, и только после этого промочить горло, чтобы, услышав реплику Чонгука о том, что он не прочь прыгнуть с парашютом на следующей неделе, выплюнуть сок в противоположную от родного лица сторону и возмущенно взбухнуть — нет, только не на следующей неделе, не в этой жизни и не со мной.  — Я же там коньки отброшу, это тебе не горки, где все безопасно! — басил на ухо Тэ, а Чонгук, загоревшийся идеей прыгнуть-таки, искал в телефоне, где же можно устроить такой полет. — Чонгук-а, ты что, серьезно?  — Более чем, Тэтэ, — воодушевленно ответил наконец младший, найдя необходимый сайт.  — Больной, блять, — беззлобно отмахнулся Тэ, прекратив попытки воззвать к чему-то здравому. Оба они больные, смысл ему отнекиваться? — Хуй с тобой, один раз живем. Ушли они из парка только когда солнце скатывалось к горизонту и летний зной начал сходить на нет. Тэхен радостно брел по бордюру и напевал под нос популярную инди-мелодию, и держал Чонгука за руку, чтобы не упасть. Сам же младший понимал, что курсовая дописана и совсем скоро они могут уйти на обещанные каникулы. В аккурат на следующей неделе в пятницу. И уже в выходные можно будет пойти с Тэ прыгать.  — Не, ты серьезно? — услышав мнение Чонгука, Тэхен квадратно улыбнулся. — Я за. Как насчет съездить на каникулах к Намджун-хёну? Он предлагал нам — ну, всем, не только нам — на два дня оторваться по полной, девочки и алкоголь, все дела. М? Какой нормальный человек отказывается от такого божеского предложения? Правильно, только самые отпетые. Чонгук таковым не был. И, как бы там не было, учебу надо закрывать. Тэхен попросил с ним больше не ходить вместе до дома, потому что Чимин освободился от своей девушки и теперь Чонгук как минимум будет лишним в их уютном дуэте, как объяснил Тэхен виновато в столовой. (Чимин сидел рядом и недовольно морщил милое личико) Чонгук опять сидел дома в полном одиночестве, снова штрудил конспекты и не мог вникнуть, почему ему так одиноко. В принципе, он и прежде нормально обходился один, и не особо любил людей как таковых, и водился с ними чисто из-за надобности и для удовлетворения. Но на сей раз ему было невыносимо тоскливо. Темы давались ему непривычно тяжело, задачи решались туго, эссе шло так себе и курсовая никак не защищалась, и, стоя напротив зеркала с многочисленными листами, Чонгук хмурился. Такое бывает, когда много и часто общаешься с одним или несколькими людьми, привыкаешь, а потом их от тебя неожиданно отрывают обстоятельства. Чонгук, прекрасно понимая свою привязанность, прикусил губу и устало откинулся на стуле. Привязанность, да? От нее разве сердце колотится так быстро?